Как Гумбольдт первым вывел главное правило научпопа, что думал Гейне о немецких цензорах и где нашел свое счастье Шамиссо — читайте в обзоре Юрия Куликова, посвященном травелогам ведущих европейских и американских романтиков.

Александр фон Гумбольдт. Картины природы. М.: Географгиз, 1959. Перевод с немецкого Татьяны Коншиной 

Александр фон Гумбольдт. Путешествие в равноденственные области Нового Света в 1799–1804 гг. М.: Географгиз, 1963. Перевод с французского Вильяма Ровинского, Татьяны Ровинской

Александр фон Гумбольдт, вероятно, лучший кандидат на звание идеального человека эпохи романтизма. Он занимался ботаникой и сравнительной политологией, с одинаковым успехом покорял вершины Анд и высшее парижское общество, проводил измерения на извергающемся Везувии и искал алмазы на Урале — словом, воплощал собой мечту о соединении жизни созерцательной и активной, знаний и воли к действию. Львиную долю его славы Гумбольдту принесло описание путешествия в Америку, предпринятого в 1799–1804 годах. Открытый европейцами еще в XV веке континент, разумеется, изучали и до него, но никто еще не принимался за дело с таким размахом и дотошностью.

Вернувшись из Нового Света, Гумбольдт с командой соавторов еще несколько лет обрабатывал материалы и только потом приступил к публикации «Путешествий в равноденственные области Нового Света». Всего вышло 30 томов, из которых собственно рассказ о странствиях занимал всего три (для сравнения — на одни только карты ушло два). Гумбольдт быстро понял, что, во-первых, издательское предприятие навряд ли будет прибыльным, а во-вторых, огромное количество собранных данных так и не станет достоянием широкой публики. Чтобы решить обе проблемы, он написал «краткую версию» своего opus magnum — «Картины природы». Определить жанр этого сочинения довольно трудно: это одновременно и травелог, и доступное изложение последних открытий в физической географии, и натурфилософские размышления.

Гумбольдт и Бонплан в амазонских джунглях. Картина Эдуарда Эндера. 1850. Бранденбургская Академия наук, Берлин
 

Редактор покойного Стивена Хокинга как-то сказал прославленному физику и популяризатору науки, что каждая формула на страницах книги уменьшает число ее читателей вдвое. Гумбольдт вывел это золотое правило научпопа на два века раньше. Если в «Равноденственных областях» цифры встречаются через строчку, то в «Картинах природы» они стыдливо прячутся за удивительно поэтичными для этого довольно сухого человека описаниями величественных гор и водопадов.

«Против впадения Меты, среди невероятного водоворота, стоит одинокий утес, которому туземцы дали очень подходящее название „Камень терпения”, так как при низкой воде человеку, плывущему вверх, приходится задерживаться здесь иногда на двое суток. В этих местах Ориноко глубоко врезается в свои берега и образует живописные заливы между скалами. Против индейской миссии Каричана путешественнику представляется удивительная картина: он невольно останавливает взор на отвесной гранитной скале в форме куба — Эль-Моготе-де-Кокуйса, которая совершенно вертикально поднимается на 200 футов; на ее плоской вершине растет целый лес лиственных деревьев. Этот скалистый массив величиной и простотой своей формы напоминает циклопический памятник».

Генрих Гейне. Путевые картины. В кн.: Генрих Гейне. Собрания сочинений в 6 т. Том 3. М.: Художественная литература, 1982. Перевод с немецкого Веры Станевич, Вильгельма Зоргенфрея, Натальи Касаткиной

Этой книги никогда не было. Разрозненные очерки о своих поездках по Европе Гейне публиковал по мере написания, собрав их вместе всего один раз — для французского издания, откуда выбросил все, что могло показаться непонятным читателям в приютившей его стране. Он хотел выпустить полную немецкую версию, но этому суждено было произойти лишь после его смерти.

По не сведенным воедино и, следовательно, не отредактированным автором «Путевым картинам» видно, как стремительно Гейне избавлялся от всего романтического. Если поначалу он еще позволяет себе вставить стихи о неразделенной любви или подолгу любоваться пейзажами Гарца, то потом все больше внимания уделяет текущим делам. Поражает плотность и напряженность этого текста. На нескольких страницах Гейне успевает отрецензировать романы Вальтера Скотта, рассказать о жизни островитян в Северном море и похвалить Николая I за политику на Балканах (что не помешает ему позже яростно ругать русского царя за подавление польского восстания).

«Путевые картины» — намеренно актуальная для своего времени книга, написанная зло и насмешливо. Но, как ни странно, главная эмоция гейневского травелога — грусть по исчезающему старому миру. Этот мир, с его сословиями и нелепыми предрассудками, автору глубоко отвратителен — и все-таки Гейне не может не чувствовать к нему жалости. Немецкий поэт больше, чем кто бы то ни было из своих современников, мог сказать о себе словами Пушкина: «Сердце в будущем живет». Но и последняя строчка из того же стихотворения — о нем и об этой небывалой книге путешествий по миру без будущего: «Что пройдет, то будет мило».

