Авишай Маргалит. Достойное общество. М.: Новое литературное обозрение, 2021. Перевод с английского В. Ю. Михайлина и Н. В. Михайлина. Содержание
Авишай Маргалит — очень интересный гражданин своего отечества. В конце 1970-х он примкнул к антивоенной организации «Шалом ахшав», а затем вошел в руководство «Бецелем». Обе эти структуры выступают за урегулирование арабо-израильского конфликта и ликвидацию незаконных еврейских поселений на Западном берегу реки Иордан. Они внимательно мониторят соблюдение прав человека на оккупированных территориях и предали огласке множество преступлений, совершенных военными против гражданских лиц. Этого достаточно, чтобы в глазах значительной части израильского общества Маргалит выглядел опасным леворадикалом и врагом государства, кем он, уважаемый профессор Еврейского университета в Иерусалиме, конечно, не является. Но уже этих строк в биографии Маргалита достаточно, чтобы говорить о нем как о человеке порядочном, что всегда только красит философа.
Книгу «Достойное общество» (The Decent Society) он написал в 1996 году, то есть ровно четверть века назад. По его собственному признанию, стимулом для написания этого труда послужили беседы с участниками первой интифады, вооруженного восстания палестинских арабов, а также с многочисленными евреями, прибывшими в Израиль после краха соцлагеря. «Достойное общество», однако, не задумывалось в качестве комментария к актуальным событиям в отдельно взятом регионе, и время показало, что проблемы, описанные Маргалитом 25 лет назад, и сейчас не нашли мало-мальски адекватного решения.
Основную идею книги можно с известной долей упрощения описать следующим образом. Маргалит видит два типа общества, к которым должно стремиться человечество: общество достойное и общество справедливое. Достойное общество — это общество, ни один член которого не подвергается унижению. Справедливое общество — это такое общество, которое уважает каждого своего члена. На первый взгляд здесь видится тавтология, однако Маргалит сразу дает пояснение. Почти каждый из нас согласится с тем, что уважение к человеку есть благо, а его унижение — зло. Израильский философ полагает, что разумнее и вообще реалистичнее стремиться к отсутствию зла, чем к наличию блага. Именно поэтому идея достойного общества ему кажется более привлекательной, чем идея общества справедливого.
И здесь есть очень важный момент, который наверняка сегодня заинтересует читателя, принадлежащего к любому политическому лагерю. По Маргалиту, общество всеобщего благоденствия не является синонимом достойного общества. Не является им и общество, в котором тщательно соблюдаются права человека. Более того, при определенных условиях то, что мы назвали бы диктатурой, может претендовать на звание достойного общества, а демократия далеко не всегда гарантирует соблюдение человеческого достоинства.
За примерами Маргалиту далеко ходить не надо. Его родной Израиль — это вне всяких сомнений общество всеобщего благоденствия и демократия в ее общепринятой западной модели. Однако его ни в коей мере нельзя назвать достойным обществом, поскольку даже те арабы, что имеют паспорт с синей обложкой, не включены в него в полной мере: они де-факто лишены социальных льгот и привилегий, а многие из них вообще считают постыдным само обладание израильским гражданством. При этом любой лоялист возразит: у нас даже на дорожных указателях надписи на иврите продублированы арабскими, чего им еще надо? Но, видимо, право человека на чувство собственного достоинства не ограничивается формальностями. То, что государственная программа толерантности к арабскому населению носит чисто декларативный характер, мы до сих пор наблюдаем всякий раз, когда, скажем, мусульманам вновь запрещают посещать иерусалимскую мечеть Аль-Акса.
Впрочем, ситуация на Ближнем Востоке слишком эмоционально заряжена для затеянной Маргалитом дискуссии. Сам он приводит еще один пример, при анализе которого вряд ли у кого-то будут задеты политические чувства. Этот пример — Швейцария, европейская страна, в XX веке ставшая едва ли не именем нарицательным для обозначения благополучного (и даже слишком) образа жизни. Швейцария не ввязалась во Вторую мировую войну, в рейтинге индекса человеческого потенциала она стабильно в лидерах, сообщений о нарушениях прав человека из нее вроде бы не поступало. Чем это не идеал государства в самых современных представлениях? Однако Маргалит предлагает вернуться в 1970-е годы, когда швейцарское благополучие уже было таким, каким мы его представляем, однако в обществе не хватало одной важной детали. А именно — женщины в конфедерации не обладали правом голоса. Разве это не перечеркивает все остальные аспекты, делающие страну столь комфортной для проживания? Для Маргалита ответ на этот вопрос не вызывает никаких сомнений: Швейцария начала 1970-х годов не является достойным обществом. И дело, согласно его мысли, не в том, что часть членов общества лишена какого-либо права, а в том, что она им не наделена. То есть представителей части общества (в данном случае — женщин) не считают достаточно самостоятельными для волеизъявления. Их считают не вполне людьми, и такое отношение Маргалит находит однозначно унижающим.
