Александр Давыдов, Павел Абрамов. Этнография туфты. Кто и как пишет заказные учебные работы в России. М.: Фонд поддержки социальных исследований «Хамовники», Common Place, 2021
«Что же касается современного скриптора, то он рождается одновременно с текстом, у него нет никакого бытия до и вне письма, он отнюдь не тот субъект, по отношению к которому его книга была бы предикатом; остается только одно время — время речевого акта, и всякий текст вечно пишется здесь и сейчас». Этой цитатой из труда Ролана Барта «Смерть автора» да еще редкими обращениями к сословной модели российского общества по Симону Кордонскому ограничивается скупой теоретический аппарат этой книги. Все остальное — чистая эмпирика, сочная и многообразная, как и подобает материалу добротного этнографического исследования.
Книга, вышедшая меньше месяца назад, произвела в научных кругах эффект если не бомбы, то громкой петарды: авторы осмелились открыто и компетентно говорить о явлении, которое воспринимается чрезвычайно болезненно. Написанные на заказ курсовые, дипломы и контрольные работы проклинают преподаватели, осуждают прилежные студенты, а написанные на заказ диссертации постоянно фигурируют в обличениях нечистых на руку чиновников. Российское общество боится и не хочет говорить о проблеме иначе чем с интонацией гневного порицания и с обязательной отсылкой к тому, «как было раньше». При попытке исследовать тему простой и, казалось бы, необходимый для ученого отказ от моральной оценки происходящего кажется пощечиной общественному вкусу. Но говорить об этом необходимо, и изучать проблему — хотя бы ради того, чтобы понимать, с чем мы вообще имеем дело, — также непременно нужно. Именно поэтому эту тонкую и непритязательную с точки зрения фундаментальной науки книгу с радостью воспринял Совет по этике научных публикаций РАН.
Заказные студенческие работы и научные публикации — распространенное в России явление, но факты указывают на то, что и в других уголках планеты они сопровождают образовательный процесс и точно так же считаются проблемой. То, что заказуха очевидно (хотя так ли это очевидно?) снижает уровень образования и качество научных публикаций, вряд ли может служить причиной столь острых реакций. Возмущение, доходящее до неистовства, происходит от сложного положения заказных работ на умозрительной карте моральных принципов.
С одной стороны, чистые идеалы призывают прилежно учиться и добросовестно исполнять возложенные на нас обязанности. С другой стороны, заказчик учебной или научной работы как будто руководствуется неолиберальным принципом: максимизируй результат, минимизируй издержки. Вероятно, проще и быстрее заработать на гонорар специалисту-изготовителю, чем проводить бессонные ночи над производством наукообразной лабуды, которую прочтет в лучшем случае твой научный руководитель. Особенно ярко напряжение между идеалом и практической рациональностью прояляется в российских условиях, где (сошлемся на исследовательскую команду HeadHunter) 45% сходятся во мнении, что диплом о высшем образовании не гарантирует успешного трудоустройства, еще 44% — что это пустая трата времени и всему можно научиться на работе. По данным того же исследования, около 40% выпускников не работали по специальности ни единого дня в жизни, а существенная доля остальных радикально сменили карьерную траекторию. Росту рынка заказных работ способствует болезненный креденциализм современного социума: работодателю часто все равно, какой у тебя диплом («Забудьте все, чему вас учили!»), но отсутствие этого диплома делает соискателя подозрительным субчиком — то ли неуч, то ли анархист.
Как замечают авторы книги, заказные работы — это эндемичное следствие существующей административной системы. Их количество будет, как ни парадоксально, расти вместе с усилением формальных проверок на плагиат; предложение не будет снижаться, поскольку отсутствие возможностей для карьеры и прекарная занятость выталкивает множество нереализовавшихся исследователей, мыслителей и просто безденежных студентов в серую экономику чужих работ. Автор рецензии сам может немало рассказать о студентах пары российских вузов (кое-какими работами по английской филологии, регионоведению и некоторым аспектам международных отношений я даже мог бы гордиться, поскольку провел несколько недель над книгами и многое узнал, к примеру, об истории пакистанского ядерного арсенала или истории английской глагольной системы). Моя подруга время от времени занимается тем же, но в Западной Европе, о заказных работах в образовательных институциях США сообщает один из героев книги Дэвида Гребера «Бредовая работа», а один мой друг успешно трудится в смежной области литературного «гострайтерства».
