Зак Коуп. Разделенный мир. Разделенный класс. Глобальная политическая экономия и стратификация труда при капитализме. М.: Based Press, 2022. Перевод с английского Г. Цыганкина, Ю. Дергунова, Г. Троценко. Содержание
Главный посыл книги «Разделенный мир. Разделенный класс» заострен до скандальности: автор утверждает, что расизм, белый национализм и ряд мнимо интернационалистических идеологий первого мира (в первую очередь социал-демократия) являются не продуктами ложного классового сознания и не трагическими заблуждениями, но рационально адекватной реакцией большей части населения мировой метрополии на собственное положение. Более того, согласно Коупу, именно шовинистические идеологии сильнее всего укоренены в сознании европейского и североамериканского рабочего класса. Его линия аргументации вкратце такова:
1. Зарождение капитализма в Европе во многом обязано богатству, награбленному в колониях; индустриализация также была осуществлена благодаря — помимо сверхэксплуатации разоренных европейских крестьян — сверхэксплуатации коренного населения колоний и работорговле; наконец, богатство сегодняшнего первого мира зиждется на неоколониальном господстве.
2. Рабочее движение в Европе достигло значительных успехов, а европейские государства озаботились социальными вопросами именно тогда, когда грабеж колоний достиг своего апогея — на рубеже XIX и XX веков. Благодаря колониальным сверхприбылям были обеспечены разные виды социального страхования, постоянный рост заработных плат и т. д.
3. Социал-демократическое и профсоюзное движения Западной Европы и Северной Америки всегда осознавали, что улучшить положение рабочего класса своих стран можно только при условии сохранения колониальной, а позже империалистической системы; колониальное господство само собой разумелось и для представителей всех остальных частей политического спектра, исключая коммунистов. Однако и последние в XX веке чаще прибегали к антиколониальной фразе, чем к антиколониальной политике.
4. Упразднение империалистического капитализма неминуемо будет означать серьезное понижение уровня жизни в странах глобального Севера — именно поэтому рабочий класс этих стран кровно заинтересован в сохранении статус-кво и белый национализм будет неизбежно воспроизводиться в их среде. Антикапиталистическая политика сегодня возможна только на пути освобождения третьего мира, в первом же мире она может осуществляться лишь в качестве антипатриотического партизанского движения.
Помимо краткого экскурса в колониальную историю капитализма, значительная часть книги Коупа посвящена политэкономическим доказательствам того, что богатые страны сегодня действительно выкачивают сверхприбыли из так называемых развивающихся стран, и подсчету этих сверхприбылей. Казалось бы, констатация факта экономической зависимости одних стран от других — не бог весть какая новость. Однако Коуп показывает эту проблему в необычном ракурсе: с помощью нее он объясняет пропасть между стоимостью рабочей силы в богатых и бедных странах — пропасть, в разы превосходящую разницу в производительности труда и квалификации и зачастую вовсе не зависящую от этих параметров. Эти подсчеты нужны ему для того, чтобы переопределить классовое положение работников первого мира:
«Социалисты обычно полагают, что если человек получает зарплату, то он в силу этого обязательно подвергается эксплуатации. Однако если один работник может приобрести продукт десятичасового труда другого работника, затратив на это только час своего труда, то этот работник получает материальную выгоду от эксплуатации другого работника. Иными словами, в тех случаях, когда объем труда в потреблении работника превышает объем труда (стоимость), который он поставляет, то он принимает участие в эксплуатации своего коллеги».
Действительно, нетрудно представить себе товары, которые можно приобрести на, например, минимальную месячную зарплату в Германии — около 1500 евро: если беднейший немецкий работник потратит ее на бананы, то он получит их столько, сколько не смог бы собрать сам не за один и не за два месяца (а если и смог бы, то ведь получение в качестве зарплаты полной стоимости труда — это уже ненормальная ситуация). Бананы собраны людьми, которые едва ли могут прожить на свою зарплату; зарплата же немецкого работника гарантирована государством, перераспределяющим налоговые поступления от транснациональных компаний, занимающихся, в числе прочего, торговлей бананами и в качестве покупателя-монополиста скупающих их за бесценок у компрадорской буржуазии беднейших стран. Пусть это грубый пример, но иллюстрирует он очень простую вещь: многократное превосходство цены рабочей силы в метрополии над ценой рабочей силы на периферии можно объяснять как угодно, но в натуральном выражении она предстает совершенно абсурдной.
И отсюда вытекает уже не столь простая идея Коупа: он считает, что, хотя работники глобального Севера и трудятся по найму, они являются уже не пролетариатом в классическом смысле, но беспрецедентно разросшейся рабочей аристократией. Согласно Марксу, сущностным свойством пролетариата является его положение в качестве эксплуатируемого: пролетарий производит товар большей стоимости, чем получает в качестве заработной платы; разница между этими величинами составляет прибыль капиталиста. Рабочей аристократией в марксистской традиции называется прослойка пролетариата, получающая часть прибыли взамен на политическую лояльность — заработная плата в этой прослойке выше рыночной и может даже превышать стоимость продукта труда «аристократа»; тем самым его источник дохода — уже не только собственный труд, но и часть чужого труда, прежде изъятого в виде прибыли. В таком случае рабочий класс капиталистической метрополии целиком является рабочей аристократией, и если подсчеты Коупа верны, то четверть средней заработной платы стран Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) состоит из сверхприбылей, отрезанных от заработной платы работников вне ОЭСР.
