Метафизический путеводитель по Москве, интеллектуальная история «шестого чувства», медиевализм к востоку от Дуная, биография Дейнеки, а также записки на бересте аборигенов Восточной Сибири. Иван Напреенко выбрал самые интересные книжные новинки.

Роджер Смит. Чувство движения. Интеллектуальная история. М.: Когито-Центр, 2021. Перевод с английского Н. Жутовской и Н. Роговской. Содержание

Проблематизация очевидного — один из самых эффектных и эффективных способов производства неочевидностей. Идею написать интеллектуальную историю ощущений, которые испытывают люди в процессе движения, можно отнести к примерам подобной проблематизации: с одной стороны, мало кто из нас сомневается в собственной материальности, с другой — для физически воплощенных существ мы крайне мало думаем о том, как мы осмысляем факт оной воплощенности. Между тем, как показывает английский историк и почетный сотрудник Института философии РАН Роджер Смит, кинестезия в принципе тесно связана с нашим познанием — в частности, с абстрактным, казалось бы, делением на субъект и объект и вообще с верой в реальность того или иного явления.

«Чувство движения напоминает слона в посудной лавке специализированных научных областей», поэтому Смит кочует по дисциплинам, которые обычно существуют раздельно, картографируя то, как в умственном горизонте Запада в последние 300 лет возникают активные силы тела. Собственно, пестрота поднимаемых в связи с «шестым чувством» тем и проблем делает эту книгу такой интересной. Автор порхает от учения епископа Беркли о зрении к истокам альпинизма и от первых экспериментов физиологов к эстетике модернистского танца — не минуя соображения Ницше, Мерло-Понти и Гуссерля. Эти рефлективные зигзаги захватывают не на шутку и служат важным дополнением к повсеместным рассуждениям о материальном повороте в современной гуманитаристике.

«Британские пионеры альпинизма тоже исповедовали неразрывность физического и нравственного усилия для воспитания характера. Какой еще мотив нужен для опасного восхождения?»

Андрей Балдин. Московские праздные дни. М.: АСТ, 2021. Содержание

Андрей Балдин — архитектор и книжный график; в 1990-е его узнаваемо подробные фантастические иллюстрации украшали страницы журналов «Пионер» и «Если». «Московские праздные дни» раскрывают талант Балдина как эссеиста, и, хотя это не новинка (первое издание вышло 11 лет назад, еще при жизни автора), об этой книге стоит рассказать.

И вот почему. Как следует из подзаголовка, мы имеем дело с «метафизическим путеводителем по столице». В пунктирной манере автор набрасывает гид по Москве, глядя на нее изнутри православного календаря. Иными словами, это не только и не столько москвоведческие записки, сколько карта церковных праздников, которые наложены на городское пространство, словно шифровальная решетка на текст, и обнаруживают неожиданные откровения и закономерности.

Вот английский механик Христофор Галовей водружает на Спасской башне первые часы, вызывая остановку солнца и мор рыбы; вот будущий император Петр I бежит по Сретенке от регентши Софьи, своим движением выявляя северостремительную ось московского пространства; а вот сам автор погружается в «доисторическую финскую топь» у Даниловского монастыря, живописуя страшную хватку «дна Москвы». По-московски разлапистая психоделическая сумятица? Безусловно. Обаятельно? Еще бы.

«Пластилиновая поверхность Москвы поднимается и опускается по указанию календаря. После Покрова она ощутимо опускается. Собор стремится вверх и оказывается „на рву” — в точке разрыва, и в календаре, и в пространстве».

Мобилизованное Средневековье. Том I. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2021. Содержание

Фантастический успех паблика «Страдающее Средневековье», который дал старт целой книжной линейке (о новинке из этой серии мы писали в недавнем обзоре), наводит на мысль, что темные века как-то особенно милы современному человеку. Авторы коллективной монографии «Мобилизованное Средневековье» развертывают это подозрение, демонстрируя, как устроен медиевализм, т. е. применение всевозможных средневековых образов для осмысления процессов и явлений в Новое и Новейшее время. Механизм, если вкратце, прост: чтобы понять и принять настоящее, особенно, когда скорость его трансформаций неимоверно возрастает, нужна опора на прошлое, причем желательно красивое и удобное для мифологизации.

