Документы «Ивана Грозного», заметки о колдунах в свежеобразованной ФРГ, краткий гид по старообрядчеству, девы-воительницы Серебряного века, а также исследование о том, почему ревность — это круг. Как обычно по пятницам, Иван Напреенко рассказывает о любопытных новинках недели.

Моника Блэк. Земля, одержимая демонами. Ведьмы, целители и призраки прошлого в послевоенной Германии. М.: Альпина Нон-фикшн, 2021. Перевод с английского Натальи КолпаковойСодержание. Фрагмент

Признаюсь: я несколько раз перечитал аннотацию, поскольку исторический факт, лежащий в центре повествования, был для меня не только неизвестным, но и казался достаточно диким: с 1947 по 1965 год в ФРГ регистрировались многочисленные обращения в суд в связи с обвинениями в колдовстве, а также наблюдалась заметная активность народных целителей.

Американский историк анализирует факты, которые прежде исследователи обходили стороной. Особое внимание уделено не столько ведьмам, сколько фигуре Бруно Грёнинга (1906—1959), «вундердоктора» и немецкого Кашпировского, который проводил массовые сеансы на публике и по радио, исцеляя страждущих с помощью скатанной в шарики сигаретной фольги со своими волосами и ногтями. При этом Грёнинг излагал собственные взгляды на устройство мироздания, где существовало четкое деление на силы добра и зла. Иные персонажи, например целитель Вальдемар Эберлинг, напрямую поощряли уверенность своих адептов в том, что им вредят ведьмы и колдуны.

По Блэк, дело не в том, что немецкая культура окончательно деградировала. Скорее сверхъестественные подозрения позволяли перекодировать тлеющий социальный конфликт и придать форму взаимному недоверию, охватившему общество, где оказались перемешаны люди с очень разным недавним прошлым. Вчерашних эсэсовцев обвиняли в наведении порчи, те же отбивались заявлениями, что против них развязали новую охоту на ведьм и т. д. Кроме того, можно предположить, что простые дуалистические схемы стабилизировали картину мира в дезинтегрированной стране, что очевидно перекликается с популярностью экстрасенсов в распавшемся Советском Союзе.

В книге есть странноватые моменты вроде протаскивания идеи особенной немецкой чувствительности к эзотерике, но в целом увлекательно.

«В сентябре 1949 г., сразу после внезапного отъезда Бруно Грёнинга с „Рысистой фермы”, группа маленьких девочек, собиравших осеннюю листву для школьного проекта, рассказывая друг другу истории о привидениях, наткнулись на даму, одетую с головы до ног в белое, со сложенными в молитве руками».

Жан-Пьер Дюпюи. Ревность. Геометрия желания. СПб: Издательство Ивана Лимбаха, 2021. Перевод c французского Аллы Смирновой. Содержание

На русском уже выходили две книги Жан-Пьера Дюпюи, и обе разрабатывают «теорию просвященного катастрофизма», которую ныне живущий франко-американский философ сочинил под влиянием своего учителя Рене Жирара (см. рецензию Алексея Зыгмонта). «Ревность», вышедшая по-французски совсем недавно, в 2019-м, также отталкивается от жираровских построений, но тематизирует не апокалипсис, а нечто более внутреннее, хотя и не менее глобальное: собственно, ревность.

По данным автора, в одной только Бразилии количество преступлений на почве ревности превышает количество преступлений, связанных с наркотиками.

Дюпюи отталкивается от миметической теории желания Жирара, согласно которой мы желаем того же, что другой обозначает как объект желания — потому, что он им обладает или желает обладать. Иными словами, желание имеет подражательную природу, и его можно геометрически обозначить как треугольник, где есть два конкурирующих субъекта и объект желания. Дюпюи же полагает, что желание (которое неразрывно связано с ревностью) следует изображать иной фигурой, а именно кругом, поскольку в его основе лежит механизм исключения и самоисключения из единства, который образуют другой и объект его желания. Это единство и создает круг, вне которого лежит желающая-ревнивая точка. Лучше всего визуализирует эту схему Мунк на картине «Ревность», где на зрителя смотрит взглядом-двустволкой исключенный ревнивец, отвернувшийся от сливающихся в одно пятно влюбленных.

Свои построения, которые я безбожно огрубил, Дюпюи иллюстрирует на широком материале — от Пруста до Вебера — и показывает их действенность в очень разных сферах: от литературы до политики. Чтение специальное, но скорее рекомендованное для желающих понять природу чудовищной силы ревности.

