Владимир Алпатов. Языкознание: От Аристотеля до компьютерной лингвистики. М.: Альпина нон-фикшн, 2018
Увлекательный рассказ об истории лингвистики от первых, еще древнегреческих опытов и до современности — и это здесь, наверное, самое интересное, книга лишена европоцентризма. «В арабской традиции выделялись согласные звуки, но гласные не рассматривались как отдельные сущности. Единица, соответствующая слову, по-видимому, существовала во всех традициях (к этому вопросу я еще вернусь), но свойства этих единиц могли быть различными. Например, в китайской традиции слова совпадали с корнями и соответствующие понятия не различались. Кроме того, в ней были всего две части речи: „полные слова” и „пустые слова”, что примерно соответствует знаменательным и служебным словам, но не выделялись даже имена и глаголы». «Языкознание» можно читать подряд, а можно использовать как справочник — на тот случай, если вам нужно узнать или перепроверить что-нибудь о теории языка. Для особенно ленивых читателей в конце есть словарик.
Ольга Астапова. Истоки сакрализации власти. Священная власть в древних царствах Египта, Месопотамии, Израиля. М.: РИПОЛ классик, 2017
Немного странный участник лонг-листа премии за лучший научпоп: никакой популяризации — перед нами вполне солидная монография на очень специфическую тему, которая точно отражена в названии, борцы за права покупателя не подкопаются. Например, нам рассказывают о том, что в «древнеегипетском и в шумерском религиозном мировосприятии царский статус являлся прерогативой Бога-Творца (или Верховного Бога), царственность земная вторична относительно царственности небесной, а политическая составляющая этого института малосущественна относительно религиозного его смысла». Из-за предисловия профессора Андрея Зубова (автор книги у него училась) и его специфической репутации можно ожидать, что текст будет полон намеков на то, что у нас все как в Древнем Египте, но нет: перед нами научная монография и ничего больше.
Софья Багдасарова. Омерзительное искусство. Юмор и хоррор шедевров живописи. М.: Эксмо, 2018
Амикошонский пересказ древнегреческой мифологии в стиле программы «Аншлаг». Геракл «презервативы использованные бросал на ковер»; Крит обходился «с Афинами, как госсек Хиллари Клинтон и ее сменщики обходятся со странами-сателлитами, то есть грубо»; Ариадна дает Тесею ГЛОНАСС; наконец, Зевс, «помимо блудливости отличался высокомерием, капризностью, немотивированно ругался матом при пожилых дамах, рыгал за общим столом, не разлогинивался из чужих аккаунтов на офисных компьютерах и вслух читал чужую переписку». Оно, конечно, может, и смешно порой, но какое имеет отношение к просвещению? Подается все это как путеводитель по сюжетам картин Старых Мастеров. Самое обидное, что автор книги на самом деле действительно крутая просветительница: она ведет превосходный блог в ЖЖ, где компетентно и по-настоящему остроумно рассказывает о живописи.
Музей 90-х: Территория свободы/ Составители сборника К. Беленкина, И. Венявкин*Признан властями РФ иностранным агентом, А. Немзер, Т. Трофимова. М.: Новое литературное обозрение, 2016
Разговор о 1990-х: воспоминания очевидцев чередуются с комментариями ученых: архитектор рассуждает о лужковском стиле, фольклорист — об анекдотах тех лет, лингвисты — об изменениях в языке. Проблема в том, что вместо серьезного разговора о противоречивом десятилетии в книге представлен ностальгический-восторженный рассказ о милом времени. Маленькая гражданская война в центре Москвы в октябре 1993 года, большая война в Чечне, рэкет, обнищание значительной части населения удостоены здесь лишь коротких упоминаний. Зачем о грустном? Давайте почитаем, как снимались клипы Богдана Титомира, посмеемся над предвыборными плакатами 1995–1996 годов и над письмами в журнал Cosmopolitan. «Три года назад меня изнасиловал знакомый. Я рыдала, умоляла его ничего со мной не делать. Безрезультатно», — жалуется читательница. «Есть женщины, которые постоянно влипают в такие истории, а других эта беда обходит стороной. Может, ты невольно вводишь мужчин в заблуждение?» — советует штатный психолог. Почему в 1990-е преуспели лишь единицы? За команду знатоков отвечает экономист Константин Сонин*Признан властями РФ иностранным агентом: «Представьте, что на какой-то город обрушилось наводнение. Вы меня спрашиваете, почему часть людей утонула, а часть — нет. Да, возможно, что утонули те, кто хуже умел плавать, а может, те, кого застало ночью врасплох». Ну а вот пересказ книги одной цитатой: «90-е — это был чумовой процесс, какая-то нескончаемая вечеринка».
