Вячеслав Кондратьев. Великая Парагвайская война. М.: Пятый Рим, 2018
Когда-то Парагвай — не имеющая выхода к морю небольшая страна в Южной Америке — претендовал на то, чтобы стать региональной сверхдержавой. Парагвайцы создали неплохую по местным меркам армию, закупили в Европе броненосные корабли и объявили войну соседним Бразилии и Аргентине. А заодно и Уругваю. Война длилась семь лет — с 1864-го по 1870 год, Парагвай был разгромлен, потерял большую часть мужского (да и женского) населения страны и значительную часть территорий. Конфликт в России не очень известный: у нас если и знают про парагвайские войны, так это про Чакскую войну 1932–1935 годов, когда российские белые офицеры помогли Парагваю победить Боливию. Эта же война неизвестна и на первый взгляд не очень интересна. Но это не так.
Пропустим понятные дифирамбы в адрес автора и издательства, которые выпустили книгу на малоизученную тему. Не будем критиковать бесконечные списки броненосных кораблей, которые, впрочем, коротки и читаются дольше, чем до середины. Перейдем сразу к тому, чем эта книга может быть интересна читателю, которому до Парагвая нет никакого дела.
Начнем с того, что Парагвайская война, хоть и проходила в относительно отсталом с технологической точки зрения регионе, но имела несколько потрясающих ноу-хау, до которых более передовой Старый Свет дойдет только через пару десятилетий. Инновации эти были ужасны. Во-первых, это была тотальная война. В ней было задействовано все население Парагвая. Уступавшие в численности союзникам парагвайцы постоянно проводили мобилизации. «К началу 1867 года под ружье поставили почти все мужское население страны. В деревнях остались только женщины, дети, старики и инвалиды». Во-вторых, это была война идеологическая. Парагвай к началу конфликта представлял собой классическое тоталитарное государство. Практически с момента объявления независимости страной правили диктаторы: сперва Франсия, потом два Лопеса, отец и сын. При Франсии вообще была полная автаркия и изоляция — страна ни с кем не торговала и не общалась с соседями. Высшее образование было запрещено, зато начальное внедрялось повсеместно. Так проще было овладеть умами населения и подчинить его себе. Франсия правил с 1814-го по 1840 год, так что в плане использования школ для промывки мозгов он был одним из первопроходцев.
Он же создавал единую парагвайскую нацию почти евгеническими методами: «Официальное разрешение властей требовалось для женитьбы, причем проживавшим в стране потомкам испанских колонистов разрешалось вступать в брак только с представителями местных индейских племен. Таким способом El Supremo [титул диктатора Франсии] намеревался полностью ассимилировать испанский этнический элемент, создав единый интернациональный парагвайский народ. И в значительной мере это ему удалось».
При преемниках Франсии гайки чуть-чуть ослабили, начали торговать с соседями, приглашать европейских специалистов и офицеров и посылать студентов в Европу. Но зато усилили пропаганду превосходства парагвайцев над соседями. Тут опять диктаторы Лопесы предвосхитили время. В итоге парагвайские солдаты шли в атаку, будучи уверены, что они превосходят во всем аргентинцев, бразильцев и уругвайцев.
Более того, парагвайская пропаганда носила откровенно расистский характер (это как раз в духе времени) — всех поголовно бразильцев объявили чернокожими. На парагвайских карикатурах того времени (их разглядывать отдельное, хоть и сомнительное, удовольствие) — все бразильцы черны, их сравнивают с обезьянами, а в бой парагвайские солдаты идут с криком «Бей негров!». Все эти меры обработки мозгов граждан в известной степени удались: Парагвай продержался пять лет, находясь в почти полной изоляции, и солдаты продолжали биться, даже когда все города были разрушены, а страна оккупирована врагами. Но это бесконечное и бессмысленное сопротивление далось страшной ценой — за пять лет погибло больше половины населения страны. В какой-то степени Парагвайскую войну можно считать одним из первых геноцидов в современной истории. Выжившие были лишены буквально всего: большая часть построек в стране была разрушена или своими, или чужими, у выживших парагвайцев не осталось даже одежды — ее отняли еще раньше во время бесконечных мобилизаций всего и вся. После очередного поражения на фронте «правительство выпустило указ, обязывающий каждую семью сдать на нужды армии как минимум одну рубашку и одну пару штанов».
Еще, конечно, Парагвайская война была переходным конфликтом — там были черты старой доброй рыцарской войны, в которой офицеры руководствуются старинными представлениями о чести: уругвайский командир в одном из сражений «атаковал без артподготовки, поскольку считал бесчестным расстреливать из пушек людей, которым нечем на это ответить». С другой стороны, это была кровавая бойня, в которой пленных расстреливали и они умирали от холеры в больнице, в которой захваченное мирное население продавали в рабство. Это была война, где солдаты шли в бой босыми, потому что ботинки еще не добрались до тех краев, но результаты сражений фиксировались военными фотографами, а в небе парили разведывательные воздушные шары. У этой жуткой войны не было только одного — хорошей книги о ней. Теперь она есть.