Поскольку рабочий класс первого мира не подвергается эксплуатации (вернее, получает компенсацию, которая может превосходить уровень эксплуатации), то и его коренной интерес заключается не в демонтаже капиталистической экономики, а, напротив, в ее сохранении. Классовый интерес, в свою очередь, ложится в основу идеологии, которая в той или иной форме неизбежно воспроизводится при данных производственных отношениях. Коуп утверждает, что таковой идеологией является расизм. Он может принимать разнообразные формы: в эпоху раннего империализма это был брутальный биологический расизм, необходимый, чтобы оправдать применение рабского труда и геноцид в европейских колониях; в эпоху глобального империализма расизм, по Коупу, принял форму «первомиризма» — уверенности жителей метрополии в своем праве на высокий уровень жизни, основывающейся на сверхэксплуатации работников периферии. Идеологемы первомиризма объясняют высокую стоимость рабочей силы в метрополии технологическим преимуществом, производительностью труда, активностью профсоюзного движения — Коуп же последовательно показывает, как каждый из этих факторов возымел действие лишь благодаря неоколониальной политике стран первого мира и что, более того, они способны объяснить лишь часть разницы в доходах жителей богатых и бедных стран:
«Например, согласно статистическим данным, собранным МОТ, сопоставимая или идентичная физическая производительность рядовых сельскохозяйственных рабочих в Японии, на Маврикии и на Филиппинах, переведенная по ППС [паритету покупательной способности] в заработную плату, оказывается в Японии выше в 3 и 6 раз соответственно. Хотя заработная плата у американских работников автомобильной промышленности в 14 раз выше, чем у мексиканских, согласно отчету „Harbour Report” (в котором приводятся измерения почасовых затрат труда, необходимых для производства одного автомобиля), в 2007 г. в США требовалось 23 человеко-часа для производства автомобиля, тогда как в Мексике — 28. Таким образом, разница в производительности составляла 18%».
Утверждение, что основной массовой идеологией Запада является расизм, может вызвать недоумение, учитывая то, как много внимания западные идеологические аппараты уделяют культурному/этническому разнообразию. Коуп, обращаясь к современным политическим движениям метрополии, говорит в основном о росте влияния крайне правых партий; но, конечно, мейнстримными их назвать нельзя. Возможно, для стран, принимающих трудовую миграцию, «разнообразие» служит идеологической добавкой к зарплатам мигрантов, привлекаемых как раз таки к самым низкооплачиваемым рабочим местам; в любом случае, это средство внутриполитической стабилизации, в то время как внешнеполитические и, самое главное, внешнеэкономические отношения стран первого мира, как и прежде, основаны на эксплуатации неевропейских народов. Иначе говоря, если социал-демократы и обеспечивают интеграцию трудовых мигрантов и беженцев, то, во-первых, интегрируются они в качестве наиболее дешевой рабочей силы, во-вторых, это делается за счет их соотечественников, которым не повезло остаться на разоренной колониальной политикой родине; как итог — электорат отдает голоса за шовинизм, но ни за что в этом не признается.
На самом деле, конечно, не столь важно, применять ли жупел «расизма» к политике гегемонов мирового рынка или нет. «Разделенный мир. Разделенный класс» написана не для того, чтобы объявить какие-либо политические силы нерукопожатными — скорее эта книга, созданная через семьдесят лет после роспуска Коминтерна, напоминает нам, что антикапиталистическая борьба в национальных рамках, особенно если речь идет о промышленно-развитой нации, с легкостью обращается в свою противоположность. Коуп, с одной стороны, пытается воскресить традицию Циммервальдской левой, с другой — указывает на ошибочность европейской (а не колониальной) ориентации коммунистов прошлого и предостерегает от каких-либо альянсов с социал-демократами:
«...на Штутгартском Kонгрессе 1907 г., который проходил спустя всего три года после массового убийства Германией 60–80 тысяч человек из племени гереро (Юго-Западная Африка, территория современной Намибии), Эдуард Бернштейн с одобрением процитировал Фердинанда Ласалля, основателя Всеобщего германского рабочего союза, предшественника СДПГ: „Люди, которые не развиваются, могут быть справедливо подчинены людьми, достигшими цивилизации [sic!]”».
При этом нужно признать, что некоторые политические выводы Коупа, увы, не столь же убедительны, сколь его аргументация. Переводчики книги справедливо отмечают, что идея автора, будто буржуазно-националистическое сознание рабочих Первого мира останется непоколебимым до тех пор, пока третий мир не восстанет против капитализма, подразумевает необходимость мировой войны, а в ней третий мир неизбежно ждет поражение. Кроме того, империалистическая прибавка к зарплате — это количественный показатель, склонный к колебаниям, в то время как сама необходимость работы по найму для жителей метрополии — непреходящий факт их экономического существования. Каждый новый кризис сокращает ту долю сверхприбыли, которой элита метрополии готова делиться со своим рабочим классом — а падение жизненного уровня этого класса может вызвать к жизни не только всеобщий шовинистический угар, но и интернациональное классовое сознание. В любом случае, до тех пор, пока массового коммунистического движения нет ни в первом, ни во втором, ни в третьем мире, подобные прогнозы стоят не очень много.