Всякий раз ты вкладываешь душу в работу, воспринимаешь получившийся этюд как удачное исследование или позорный провал — но за скромную плату работа приобретает чужое имя. Что я продаю в этом случае? Свое время? Фу, пахнет капитализмом. Результат труда? Он определен заранее, если заказчик не туп и косноязычен. Навыки и умения? Возможно, но в таком случае они очень дешево стоят. Авторское право? Но этот текст вряд ли принес бы мне какую-то выгоду вне акта его продажи. Кусочек себя? Многие информанты говорят о быстром выгорании.
Обратимся к книге. Преследуя цель уберечь всех участников исследования от виктимизации, авторы выбирают нейтральный термин «скриптор», подразумевая под ним производителя мозаичных текстов с непроясненным авторством. Александр Давыдов и Павел Абрамов сознательно уходят от обсуждения социологических концепций, чтобы посвятить весь объем книги практическому материалу и дать больше пространства для речи самих скрипторов. Каждая глава делится на две части: личный опыт авторов (конечно же, люди без обширного личного опыта скрипторства не стали бы браться за такое непростое исследование) и опыт респондентов. В предисловии авторы предлагают обращаться с этими частями как с кирпичиками, но текст настолько увлекателен, что читатель мгновенно забудет про робкую рекомендацию и проглотит его целиком — увы, гипертекстовая игра в стиле Павича и Кортасара не задается. Зато исследователям удалось незлобно поюморить: для анонимизации респондентов выбраны имена из Ветхого Завета, Толкина и прочих мифологий. За внимание читателя сражаются Торин, Ганеш и Елпифидор. Последний, конечно, одним своим именем вызывает максимум доверия.
Авторы показывают, как люди приходят в скрипторство, как долго там задерживаются и сколько зарабатывают, обращая особенное внимание на различение «основной работы», «подработки» и «халтуры», важного измерения экономической жизни в России. Рассказывают о различных стратегиях организации труда, выделяя индивидуалов, биржи и рефератные конторы. Описывают политические стратегии, которыми пользуются скрипторы — в диапазоне от жесткой конкуренции за заказчиков до попыток создания профсоюзной структуры. Постепенно перед читателем открывается сложная система сдержек и противовесов, которая регулирует ценообразование, гарантирует выполнение работы и своевременную оплату в условиях серой экономической зоны, где все держится на устных договоренностях и институте репутации, который находится в процессе становления.
Соавторы также касаются самых неприглядных сторон академической жизни, а именно профессоров-вымогателей. Касаются, правда, вскользь — среди информантов подобных субъектов не оказалось. Вообще, в преподавательском составе российских вузов (среди которых, по заверению авторов, множество обладателей заказных дипломов и диссертаций) отношение к скрипторству разное — от яростной безуспешной борьбы до покорного смирения. Доходит до смешного: упоминается история, как преподаватель стал напрямую связываться с исполнителем работы, минуя нерадивого студента, поскольку тот «все равно переврет все указания».
Глубокая погруженность авторов в тему гегельянским образом влечет за собой и самый существенный недостаток труда — по крайней мере, самый заметный. Авторы не избежали извечной проблемы гуманитарных исследований: капитально нырнув в мир скрипторства, они не успели вынырнуть и отстраниться к моменту финального редактирования текста. Именно поэтому читатель вынужден сначала догадываться о значении термина «рефконтора», потом разочаровываться в своей догадке, а после первой сотни страниц наконец узнавать истину. То же и с другими терминами. Что ж, возможно, это тоже элемент гипертекстовой игры. Признаюсь, что каждое второе упоминание цен вызывает недоумение: это в провинции так плохо с деньгами? Или просто именно это интервью взято в 2000 году?
Выводы авторы делают весьма полемические и тревожные. Во-первых, в серую сферу умножения бессмысленных текстов уходит множество талантливых и думающих авторов. Они могли бы плодотворно трудиться в научных и прикладных отраслях, но не желают терпеть унижение от заполонивших образовательный процесс администраторов с их бесчисленной и бессмысленной отчетностью. По сути, они меняют бредовую работу, сопряженную с унижением, на не менее бредовую, но оставляющую за человеком право распоряжаться собой и своим временем. Вся административная система в погоне за формальными признаками только умножает поле «туфты», где колосятся заказные работы, заказные диссертации, заказные научные статьи для публикаций в РИНЦ и других базах, работающие на поднятие рейтинга вуза.
Можно ли легализовать институт скрипторства, сделав скрипторов полноценными соавторами? Можно ли обратить вспять самопроизводящееся усложнение административной машины? Кажется, вряд ли, поскольку существующее распределение социальных ролей только подталкивает заказчиков и исполнителей к продолжению ритуального производства длинных цепочек символов, обедненных смыслами.