Виктор Топоров. О западной литературе: статьи, очерки. СПб.: Лимбус Пресс, 2020. Содержание
Виктор Топоров хорошо знаком российскому читателю. Прежде всего как автор сверхострых рецензий, как яростный критик, ниспровергавший авторитеты и замороженные эстетические вкусы. Как бескомпромиссный публицист, с брезгливостью разоблачавший местечковые мафии — писательские, переводческие, филологические. И еще как дерзкий переводчик. Может быть, самый дерзкий в истории российского художественного перевода. Бросивший перчатку всей ленинградской переводческой школе и отстаивавший право предъявлять читателю живой дух текста, а не бледный буквалистский подстрочник.
У него были ученики, были почитатели, были те, кто относился к нему с известной осторожностью, и были, наконец, заклятые враги, люто его ненавидевшие. Но и те, и другие, и даже третьи всегда соглашались в одном — Топоров не просто дерзок и скандален, он необыкновенно умен и образован. И вдобавок наделен от природы остроумием и чувством слова. Внимательный читатель текстов Топорова всегда различал не только скандал или вызов, но вместе с тем удивительную способность слышать художественную речь и, главное, видел профессиональную работу сильного филолога. Филологическая работа с ее анализом чаще всего скрывалась Топоровым, выносилась за скобки и предъявлялась как результат, как вывод, как окончательная оценка.
Книга «О западной литературе» интересна именно тем, что в ней эти скобки раскрываются, и Топоров предстает перед нами филологом и внимательным аналитиком. Здесь он по-прежнему критик, но в большей степени исследователь и в меньшей — рецензент. Движение мысли для него столь же актуально, сколь и ее результат. Мы видим не только остроумную оценку, мнение, окончательный вывод, как это у Топорова всегда водится, — мы видим всю филологическую работу, которая стоит за ними. Он не отвергает, не разоблачает, а скрупулезно исследует и объясняет. Умный, внимательный читатель в полной мере будет вознагражден.
Книга Топорова интересна и уникальна еще и тем, что тексты, которые она объединяет, вы не найдете в Сети. Многие из них публиковались в 90, 80 и даже в 70-е годы, но в любом случае до нашей эпохи с ее отказом от всякой внятной аналитической мысли в пользу скандалов, готовых мнений, лайков и дизлайков. Вадим Левенталь, составитель этой книги, преданный ученик и друг Виктора Леонидовича, знавший его как никто другой, справедливо заметил, что сам Топоров, вероятнее всего, счел бы свои ранние статьи недостаточно резкими, беззубыми и воспротивился бы их возвращению. В этом заочном споре я полностью поддерживаю Вадима Левенталя. Мне кажется, именно сейчас публикация ранних статей Топорова желательна и даже необходима. Они демонстрируют нам то, каким должен быть внутри себя всякий критик. Несмотря на давность, на иной, кажущийся кому-то старомодным, ритм, они нисколько не утратили свою актуальность. Да, Топоров в них осторожен, сдержан, деликатен, но все равно внимателен, глубок. И даже в эпоху консервативных вкусов, редакционных советов и цензуры он все равно живой, остроумный собеседник, умевший разговаривать с читателем на нормальном, человеческом языке.
В сборник включены вступительные статьи, которые Топоров писал к изданиям немецких, английских, американских, скандинавских авторов (Бенн, Грин, Элиот, Оден, Фрост, Мейлер, Том Вулф); обстоятельные обзоры книжных публикаций, выполненные для серьезных периодических изданий, а также рецензии, но именно те, что написаны подробно, часто с историко-литературными экскурсами. Составитель отобрал, по его собственному признанию (и это очевидно, даже когда бегло просматриваешь оглавление), тексты Топорова, которые посвящены значимым фигурам, значимым проблемам литературы. И все же главное в этом сборнике, повторюсь, те работы, где присутствуют не столько мнение и оценка, сколько анализ и интерпретация.