«Немецкие цензоры ***************** ************ ************** ************* **************** ***** ************ ******** ******************* ******* ************** ***************** *************** ************ ********* ************* ********* *********** *************** ************** ******** ******** ******** ******************* болваны ********** ************* ************* ********** *************** ***** ************* *********** ************ ******* ************** ************* ************».

Вашингтон Ирвинг. Альгамбра. В кн.: Вашингтон Ирвинг. Легенда о Сонной Лощине. М.: Эксмо, 2011. Перевод с английского Владимира Муравьева

Родоначальник американского романтизма Вашингтон Ирвинг значительную часть своей длинной жизни провел в Европе — то в качестве свободного литератора, то в должности секретаря дипломатической миссии США в Лондоне. В 1828 году в поисках документов для биографии Колумба он отправился в Мадрид, а оттуда — на юг полуострова, в Андалусию. Прожив несколько месяцев в заброшенном дворце гранадских султанов, Альгамбре, Ирвинг написал о ней книгу, которая вызвала настоящий туристический бум, а сам автор в глазах читателей всего мира стал первооткрывателем затонувшей в водах истории Атлантиды — мавританской Испании.

«Альгамбра» — еще одно произведение сложного жанра, в котором квазидневниковые записи перемешаны с историческими экскурсами и новеллами в духе «Тысячи и одной ночи» (из одной такой ирвинговской новеллы Пушкин позаимствовал сюжет «Сказки о золотом петушке»). Объединяет их фигура рассказчика — мечтательного и несколько неуклюжего антиквара. В отличие от Гейне, Ирвинг смотрит на Старый Свет с одним умилением и восторгом, ценит Европу хотя бы только за ее старину. Это умиление со временем может приесться и начать раздражать, но в конце концов тоже начинаешь умиляться: не вместе с рассказчиком — так ему самому. Кажется, что «Альгамбра» написана о путешествии не столько в пространстве, сколько во времени: из светлого демократического будущего по ту сторону Атлантики в архаичную Испанию, а там и дальше в глубь веков. Будь у Ирвинга, как у его персонажа Рипа ван Винкля, возможность уснуть и проспать двести лет в этой разваливающейся, но по-прежнему прекрасной крепости, он бы ее не упустил.

«Прежде чем завершить эти заметки, надо еще упомянуть одно из здешних развлечений, меня оно как-то особенно поразило. Я и раньше видел на вершине башни долговязого парня с двумя или тремя удочками, он словно бы удил звезды. Странно было глядеть на деяния этого воздухолова, ровно как и на старания его собратьев, разместившихся на стенах и бастионах; и лишь Матео Хименес разрешил мне эту тайну. Оказывается, крепость расположена столь высоко и на таком чистом воздухе, что ее, как замок Макбета, облюбовали ласточки и стрижи: они мириадами носятся вокруг башен и резвятся, как мальчишки, выпущенные из школы. И ловля их в этой вихревой круговерти на крючки с мухами — излюбленное развлечение оборванных „сынов Альгамбры”, которые с досужей изобретательностью истых бездельников надумали, как удить в небесах».

Жерар де Нерваль. Путешествие на Восток. М: Наука, 1986. Перевод с французского Марианны Таймановой

Жерар де Нерваль выгуливал лобстера на голубом поводке по улицам Парижа, знал семь языков и, по собственному утверждению, был последователем как минимум семнадцати религий. А еще самый экстравагантный из французских романтиков очень любил путешествовать. Он хвастался, что «объехал столько же стран, сколько Джоконда», но за пределы Западной Европы вырвался всего однажды. В конце 1842 года Нерваль с другом Жозефом Фонфредом направились из Парижа в Марсель, где сели на пароход, доставивший их спустя пятнадцать дней в Александрию. После нескольких месяцев в Египте Нерваль поехал в Ливан и Турцию, чтобы оттуда вернуться домой.

Несмотря на то, что «Путешествие на Восток» самая большая книга писателя, к тому же состоявшего в активной переписке с оставшимися во Франции друзьями, о реальных обстоятельствах его жизни в Османской империи исследователи знают довольно мало. Нерваль писал, что ему было предоставлено право бесплатного проезда на всех французских государственных кораблях, но как он его получил? Кем был Жозеф Фонфред, никаких данных о котором так и не удалось обнаружить за прошедшие 150 лет? О нем известно из писем Нерваля, но в самой книге он не упомянут ни разу.

И тем не менее «Путешествие» — книга совсем не загадочная, а легкая и очаровательная. Нерваль составил ее из переработанных очерков для газет, и поэтому больше всего она похожа на роман с продолжением в духе его товарища Александра Дюма. Нерваль все время попадает в дурацкие истории, влюбляется, теряется и совершенно не пытается казаться просвещенным европейцем в окружении восточных варваров. «Путешествие на Восток» — самый художественный из пяти травелогов в нашей статье. Не факт, что это нравилось самому автору — он восхищался обилием, как бы сегодня выразились, нон-фикшна в английской литературе: «В Париже от нас бы потребовали, чтобы все это было усеяно анекдотами и сентиментальными историями, заканчивающимися либо смертью, либо браком». Остается порадоваться, что хотя бы иногда Нерваль оставался конформистом.

