Джон Фэи. До чего же довел меня блюграсс. Блюзы и монстры, которые разрушали мою жизнь. М.: Издание книжного магазина «Циолковский», 2021. Перевод с английского Георгия Осипова
Люди делятся на две большие категории: одни считают, что фамилия Fahey произносится как «Фейхи», другие настаивают на том, что все-таки «Фэи». Этим свифтовским спором обычно начинаются и заканчиваются все диалоги о музыканте, художнике и писателе, которого мы для удобства будем звать Джон Фахей.
В 2003 году журнал Rolling Stone опубликовал собственный рейтинг величайших гитаристов в истории музыки. На 35-м месте оказался Джон Фахей — следом за Ли Ранальдо и Терстоном Муром из Sonic Youth, которые наверняка удивились тому, что сумели подвинуть своего учителя, радикально обновившего американскую гитарную музыку, сделав традиционно демократическим кантри и блюзу прививку авангарда и заложив основы того, что сейчас называют дроун-фолком.
Родился Фахей в самой обыкновенной буржуазной семье, обосновавшейся в Вашингтоне. В юности перебрался на Западное побережье, где поступил в Калифорнийский университет и защитил магистерскую об отце дельта-блюза Чарли Паттоне. Тогда же Фахей добивается первого признания: идет в гости к Джону Пилу и работает над саундтреком к Zabriskie Point.
Впрочем, музыкальная карьера ему была безразлична, поэтому вскоре Фахей стал добровольным отшельником, много пил и практически ни с кем не общался, предпочитая человеческому обществу компанию кота. В 1980-е и начале 1990-х он перебивался записью рождественских альбомов и, наверное, скончался бы в полной безвестности, если б его не вытащил из бытия продюсер Джим О’Рурк, работавший с Sonic Youth и Stereolab. Вместе они сделали лучшие записи Фахея, некоторые из которых, правда, вышли уже после его смерти.
В 2000-м, за год до скоропостижной кончины музыканта, в издательстве чикагского лейбла Drag City вышел сборник малой прозы Джона Фахея How Bluegrass Music Destroyed My Life, теперь выпущенный и на русском под заглавием «До чего же довел меня блюграсс».
Рассказы Фахея — прямое продолжение его музыкальных опытов, на первый взгляд по-американски простых и демократичных, а на деле — глубоко интеллектуальных и принимающих самые неожиданные обертоны, порой жизнеутверждающие, но чаще фатально мрачные. Формально главный герой книги — сам Джон, вспоминающий свою жизнь, но на самом деле в центре повествования оказывается столь милая сердцу каждого консерватора «старая Америка» белых англосаксонских протестантов. Вот только специфический черный юмор писателя беспощадно разрушает чинный фасад послевоенного застоя, за которым он обнаруживает секты малолетних сатаногитлеристов, вампиров-педофилов и подростков-кроссдрессеров, коллекционеров крайней плоти, оккультных стриптизерш, организованные группы поедателей детей и прочих первертов на любой вкус. В этом берроузовском паноптикуме даже всемирно известный режиссер, живой на тот момент классик, оказывается полубезумным маньяком с повадками киношного Дракулы:
«Как только ему показалось, что он смог убедить меня в своей актуальности, мы перешли в небольшой кинозал внутри студийного помещения. Я ожидал увидеть что-нибудь авангардное, учитывая его репутацию мастера в делах такого рода. Но мне показали кое-что другое.
Какой там „авангард”...
Мэтр поставил жуткую и длинную порнуху.
Где около двадцати <...> пар коллективно тараканились посреди какой-то пустыни в таких комбинациях и позах, что я попросту испугался, так что я ее по-настоящему и не смотрел.
<...>
Он заставил меня посмотреть это один раз, оказалось мало.
И мы еще два раза посмотрели его полностью.
Когда включили свет, я тут же выпалил: до чего же хорошее у вас кино, мистер Антониони!»
Проза Фахея, как и его музыка, демонстративно примитивна, предпочтение он отдает телеграфному стилю с рублеными фразами и простыми предложениями. Однако именно такая манера делает письмо предельно уязвимым, выставляя напоказ любую фальшивую ноту, которых, впрочем, Фахей никогда не берет. А вот для переводчика — это настоящий вызов. Ведь форма, выбранная Фахеем, служит огранкой для очень своеобразного языка, полного сленга, хитрых каламбуров и неожиданных апелляций к Гегелю, Ясперсу, Хайдеггеру и прочим светлейшим умам человечества (преимущественно немецким, уж очень ему нравится играть на послевоенной германофобии, замешанной на ура-патриотизме). Существует масса примеров того, как подобная литература, важная для западного контекста, в переводе на русский не вызывала ничего, кроме неловкости и недоумения. К счастью, Фахею повезло с переводчиком, оказавшимся конгениальным автору оригинала.