Показательна в этом отношении рецензия Топорова 1981 года на повесть Макса Фриша «Человек появляется в эпоху голоцена». Очевидно, что повесть не слишком понравилась Топорову, она показалось ему излишне головной, надуманной, недостаточно глубокой. Но эту заключительную оценку предваряет крайне подробный анализ поэтики и эстетики Фриша, филологическое приближение к автору, умение встать на его позицию и в то же время, включив историко-литературный и историко-культурный анализ, дистанцироваться от нее.
Речь, разумеется, не только об этой конкретной статье. В каждом своем тексте Топоров — высококлассный филолог, владеющий разными уровнями интерпретации. И в этом качестве он — продолжатель научных традиций Ленинградского университета. Мы хорошо помним остроумные рассказы Топорова об университетских годах, его крайне язвительные характеристики однокашников. Но всякий раз, когда речь заходила об учителях — Б. Я. Геймане, Н. А. Жирмунской, М. Л. Тронской, Е. А. Данциг, — тон его высказываний неизменно менялся на уважительный, ну или, по крайней мере, фамильярно-уважительный.
Будучи ярким, независимым человеком, он, безусловно, понимал, что является учеником (пусть даже не готовым быть прилежным) своих учителей. И что в полной мере состоявшись как переводчик и критик, он развивает ту линию, которую именно они вычертили в гуманитарном знании. С учителями, представителями ленинградской филологической школы, Топорова роднили не только методы и подходы. Его с ними объединяли художественный вкус, чувство слова и — главное — образованность. Впрочем, школу по-настоящему обретает тот, кто вовремя ее покидает. Топоров, закончив немецкое отделение ленинградского университета, покинул школу. Не в буквальном смысле, не физически. Как раз «физически» он здесь часто появлялся спустя годы: приходил на конференции, читал лекции в качестве приглашенного преподавателя, вел семинары. Дело в другом. Топоров, как показывает эта книга, преодолел аскетичный академизм, сухость филологического высказывания, осторожность научного суждения. Он в любой момент был готов подчеркнуть свое мнение, оживить мысль сильной метафорой, разоблачить расхожее «общее представление». Что, однако, нисколько не мешало ему сохранять филологический профессионализм.
Статьи о немецкоязычной поэзии и прозе, безусловно, самые сильные в сборнике. Анализируя поэтику и эстетику Бенна, Хаймито фон Додерера, Юнгера, Макса Фриша и увлекательно рассказывая о чуть менее известных фигурах, Топоров выступает как опытнейший филолог-германист. Впрочем, английская и американская линии сборника ничуть не уступают немецкой. Здесь Топоров — уж поверьте американисту — демонстрирует поразительное знание нюансов английской и американской ментальности, ключевых фигур и тенденций. Статьи о Томе Вулфе, Грине, Сильвии Платт, Стайроне, Мейлере крайне обстоятельны и интересны. Даже в тех случаях, когда формат статьи не предполагает анализ художественных нюансов, Топоров всегда крайне точно фиксирует базовую проблему, которая оказывается ключом к творчеству автора. Именно так это происходит в статьях о Лоуренсе и Генри Миллере, об Элиоте, Одене, Фросте.
Книга построена не по «национальному признаку»: составитель Вадим Левенталь избрал несколько иную логику, более оправданную, справедливо рассудив, что жанровое сближение весомее национального. В ней три раздела. Первый посвящен поэзии, второй — прозе, последний — текущей литературе и литературной политике. В последнем разделе чуть больше того Топорова, которого мы знаем по статьям последних лет: здесь больше резких суждений, бескомпромиссных оценок, колкостей и язвительных замечаний. Но и в этом разделе присутствует аналитика, которая делает Топорова не просто критиком, а подлинным просветителем. Книга также снабжена библиографией публикаций Топорова, что добавляет ей ценности. Это библиография пока не полная. Она охватывает период с 1979-го по 2005 год; коллеги лишь начали свою работу, но будем надеяться, что они в обозримом будущем ее завершат.
Составитель сборника тепло поблагодарил тех, кто ему помогал в работе над этой книгой: Аглаю Топорову, Анастасию Козакевич и Анастасию Сопикову. Я присоединяюсь к этой благодарности и поздравляю издательство «Лимбус Пресс» с выходом замечательной книги.