Виктор Пелевин. Непобедимое солнце. М.: Эксмо, 2020
Так я слышал. Однажды Будда пребывал в Раджагрихе среди монахов и монахинь. Некто спросил у него: «О Бхагаван! Нужно ли читать крайнего Пелевина?» И ответил Благостный: «Монахи! Форма есть пустота, пустота есть форма. Лучше читать Пелевина, чем быть похожим на его героев. И лучше чем-то на них походить, чем героев из них делать».
Таковы особенности национального чтения. Каждый год мы читаем нового Пелевина, с каждым годом находя в том все меньше удовольствия и смысла. Читаем, чтобы не отстать в каком-то нелепом марафоне всеобщего причащения. Читаем, как будто смотрим очередную серию длинного и порядком поднадоевшего сериала — и бросить бы, да уж столько времени потрачено, а ну как все-таки что-то придумают? Самообман. Все главное было сказано еще в первом сезоне, даже в его первой серии, даже в трейлере к этой серии. А теперь от происходящего сводит скулы и самим персонажам. Возможно, в тайном чате Телеграма они уже планируют выехать к автору на разборки. Чтобы этого не произошло, Пелевин щедро вкалывает им колумбийские порции самодовольства.
Стоп! Главное слово произнесено. Все основные (да и второстепенные тоже) герои его последних книг чудовищно, непомерно самодовольны. Постигают ли они вселенские истины или разоблачают их, помешивают ли ложечкой чай, занимаются ли сексом, поглядывая в зеркало, подмигивают ли со страниц читателю, суперменничают или обезьянничают — в каждое мгновение они сочатся самолюбованием, как старый дизель соляркой. Что в них действительно непобедимо, так это дурно пахнущее, трудно выводимое «солнечное масло», Solaröl.
Сказанное относится и к Голгофскому из «Искусства легких касаний», и к Федору из «Тайных видов на гору Фудзи», и к Маре из «iPhuck 10». Отчасти Порфирия Петровича оправдывает то, что он алгоритм. Самодовольный алгоритм — это по крайней мере свежо. А вот чекистов даже не упоминаю — от них несет соляркой за версту. Так и наша Саша — Александра Орлова, а как минимум Македонская — идет по жизни в полном согласии с последним своим ноготком, с любой своей мыслью и чувством. Да и чего бы ей не быть такой, если за спиной багаж из двух книжек — «одна про гностицизм, другая про поздний Рим», несколько хорошеньких мальчиков (и девочек) и масса волнительных приключений, которые так хорошо заправлять в соцсетях свежевыдавленными эмодзи. Это бы еще сгодилось, если бы перед нами состоялось развитие персонажа, или схватка с противоположной душой, или гибель от непреодолимого. Но Пелевин — монологист, с упорством пьяного пахаря он ведет свой трактор по одной борозде прямо в овраг, куда раз за разом и валится. В том овраге уже целый машинный парк — примерно с «Лампы Мафусаила», как я себе представляю.
Что же заклинило в пелевинском передаточном механизме? Почему medium больше не message? Тому могут быть две причины: или автор стал говорить уж слишком прямо и буквально, по принципу «что вижу, о том пою», или, наоборот, чересчур скрыл сообщение в третьем или четвертом слое смыслов, куда мало кто добирается. Нам возражают: какова блондинка, таков и ее «роман». Вот же месседж. Но пелевинский стиль блондинки — и не стиль вовсе, а отсутствие всякого стиля! Чтобы понять, как простаки играют с миром, а автор — с простаками, достаточно заглянуть в «Баудолино» Умберто Эко. Конечно, Пелевин всегда наклеивал идеи на страницы своих книг «шершавым языком плаката», но на сей раз сработал натуральным напильником. Его героиню хочется придушить уже в первой четверти романа — кажется, это рекорд. Она не интригует. Потому что не интригует Пелевин.
Виктор Пелевин
Фото: pelevin.nov.ru
Увы, но код Дэна Брауна отравил ДНК многих писателей. Вошло в моду убеждение, будто книга без масонства, криптоистории, гностицизма и тайных обществ — что каша без соли. Доля подобной каббалы в произведениях Пелевина неуклонно растет — в ущерб остальному, к сожалению. И если вампирский эпос еще был проникнут суровой эстетикой служителей истины, то подковерная борьба масонов с чекистами является уже чистым симулякром, а «непобедимосолнечный» культ черного-пречерного камня и его БДСМ-масок и вовсе скроен так неряшливо и занудно, что возникает опасение, читал ли Пелевин хотя бы те две книги — по гностицизму и позднему Риму — или ограничился Википедией.