В рассуждениях о связи между правом на достоинство и обществом, которое его либо гарантирует, либо систематически отвергает, Маргалит отталкивается от двух философских идеологий, которые он считает полярными. Это анархизм и стоицизм. Первая идеология отрицает любые государственные институции как унижающие человека, вторая, напротив, видится Маргалиту торжеством лоялизма — нет такой внешней силы, которая может заставить стоика чувствовать себя униженным, а раб Эпиктет и император Марк Аврелий в равной степени являются столпами этого учения.
Уже одно это противопоставление говорит о Маргалите как о философе если не смелом, то по крайней мере дерзком. Ведь при желании не составит особого труда найти истоки анархизма в стоицизме, а среди стоиков обнаружить не только благоразумного Эпиктета, но и отчаянного Гая Блоссия, руководившего одним из восстаний рабов в Риме.
Еще интереснее Марголит объясняет, почему, на его взгляд, анархический проект не может быть реализован: хотя бы потому, что он содержит фатальное внутреннее противоречие. По справедливому суждению философа, ликвидация государственных институтов неизбежно приведет к снижению уровня жизни людей, а это само по себе будет унижением человека, неприемлемым для анархистов. То есть Маргалит, по сути, прямо ставит знак равенства между достоинством и достатком (или, если угодно, доступом к благам, которые мы определяем для себя как данные по праву рождения). Естественно, многие анархисты, чьи аскетические практики могут служить примером для иных верующих, с Маргалитом бы не согласились, указав, что с их точки зрения коллективный отказ от благ в пользу равенства и солидарности не унизил бы, а, напротив, возвысил человеческий род. Более того, в христианской цивилизации бедность никогда вроде бы не считалась пороком, а вот к богатству и вообще к идее обогащения у нас исторически относятся настороженно. (Об этом, впрочем, автор и сам вспомнит через две сотни страниц, но уже совершенно по другому поводу.)
Подобные старт вызывает недоумение. Лично у меня нет четкого объяснения, почему разговор об основополагающих проблемах этики Маргалит начал именно с критики анархизма — явления в высшей степени интересного, но вроде бы не претендующего на доминирование в современном политическом мейнстриме. Я могу лишь предположить, что израильский философ испытывал потребность в структурировании своих возражений Ноаму Хомскому, полемику с которым он ведет по меньшей мере со времен Ливанской войны (с подачи Маргалита одна колумнистка «Нью-Йоркера» даже назвала Хомского «бухгалтером дьявола»).
Как бы то ни было, несмотря на спорность подобного зачина, он ловко придает книге столь необходимый полемический заряд. Который — еще одна странность «Достойного общества» — тут же оборачивается весьма докучливым экскурсом в историю этики от Платона и Аристотеля до Канта, занимающим добрую сотню страниц. К счастью, ближе к середине книги это мучение заканчивается, и сам текст Маргалита становится заметно энергичнее. Когда автор переходит к рассмотрению конкретных вопросов, видно, что прикладная сторона этики ему самому куда интереснее дежурных лекторских упражнений.
Остановиться хочется на нескольких эпизодах «Достойного общества», которые кажутся особенно актуальными в наше время.
Сейчас из-за эпидемии ковида все ведет к тому, что вакцинация повсеместно станет обязательной. Как вы наверняка заметили, у этой вроде бы разумной идеи нашлись многочисленные противники, некоторые из которых настроены крайне решительно. Антипрививочное движение со стороны кажется глубоко иррациональным, а его массовость заставляет порой усомниться в оптимистических взглядах на человеческую природу. В принципе, понятно, что многие «антиваксеры» становятся жертвами специфической религиозности или самых невероятных теорий заговора. Но если мы будем смотреть на эту проблему под привычным углом, у нас быстро сломается понятийный аппарат. Недавнее исследование показало среди прочего, что степень одобрения или неодобрения вакцинации у граждан, судя по всему, никак не связана с уровнем образования. Также нет очевидной корреляции между одобрением вакцинации и доверием к государству (так, Непал находится в лидерах одновременно и по положительному отношению к прививкам и по отрицательному отношению к органам власти).