Жерар де Нерваль. Фотография Надара
 

«Когда мы приехали в Каир, ослы немедленно доставили нас к английскому отелю на площади Эзбекия; однако мне пришлось остановить этот благородный порыв, как только я выяснил, что пребывание там стоит столько же, сколько в „Англетере”.

— Вы предпочли бы остановиться в английском отеле „Вэгхорн” во франкском квартале? — спросил честный Абдулла.

— Я предпочел бы не английский отель.

— Хорошо. Здесь есть французский отель „Домерг”.

— Поедем туда!

— Извольте... Я охотно провожу вас, но сам там не останусь.

— Почему?

— Эта гостиница стоит всего сорок пиастров в день, я не могу там жить.

— Ну а я с удовольствием там расположусь.

— Вы чужестранец, а я здешний и обыкновенно нахожусь в услужении у господ англичан. Мне следует блюсти свою репутацию».

Адельберт фон Шамиссо. Путешествие вокруг света. М.: Наука, 1986. Перевод с немецкого А. Моделя

В России Шамиссо известен прежде всего как автор новеллы о Петере Шлемиле, человеке, продавшем тень дьяволу и посвятившем всю жизнь странствиям в поисках истины. Сам Шамиссо, однако, считал себя в первую очередь ученым-ботаником, а главным своим литературным произведением — вышедшее в 1836 году «Путешествие вокруг света». История этой книги началась за двадцать лет до публикации. Французский дворянин по рождению, Шамиссо был ребенком вывезен подальше от ужасов Революции в Пруссию. Там он поступил в военное училище, но армейская карьера была явно не для него, и сразу после поражения немцев от Наполеона Шамиссо вышел в отставку. Больше всего желая сбежать из раздираемой конфликтами Европы куда угодно, Шамиссо внезапно наткнулся в газете на объявление о готовящийся кругосветной экспедиции. По счастливой случайности его друг был знаком с драматургом Августом Коцебу, чей сын возглавлял экспедицию, и Шамиссо получил место титулярного естествоиспытателя. Самое интересное же заключается в том, что плавание снаряжала Российская империя, а корабль назывался «Рюрик». Так французский аристократ и немецкий писатель Луи-Шарль-Аделаид де Шамиссо де Бонкур на три года, с 1815-го по 1818-й, стал русским ученым Адельбертом Логиновичем.

Основной целью плавания должен был быть поиск Северо-Восточного прохода из Тихого в Атлантический океан, но получилось иначе: большую часть времени команда «Рюрика» изучала острова Микронезии и Гавайи (и, будем честны, их сложно за это упрекнуть). По возвращении домой Шамиссо сделал очень и очень многое: он десятки лет возглавлял королевский ботанический сад, сочинил не одну сотню стихов и даже написал грамматику гавайского языка — но под конец жизни все-таки обратился к самому насыщенному эпизоду своей биографии. «Путешествие вокруг света» балансирует на тонкой грани между дневником непосредственного свидетеля и мемуарами, написанными много позже. Эта постоянная смена взгляда и переходы от сухих научных отчетов к почти стихотворениям в прозе создают особый стереоскопический эффект, и вскоре читатель начинает чувствовать, как же ему там было хорошо. Шамиссо всю жизнь и везде ощущал себя чужаком — и вдруг на иностранном корабле, среди незнакомцев, он оказался на своем месте.

«Глубокой синевой сверкали море и небо; нас окружал яркий свет; мы наслаждались равномерным благодатным теплом. На палубе, овеваемой морским ветром, жара никогда не была тягостной, хотя в закрытой каюте она угнетала. Мы сняли одежду, которая дома в погожие, теплые летние дни была более обременительной, чем во время враждебных зимних холодов. Легкая куртка и панталоны, соломенная шляпа и легкая обувь, никаких чулок и галстуков — в подобной скромной одежде все европейцы обычно чувствуют себя на верху блаженства... В жаркий полдень натягивается тент, а ночью мы спим на палубе под открытым небом».

Участники экспедиции лейтенанта Коцебу на встрече с королем Гавайев Камеамеа I. Справа от короля (сидят): доктор Эшшольц, лейтенант Коцебу, лейтенант Шишмарев, натуралист и писатель фон Шамиссо, художник Хорис. Литография Ноэля, раскрашенная акварелью, по оригиналу Л. Хориса. 1826 год.
Фото: Рисунки из фондов Научной библиотеки МГУ имени М.В. Ломоносова

Читайте также

Почему никто не читает Гёте
Интервью с филологом Ириной Лагутиной
19 ноября
Контекст