«А что говорить о поведении Путина по отношению к Украине? Как будто он предпочитает хаос у собственных границ, а не стабильную, пусть и присоединившуюся к Европейскому союзу Украину. Типичное поведение ревнивца: он предпочитает скорее сломать игрушку, чем отдать ее в руки соперника».

Вероника Зусева-Озкан. Дева-воительница в литературе русского модернизма. М.: Индрик, 2021. Содержание. Фрагмент

Предыдущие книги Вероники Зусевой-Озкан посвящены поэтике метаромана и предназначены главным образом коллегам по филологическому цеху. «Дева-воительница...» способна заинтересовать более широкий круг читателей в силу разогретой эмансипаторной тематики. В монографии собраны работы разных лет по одной теме: образы богатырок, амазонок, валькирий и иных воительниц в текстах авторов Серебряного века, понимаемого как период с 1890-х по 1930-е. В числе прочих анализируются произведения Белого, Блока, Цветаевой, Замятина, Гумилева, Барковой.

Исследовательница отмечает, что сам по себе образ девы-воина в широком смысле архетипичен, но в русском модернизме он получает особое звучание за счет исторического контекста: образ мобилизуется в ситуации коренных социальных трансформаций, в рамках которых пересматривалась роль женщины. Инвариантами образа Зусева-Озкан считает «сдвинутый — по сравнению с традиционным — баланс сил»: воительница — это героиня, которая переигрывает мужчин или по меньшей мере играет с ними на равных в типично мужских ситуациях войны и конфликта, причем на языке «маскулинных» категорий власти и силы. Соответственно, эта сдвинутость оказывает, согласно феминистской оптике, тревожащий эффект: с одной стороны, воительницы сохраняют привлекательность для мужского взгляда, с другой — беспокоят пограничностью и андрогинностью.

Несмотря на академическую респектабельнось, вполне энергетизирующее чтение в жанре girl power. Прекрасные иллюстрации.

«Любопытно, что М. Горький считал крайне необходимым и своевременным появление произведений о Жанне д’Арк».

Алексей Муравьев. Старообрядцы. Другие православные. М.: Эксмо, 2021. Содержание

Эта книга представляет собой краткое пособие в жанре простые и глупые, а также не такие уж простые и глупые вопросы о старообрядчестве, которые вы не знали, кому задать.

Автор — кандидат исторических наук и член Белокриницкого согласия Алексей Муравьев, известный амбассадор старой веры — бегло разбирает историю раскола, хронологию старообрядчества от реформ Никона до наших дней, фиксирует отличительные черты старообрядческого мировоззрения. Особенно любопытна часть, посвященная разоблачению расхожих ошибочных представлений: можно узнать, что староверы не такие уж трезвенники, не так уж ничего не меняли в богослужебных книгах, не такие уж адепты архаики, не такие уж «русские протестанты» и т. п.

В заключение Муравьев представляет старообрядчество как альтернативный идеал для развития российского общества. Что упаковано в идеал, автор подробно раскрывает в другом тексте. Упомянем лишь некоторые моменты: честность и прозрачность в формальных отношениях между людьми, малая ресурсность, связь этического и эстетического, модернизация экономики, отказ от невротического отношения к религии, практичное отношение к технологиям.

Спаси Христос.

«Пусть для старообрядцев никониане — еретики, это совсем не означает, будто те прокляты или нечисты».

Иван Грозный. Хроники Эйзенштейна. Редактор-составитель Наталья Рябчикова. СПб, М.: Подписные издания, Искусство кино, 2021. Содержание

В начале октября в повторный прокат вышла отреставрированная версия двухсерийного фильма Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный», одного из лучших фильмов в истории кино о природе власти. К этому событию журнал «Искусство кино» подготовил книгу, составителями которой выступили киноисторики Наталья Рябчикова и Станислав Дединский.

В сборник вошли многообразные материалы, которые проливают свет на историю создания картины: это фрагменты дневников и лекций Эйзенштейна, найденные в архивах РГАЛИ и ВГИКа, они публикуются впервые. Их сопровождают документы, выходившие малым тиражом и разрозненно, — письма, дневники, рисунки Эйзенштейна и членов его съемочной группы, а также неснятые фрагменты сценария, отзывы первых зрителей и закадровые фото. Все вместе перемещает читателя на площадку фильма, в контекст политических игр и едва ли не в голову режиссера, позволяя «досмотреть» недоснятую работу Сергея Михайловича в режиссерской версии и оценить обилие вписанных в нее личных мотивов.

«Дневник Эйзенштейна
26 февраля 1942 г.
<...> Интересно личное: одиночество Грозного связано (только сейчас — через год с лишним работы! — вспоминаю) с любимым выражением... моего отца (достаточно грозного!): „Человек — всегда один”.
Очень занятно».