Денис Горелов. Родина слоников. М.: Флюид ФриФлай, 2018
Известный кинокритик Денис Горелов умело вписывает различные советские фильмы, как культовые, так и малоизвестные, в исторический контекст. «Журавли» Калатозова «впервые в советской истории развели по разным углам интеллигенцию и народ». Интеллигенции, Каннскому жюри и французской публике понравились, а массовая советская публика «не приняла богатого внутреннего мира шалавы, которому рукоплескали главные залы обеих столиц». «Девчата» как манифест русского феминизма, который опередил западный: «отсталая евроамериканская общественная мысль доехала до модели „укрощение строптивого” только двадцать лет спустя, в начале 80-х, и страшно возгордилась от собственного прогрессизма». «Москва слезам не верит» как «Песнь песней», «Одиссея» и библия для советского среднего класса. Необычно, остроумно, местами возмутительно.
Евгений Жаринов. Лекции о зарубежной литературе. От Гомера до Данте. М.: АСТ, 2018
Местами довольно увлекательный рассказ об античной литературе и литературе средневековья. Истории, особенно в средневековой части, уделено много места. Чуть ли не больше, чем собственно литературе. Волей-неволей начинаешь подозревать автора (преподавателя МГЛУ), в том, что эта наука интересует его гораздо больше филологии. Студент за такую книгу много отдаст, потому что тут и краткий пересказ произведений из программы, и быстрый анализ, и цитаты из мудрейших (Лосев соседствует с Ницше и Рене Жераром), и характеристики поэтов, которые легко запомнятся даже двоечникам (Если Гомер — это отражение яркой героики, в которой нет и не может быть места ничему узкому, мещанскому, то Гесиод — создатель так называемого дидактического эпоса, — наоборот, отличается весьма конкретной житейской направленностью своего творчества). Не забывает автор и о необычных фактах: «Вергилий много раз трактуется как волшебник и чародей, как охранитель городов и целых народов, входит в круг рыцарских сказаний и придворной поэзии». В лонг-листе книга выглядит пока скорее темной лошадкой, чем лидером.
Сергей Зотов, Михаил Майзульс, Дильшат Харман. Страдающее Средневековье. М.: АСТ, 2018
«Страдающее Средневековье» возникло как паблик, где средневековые миниатюры превращали в смешные мемы. Паблик и сам прием получили популярность. И тут «Страдающее Средневековье» оказалось перед выбором — что с этой популярностью делать дальше. Проект, который казался просто развлекательным, стал просветительским: бренд был использован для издания вполне серьезной научно-популярной книги. Трое ученых написали работу о сюжетах средневековой иконографии с примерами и объяснениями. Например, почему то, что сейчас кажется недопустимым, тогда было нормальным: «В Средневековье, когда религия пронизывала все стороны жизни, священное так не боялось ни заражения миром, ни даже смеха в свой адрес».
Владислав Иноземцев. Несовременная страна. Россия в мире XXI века. М.: Альпина Паблишер, 2018
Политолог Владислав Иноземцев (признан властями РФ иноагентом) пытается измерить общим аршином Россию со всеми ее странностями и противоречиями. В нулевых на Западе было принято спорить — «нормальная» мы страна или нет. Иноземцев предлагает другое решение — мы несовременные. «Россию мало характеризовать как коррумпированную страну — следует относиться к соединению власти и денег не как к совокупности исключений, с которыми общество пытается бороться, а как к базовому принципу, определяющему его функционирование». Проходясь по всей истории России, автор делает нестандартные выводы. Например, в наследии Орды он видит не только отрицательные, но и положительные черты. С одной стороны, нам от Монгольской империи перешла волюнтаристская правовая система, в которой слово правителя значит больше слова закона, но вместе с этим Россия получила от чингизидов достаточно высокую степень религиозной терпимости. Книга хороша тем, что политические и общественные взгляды автора понятны, а вот его точка зрения на те или иные вопросы способна раз за разом удивлять.