Джон Фэи. Фото: Bettina Herzner
Русскую версию «Блюграсса» соорудил Георгий Осипов — и лучшей кандидатуры на роль переводчика при Фахее вряд ли можно было найти. Осипов, он же Граф Хортица, — писатель, музыкант, большой знаток всякого обскурного ретро, ведущий легендарной программы «Трансильвания беспокоит», в свое время изрядно поплавившей мозги благодарных радиослушателей. (Подробно о его взглядах на жизнь и тому подобное читайте, например, в интервью, которое у Графа взял наш коллега Иван Мартов).
Осипову удалось блестяще уловить и передать характерные интонации Фахея — выдающегося интеллектуала, из любви к искусству и странным приколам притворяющегося заурядным обывателем. Его письмо наполнено субверсивным юмором про секс, нацистов, евреев и прочую неполиткорректность. При этом, несмотря на маску грубияна-мизантропа, Фахей почти никогда не опускается до площадной ругани, издевательски оставаясь в рамках языковых приличий. Передавая такой говорок, очень легко превратиться в Стива Бушеми, исполняющего гэг про «How do you do fellow kids?», но Осипову хватает чувства языка и градуса любви к автору, чтобы этого не делать.
Но вернемся к книге. Под одной обложкой собраны 13 рассказов — некоторые очень маленькие, некоторые довольно большие. Легенда гласит, что рукопись «Блюграсса» Фахей вечно носил с собой в кармане, как и подобает гениальному безумцу, изрядно затерев ее и пропитав парами виски, которым подрывал свое здоровье, перебравшись в захолустный Салем, штат Орегон.
Если хочется жанровых ярлыков, то прозу Фахея, наверное, стоит обозвать «лирической сатирой», объектом которой становится все, что всплывет в причудливо организованной памяти автора. Мир и людей герой Фахея не то что не любит, а просто снисходительно ненавидит. Чтобы разобраться в этой своей невротической мизантропии, он прибегает к самопальному психоанализу и, разматывая запутанную проволоку памяти, приходит к выводу — во всем виноват блюграсс, самая белая, невинная и коммерчески успешная производная кантри и блюза:
«Блюграсс и блюз — это ярость и страх, тревога и дрожь, враждебность и пропаганда, и большей злобы, чем в его звуках, нигде больше нет».
«У меня начались приступы классовой ненависти, позывы на террор. Но у меня не было слов, чтобы как-то обозначить мое состояние.
Все верно — из-за музыки блюграсс я стал чудовищем».
«Блюграсс навевает либеральные настроения, внушает извращенные вожделения, делает похотливым, гневливым, антиобщественным психопатом, бандитом, ящером, отщепенцем и неудачником. Блюграсс — зло».
«Мандолины и банджо — исчадие зла. Я давно это понял. Блюграсс тоже придумал Пан, сеющий панику звуками неизвестного происхождения».
Джон Фэи. Фото: Bettina Herzner
Конечно, можно предположить, что Фахей и правда разоблачил блюграсс как подлинную музыку Сатаны, но, скорее всего, он просто жестоко смеется над американской традицией мемуарной прозы XX века, помешавшейся на фрейдизме (вспомните хотя бы автобиографию Теннесси Уильямса, тоже разворачивающуюся в мелодраматическом антураже идеальной Америки). Укладываясь на воображаемую кушетку психотерапевта, он на самом деле заманивает в нее американские коллективные неврозы: скрепу Холокоста, органично уживающуюся с бытовым антисемитизмом, доходящий до абсурда прагматизм, не мешающий верить во всякую нечисть и порой даже видеть ее собственными глазами, показную набожность, за которой прячется сам Дьявол.
В макабрическом мирее фахеевой Америки индульгенции достойны только классики блюза — первой и единственной настоящей любви автора (ну или его артистической маски, если угодно). Когда Фахей вспоминает об этой своей любви, «Блюграсс» превращается в иллюстрированную энциклопедию блюзовой музыки в ее лучших проявлениях. И если вам почему-то не кажутся смешными зигующие дети, восславляющие Сатану, то хотя бы в порядке качественного музыкального самообразования обязательно полистайте этот памятник брутальному остроумию и заодно его великому носителю.