Алексей Сальников. Отдел. М.: Лайвбук, 2018
У Сальникова странная проблема с тем, как начать. В самом начале «Петровых» какая-то ненормальная концентрация прямо-таки аншлаговской хохмы; здесь, в «Отделе», автор наводит страху до боли знакомым приемом попадания героя в угрюмое незнакомое место («„Чего надо?” — спросила лысина тусклым голосом»). В обоих текстах первые главы не похожи на остальные; они будто кокетничают с читателем, стремясь выполнить свою «ожидаемую» роль — замотивировать читать дальше. И именно из-за этого они ее не очень-то хорошо выполняют: после них без сожаления подмывает книгу отложить. Откуда же знать, что там потом такое происходит.
Говорить, что происходит, все же не будем: на этом держится интрига — пусть и не очень важная — почти всего романа. И потом, автор хоть и мастер напустить дыму в потустороннем сюжете, и поэтому мы с таким интересом беремся за новый текст, — ценим мы его не за это. Его проза каким-то образом получается не про «один случай», а про всё сразу. Вроде ничего удивительного, но такая литература, как правило, умудряется быть «обо всем и ни о чем» — мало мы, что ли, знаем героев, мыкающихся без дела от главы к главе. Сальников же честно работает на обе стороны медали, не только делясь своей картиной мира, как любой писатель, но и думая о том, чтобы текст вообще было интересно читать, — как писатель редкий.
Ведь если остановиться и подумать, всех этих характерных для Сальникова героев — пяьненьких мужичков, везущих мертвеца в гробу из «Петровых», или тещу, которой нравилось пробивать по базе ФСБ своих ухажеров, из «Отдела» — можно легко представить в каком-нибудь монологе на юмористическом концерте в Юрмале. Беспричинно жестокие и совершенно нечувствительные к чужой (да и к своей, наверное) боли, они вышли не из поздних фильмов Балабанова, а, страшно сказать, как раз из этих потешных монологов. Будто Сальников решил представить, как выглядит мир, где все эти персонажи реально живут. Но все их нелепые приключения не столь важны — важно то, что своими героями автор делает не каких-то там неведомых, но занимательных придурков, а людей, которых он, кажется, видел своими глазами. И мы их видим.
По сравнению со складными «Петровыми», где все ключики разложены очень внимательно и осторожно, «Отдел» выглядит затяжной, шатающейся историей, которую можно легко сократить на любую из глав. На самом же деле такое не слишком чуткое отношение к форме и стало его преимуществом. «Петровы» не только про нас с вами — это еще и вещь в себе, шкатулка с лабиринтом, литература, подталкивающая читателя подумать не о себе, а о ней самой. «Отдел» в этом смысле менее искусно сделан, и потому менее претенциозен, хоть там и идет речь о бывших фээсбэшниках. И некоторые огрехи — ну, например, служебное прошлое героев — так и остаются туманными. Или за что Игоря называют «крысой»? и почему сейчас его «крысиные» наклонности, если мы правильно растолковываем это слово, никак не проявляются? неужели это не важно? — они становятся несущественными на фоне трех больших умений автора, покрывающих все мелкие ошибки.
Первое: умение рассказывать смешно. Причем это не тонкое, со вторым дном, чувство юмора. Представьте эпизод из фильма Чарли Чаплина, где кто-нибудь в очередной раз поскальзывается на банановой кожуре и падает: ничего нового, и опять смешно. Сальников, условно говоря, может этот инцидент написать текстом — и он не станет скучнее. Самая, пожалуй, смешная сцена в книге — жена погибшего коллеги избивает главного героя плюшевым львом (подождите закатывать глаза, сначала прочитайте). Странно, да и жалко, что еще не анонсирована комедия, в которой Сальников был бы сценаристом, а Хлебников, скажем, режиссером.
Второе: умение сохранять спокойствие на узкой дорожке, на которой легко потерять равновесие. Чтобы написать про некую службу, которая без всяких целей и причин убивает людей, нужно не только банальное хладнокровие, но и достаточно вкуса, чтобы не начать бить в набат. Ну или вот: сделать одного из героев педофилом «нетрадиционной» ориентации, а рассказывать о нем — как о пекаре из булочной?
И третье, самое дорогое: умение описывать ничем не примечательные будни героев так, чтобы нам — не гражданам этой страны, а читателям этой книги — не захотелось при этом повеситься. Когда читаешь прозу на русском, есть ощущение, что главное в жизни русского человека происходит тогда, когда ничего не происходит, — и авторы с завидным постоянством пытаются именно этот момент и запечатлеть. Мало у кого выходит, а у Сальникова получается. Он, певец низких жанров, не стесняется вставлять сцену, в которой — только и всего — герой ставит ридер на зарядку и ложится с ним на краешек кровати, потому что шнур короткий. Его роман, на треть состоящий из разговоров в курилке, не выглядит занудным и однообразным. В конце концов, фраза «такая сладкая тоска взяла его за сердце, что Игорю захотелось взвыть неизвестно по какой причине» совсем не выглядит здесь заявкой на высокопарные интеллектуальные страдания.
Что называется, «имея в виду все заслуги», можно и закрыть глаза на последние слова романа, которые выглядят как жирная, инородная клякса на чистовой рукописи: «Лишь иллюзии позволяли верить, что все еще не так плохо, когда наступали трудные и даже отчаянные времена». Сделаем вид, что не видели заключительного абзаца.