Борислав Козловский. Максимальный репост: Как соцсети заставляют нас верить фейковым новостям. М.: Альпина Паблишер, 2018
Сначала может показаться, что книга сведется к простому рассказу об информационных войнах, фабриках троллей и о скандале с Cambridge Analytica. Но не все так просто: Борислав Козловский — научный журналист, поэтому он копает глубже и объясняет, как устроены вера или неверие фейковый новостям или конспирологическим теориям на химическом и медицинском уровнях. Книга могла с таким же успехом попасть в естественно-научную номинацию. Чего стоит рассказ о том, как магнитно-резонансный томограф определяет, кто вы — консерватор или либерал. И выясняется, что «консерватизм зашит в генах, и навсегда переагитировать человека в либералы не выйдет, как бы вы ни оттачивали свое мастерство полемиста. Навальный*Признан властями РФ иноагентом для вашего дяди так и останется американским шпионом, а Эбола — происками Пентагона. Другой вопрос, что либерализм и консерватизм в разных обстоятельствах проявляются по-разному. В США это будет спор о праве гея быть священником, в условной Уганде — о том, как лучше приводить в исполнение смертную казнь за гомосексуализм: с помощью петли или мачете. Разница стоит того, чтобы за нее бороться».
Борис Колоницкий. #1917 Семнадцать очерков по истории Российской революции. СПб.: Издательство Европейского университета в СПб, 2018
Колоницкий сейчас один из самых лучших исследователей отечественной истории начала ХХ века, но данная его книга скорее небольшой набросок, чем серьезная работа. Рассказ о крушении русской монархии и приходе к власти большевиков в 17 коротких эпизодах. Революционных открытий здесь, пожалуй, нет, однако даже в таком развлекательном жанре Колоницкий ухитряется намекнуть читателям, а заодно и бесконечным историкам-любителям, что они не очень-то владеют ситуацией. Например, он критикует «петроградоцентризм». Да, русская революция делалась в столице, но на периферии происходили не менее интересные события. «В октябре же ситуация была более сложной, можно утверждать, что было много разных Октябрей. Где-то местный Октябрь произошел еще до начала Октября петроградского, иногда даже в сентябре, а это влияло на ситуацию в столице». Целые губернии выпали из под власти Временного правительства, что, неизбежно, влияло на ситуацию в центре.
Амиран Урушадзе. Кавказская война. Семь историй. М.: Новое литературное обозрение, 2018
Книга-спектакль: Кавказская война, разыгранная семью актерами. Трое — исторические личности: Николай I, Шамиль и Михаил Воронцов. Еще четверо — маски: горец, горец на русской службе, казак и русский солдат Отдельного кавказского корпуса. История тут представлена как цепочка взаимосвязанных событий: один эпизод становится причиной второго, а второй оказывается спусковым крючком для третьего и так до бесконечности, вернее до убийства «последнего абрека» Зелимхана в 1913 году.
Иван Курилла. Заклятые друзья. История мнений, фантазий, контактов, взаимо(не)понимания России и США. М.: Новое литературное обозрение, 2018
Обзор истории русско-американских отношений: Джон Смит, один из первых английских колонистов в Америке, до встречи с Покахонтас путешествовал по Московии; прототип Хлестакова Свиньин работал дипломатом в Вашингтоне в начале ХIХ века и поражался, что во время пожаров американцы не глазеют как русские, а все занимаются делом. Русские воспринимают Америку как страну индейцев и промышленности, американские врачи лечат русских раненых во время Крымской войны; Бальмонт рассуждает, что «я уж совсем ненавидел Америку, несмотря на ее сказочные области, вроде Аризоны, — а Нью-Йорк примирил меня с ней». От дружбы к противостоянию: у нас «План Даллеса», у них такая же фальшивка — «Коммунистические правила революции». Отлично проделанная работа по собиранию уникального материала, но получившуюся на выходе книгу вряд ли можно считать по-настоящему уникальной.
Дмитрий Швидковский. От мегалита до мегаполиса: очерки истории архитектуры и градостроительства. М.: Кучково поле, ABCdesign, 2018
Сквозная история архитектуры: ну то есть в прямом смысле от мегалита до мегаполиса. Тут прочерчена прямая линия от Стоунхенджа к небоскребу «Утюг». Вот люди научились поднимать каменные глыбы и создавать из них организованное пространство, а вот они уже строят первые храмы с колоннами, а вот появился Парфенон, а с другой стороны — Колизей, а вот мы переходим к готике, а от нее — к Ренессансу.