Однако если взглянуть на проблему с точки зрения, которую Маргалит выбрал, размышляя об аналогичных движениях, возникших при компьютеризации бюрократии, якобы иррациональная логика противников вакцинации станет более понятной. Самые дикие (и потому самые живучие) теории заговора, связанные с ковидом, обращаются к уже почти архетипической формуле «ИНН — печать Антихриста». Дескать, некий условный Билл Гейтс хочет присвоить всем идентификационный номер, по которому можно будет отслеживать и контролировать каждую человеческую единицу. Вот как Маргалит описывает механизм мышления, провоцирующий иррациональное сопротивление электронным паспортам:
«Превращение человека в число означает, что его идентификатор заменили на другую, насильно навязанную идентичность. Это происходит в тех случаях, когда в качестве единственной отличительной черты, связанной с идентичностью человека или целой группы, институты данного общества признают числовой идентификатор».
Для человека, подобным образом взглянувшего на вопрос введения электронных паспортов, больше не работают разумные доводы о том, что эта мера призвана облегчить нам всем жизнь. Для него остается лишь осознание того, что его чувство собственного достоинства было грубейшим образом нарушено, причем в самых корневых его основах. А чувство собственного достоинства, как ни странно, не имеет классовой принадлежности.
Схожие механизмы запускаются и в других сферах, где поводом для конфликта становится навязанная идентичность. В XXI веке кажется странным, что языковой вопрос может служить мощным орудием политических манипуляций, мобилизирующим массы. Маргалит объясняет это так. Социолог Т. Х. Маршалл выделил три компонента, благодаря которым человек может считаться полноценным гражданином. Он должен обладать гражданством юридическим, политическим и социальным. К этой триаде Маргалит предлагает добавить «символическое гражданство, подразумевающее долю в символическом богатстве нации». Желающий его получить человек, безусловно, должен полностью разделять ценности общества, выраженные на символическом уровне.
И не потому ли, допустим, русскоязычные «неграждане» стран Балтии остаются по сути людьми второго сорта, что вовсе не некая якобы присущая им лень не дает им выучить эстонский язык и получить «настоящий» паспорт, а потому, что одна лишь мысль о возможности экзамена на право жить в своей стране им кажется унизительной? «Сам факт того, что общество, с которым они даже себя не отождествляют, отказывает им в <...> товарах и услугах, воспринимается ими не только как несправедливость, но и как унижение», — пишет Маргалит о схожей ситуации с палестинскими арабами. Если согласиться с ним, то именно так и работает логика меньшинств, независимо от того, живут они в горячей точке на Ближнем Востоке или в стране, входящей в Евросоюз.
Еще более актуальными кажутся рассуждения Маргалита на тему общества всеобщего благосостояния. Философ не дает однозначного ответа на волнующий сейчас многих вопрос о целесообразности безусловного базового дохода, однако указывает на достаточно неочевидный этический аспект этой проблемы. Дело в том, что общество всеобщего благосостояния невозможно без мощного бюрократического аппарата, занимающегося справедливым распределением ресурсов. А бюрократия сама по себе, считает Маргалит, является мощным инструментом унижения человека через все то же превращение его в обезличенную статистическую единицу. Здесь философ вводит очередную дихотомию, которых в книге и так в избытке. На этот раз он противопоставляет «общество милосердия», которым руководит филантроп, и «общество благосостояния», которым руководит чиновник. И, к счастью, делает выбор в пользу последнего, пусть и с явным неудовольствием:
«Если общество всеобщего благосостояния и выиграло это состязание, то исключительно по очкам, а не нокаутом. Я имею в виду, что общество милосердия не обязательно становится недостойным в силу унизительных практик подаяния, тогда как достойное общество не обязательно будет представлять собой общество всеобщего благосостояния, но может существовать и в форме общества милосердия».