Столь же декоративен и буддизм в романе. Идею об иллюзорном мире, когда-то сносившую древним индусам головы напрочь и по сей день будоражащую некоторые чувствительные умы, Пелевин в итоге затер до эмодзи — из того комплекта, что всегда идет со скидками. Неудивительно, что его герои если что и выносят из столкновения с этой радикальной идеей, то только уверенность, что вынести ее вполне можно, ничего такого страшного в ней нет. Напротив, последовательно, до основ продуманная, она совершенно несовместима с любой эзотерической конспирологией — ведь тогда придется признать, что «в невидимом космосе огромными темными водоворотами таятся» вовсе не боги или какие бы то ни было иные сущности, но исключительно наши совести, наши дела и наши отношения. Которые позднему Пелевину малоинтересны.
В итоге в битве буддиста с каббалистом побеждает матерый каббалист. Вместо того чтобы вынудить свою героиню как-то измениться, автор предпочитает магически менять мир вокруг нее — это, конечно, не самая плохая фантастика, но это всего лишь фантастика. Да и фантазия Пелевина, перейдя на солярку, ощутимо сбавила обороты: яхта, на которой разворачивается основное действо, до последнего шпангоута позаимствована из позапрошлогодних «Тайных видов», а ожившие статуи — прием не просто замшелый, но самим же писателем куда более изящно обыгранный в «Зале поющих кариатид». Стоит ли удивляться, что в конце концов блондинка «вытанцевала» тот же самый мир, что и был, только с масками — поди придумай новый, если и в мелочах повторяешься.
Даже тот участок фронта, который Пелевин традиционно выжигал напалмом — я разумею сатиру, — сейчас напоминает скорее дартс на пьяном корпоративе. Феминизм был «пролечен» намного основательнее в том же «Фудзи», капитализм распят на широком пространстве от «Generation «П» до «iPhuck 10», а загадочная «русская душа» обнажена до исподнего в «Священной книге оборотня» от лица, кстати, по-настоящему живого женского персонажа. Саша перед А Хули как Жижек перед Гегелем: анекдот да и только.
Неряшливым и скороспелым (а потому и скоропортящимся) «Непобедимое солнце» выглядит не только на уровне идей и персонажей. Обманчивый стиль самодовольной блондинки окончательно усыпил автора. Пелевина словно обуяло благодушие писателя-почвенника, беззаветно влюбленного во все, о чем он пишет. (Не отрастил ли он себе окладистую бороду?) Автор не таясь любуется такой наивной, но милой героиней, подробно знакомя читателя с ее завтраками и ужинами, со всей серьезностью выписывает «глубинную психологию» римских императоров — Каракаллы и Элагабала, как будто его цель — достоверный исторический роман, и при этом умудряется пропускать простейшие ляпы. Например, кубинская «светская тусовщица» Elena Ruz становится у него Еленой Руз, хотя в испанском нет звука «з», и она должна читаться как Рус. Или упоминается «бесформенный колокол платья», хотя «колокол» — это вполне конкретная форма, и потому никак не может быть «бесформенным».
Но, пожалуй, самый печальный результат неожиданного пелевинского благодушия — его совершенно холостой выхлоп. Когда в 1996 году в великом романе «Чапаев и Пустота» Чапаев рассказывал Петьке об «одном китайском коммунисте по имени Цзе Чжуан», которому снилось, что он — бабочка, «занимающаяся подрывной деятельностью», это было действительно взрывоопасно. Когда спустя восемнадцать лет в «Любви к трем цукербринам» Пелевин снова обращается к этой метафоре, он уже понимает ее затертость и вынужден подверстывать к ней целый отряд разномастных бабочек и многословный трактат по философии, чтобы отозвалось хотя бы новогодней хлопушкой. Но в двадцатом году снова ворошить прах старого китайца ради бесхитростной сказки о том, как спящая бабочка придумывает мир? Когда даже авторы «Космополитен» наловчились нарезать эту притчу на куда более аппетитные полоски? И это нам, измученным карантином и бытием, подается как откровение? Никогда еще солнце Пелевина не закатывалось так низко и не чадило так соляркой. Проснется ли спящая блондинка, чтобы осознать себя Пелевиным? Проснется ли Пелевин, чтобы вновь порхать бабочкой над цветущим полем русской литературы? Как говорится, coming out soon — уже в следующем году.