Медиевализм зарождается в XIX веке, первоначально как элемент романтического мироощущения. В отношении Западной Европы этот феномен неплохо исследован. Но монография обращена к региону, где подобных изысканий практически не проводилось, — на восток от Одера и Дуная. Материалы первого тома показывают, что здесь «колонизация Средневековья» осуществляется преимущественно для добычи ресурсов, необходимых для строительства национальной идентичности. Тому есть объективные причины: именно в Средние века многие из современных стран, впоследствии поглощенных континентальными империями, существовали в виде суверенных государств, будь то Сербская держава Неманичей или чешское Королевство Богемии. В XVIII–XX веках этот самостийный бэкграунд предоставляет материал для сборки актуальной независимости.

Авторы рассматривают проявления медиевализма на широком временном и пространственном охвате, уделяя внимание важным и неочевидным деталям, будь то «миф о Косово» или видеоигры на тему славянского Средневековья. С интересом ждем второго тома, который будет посвящен Российской империи, СССР и постсоветскому пространству.

«Необходимо отметить, что многие персонажи, хорошо известные под устоявшимися названиями, в романах Сапковского получают новые имена: дриады именуются духобабами, а оборотень превращается в допплера и пр.»

Николай Вахтин. Юкагирские тосы. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2021Содержание. Фрагмент

Этнографические записки и лингвистические наблюдения в одном флаконе: руководитель «Центра социальных исследований Севера», филолог Вахтин разбирает феномен юкагирских тосов, т. е. письмен, которые делаются острым ножом на бересте. Автор рассказывает, как их находили и собирали, описывает смыслы всех известных тосов (иллюстрации прилагаются), а также касается вопроса о том, какое место юкагирские письмена занимаются среди других пиктографических систем.

Стоит отметить, что уникальным свойством тосов является деление на мужские и женские. Первые рисунки-записи имеют картографическое значение — например, обозначают промысловые маршруты и ориентированы на внешнее, публичное прочтение. Вторые — это интимные, частные, созданные для внутреннего прочтения послания, которые юкагирские девушки адресовали своим возлюбленным. По данным Вахтина, аналогов у «женских» тосов, в отличие от «мужских», просто нет, юкагиры тут странным образом одиноки.

Книга написана в довольно расслабленном стиле, при этом не уклоняется от стандартов академического исследования. Благодаря этой неформальной манере, рассуждения о хрупкости научного знания, пограничной протописьменной сущности тосов и проблеме их перевода увлекают, даже если вы раньше думать не думали о письменах сибирских аборигенов.

«Вот ветка на берегу. Еще одна лодка, которая харвас называется. Она побольше. Сюда весло и сюда весло [рисует два весла гребных]. А это рули. Значит, здесь люди живут».

Петр Черемушкин. Александр Дейнека. М.: Молодая гвардия, 2021. Содержание

Столп социалистического реализма, самый дорогой советский художник Александр Дейнека в то же время, по всей видимости, один из самых хорошо изученных: достаточно упомянуть, что в 2009–2011 годах по издательской программе «Интеррос» вышел трехтомник, где его жизнь прослеживалась чуть ли не по дням. Казалось бы, что о нем можно сказать нового? И тем не менее сын ученика Дейнеки, журналист и историк искусства Петр Черемушкин набирает ряд неотвеченных вопросов, которые его биография должна прояснить.

Среди них, например, такие: почему Дейнека не писал портреты вождей? как вышло, что всенародно любимую «Оборону Севастополя» не одобряли власти и коллеги? отчего, несмотря на обвинения в формализме, он избежал репрессий и получал самые престижные заказы? почему прославлявший спорт мастер умер от пьянства? Последний вопрос, положим, не слишком интригует, прочие же достаточно существенны для понимания достаточно противоречивой и подвижной личности, которую трудно свести к бронзовому истукану, который воспевал идеальные тела «знатных людей страны Советов» (вспомним серию его макабрических фронтовых рисунков).

На поставленные вопросы Черемушкин отвечает спокойно, чураясь сенсаций и громких заявлений. Неожиданных интерпретаций и хирургического анализа полотен здесь не найти, но удовлетворить интерес к жизни художника в отсутствие иных доступных на прилавке работ этой книгой можно вполне.

«Народный художник России Герман Черемушкин так вспоминал о своей встрече с Дейнекой в то время: <...> „В аудитории с мольбертов смотрели обнаженные в желтых драпировках. Пахло маслом и скипидаром. К нам подошел крепкий, даже кряжистый человек в белой рубашке с короткими рукавами и протянул мускулистую руку боксера. Это был Дейнека”».