Вообще Маргалит в своей страсти к дихотомиям, как мне кажется, упускает из виду существенный момент, который заключается в том, что одна из противоположностей имеет свойство перетекать в своего антипода, а порой даже порождать его. Приведу такой умозрительный пример.
Предположим, основанный Алексеем Навальным «Фонд борьбы с коррупцией»Признан в России экстремистской организацией, выполняющей функции иностранного агента. провел расследование, которое установило, что высокопоставленный чиновник Х обладает незадекларированным имуществом, стоимость которого в десятки тысяч раз превышает его официальный доход. Более того, выяснилось, что деньги, на которые чиновник X купил оснащенную вай-фаем клетку для попугая с инкрустированным костями панды основанием из бельгийского мрамора, были украдены из средств, выделенных на покупку одежды для воспитанников детского дома в городе N, мэрию которого возглавляет однокурсник чиновника X.
Последняя деталь, несмотря на то, что в пересчете на денежный ущерб она представляет собой каплю в море, именуемом «дело чиновника Х», наиболее остро задевает публику, которая начинает штамповать мемы про клетку из бельгийского мрамора и делиться ими в твиттере. Логика, предложенная Маргалитом, подсказывает, что такое поведение иррационально, поскольку, очевидно, апеллирует к сиюминутному чувству справедливости. И действительно, народное возмущение в нашей воображаемой ситуации, скорее всего, вызвала бы не общая стоимость владений чиновника Х, а то, что он купил себе вещь, без которой мог бы обойтись, отобрав предметы первой необходимости у тех, кто в них нуждался.
Собственно, идеологические и политические оппоненты того же Навального именно это и ставят ему в вину — дескать, в своем популизме он обращается к эмоциям, которые им кажутся низменными. Довольно нехитрыми ходами чувство справедливости, считающееся благом, превращается в чувство зависти и даже в то, что у нас называют словцом «шариковщина».
В общем-то, на этом конфликт можно было бы считать исчерпанным, но чиновник X, почувствовав, что его право на чувство собственного достоинства было попрано, обратился в судебные инстанции. Те, в свою очередь, сперва заставили его обидчиков выплатить денежную компенсацию за моральный ущерб, а затем и вовсе признали их экстремистской организацией. Но и этим они не ограничились, а успокоились лишь тогда, когда философы из надзорных инстанций додумались до того, что язык определяет сознание, и распорядились все упоминания организации Навального в СМИ сопровождать ремаркой о ее правовом статусе.
И тут происходит неприятная вещь. Сперва я как гражданин Российской Федерации вместе с остальными возмутился из-за явленного (хотя и не подтвержденного судом) факта пусть абстрактной, меня не касающейся, но оттого не менее вопиющей несправедливости. А затем последствия всей этой истории, к которой я вроде бы не был причастен, коснулись и меня лично, заставив меня как редактора сайта «Горький» вписывать примечание со словами об экстремистской организации. И здесь некая условная несправедливость, да еще и вроде как не доказанная, становится вполне ощутимым актом оскорбления моего достоинства, ведь в мой текст вторгается не коллега, которого я уважаю и к мнению которого прислушиваюсь, а некая невидимая сила, которая может даже не подозревать о существовании сайта «Горький». Но еще большее чувство унижения я испытываю, осознавая, что в такой же ситуации оказались тысячи людей, работающих над тем, чтобы людям было что почитать, и это унижение становится институционализированной нормой. Это заставляет подумать крамольную мысль: там, где презирают справедливость, вообще очень легко отказываются и от достоинства. И наоборот — отказ от собственного достоинства дает широкий простор для попрания элементарной справедливости.
Читатель возразит (и правильно сделает), что я в своем примере смешал в одну кучу причину, следствие и еще множество факторов, никак друг с другом не связанных. Но я хотел лишь продемонстрировать, что те же «справедливость» и «достоинство» — понятия настолько смежные, что их противопоставление может быть легкомысленным, если не безрассудным, а красивая дихотомия далеко не всегда оказывается надежным фундаментом для дальнейших умозаключений.
В конце концов, все мощные эмансипаторные движения последнего времени так или иначе апеллируют к справедливости через достоинство и к достоинству через справедливость. И книга Авишая Маргалита, несмотря на описанные мной недостатки, хотя бы тем замечательна, что заставляет вспомнить об истинных значениях этих основополагающих понятий, которые день ото дня все тщательнее вытираются из нашего сознания.