Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Александр Федосов. Павел Бажов. М.: Молодая гвардия, 2024. Содержание
Главному действующему лицу той биографии, о которой пойдет далее наша речь, исполнилось 10 лет, когда он, сын крестьянки и заводского рабочего, учившийся в Сысерти в земской школе, попросил в библиотеке томик Пушкина. Библиотекарь принес мальчику книгу, однако с одним условием: следующий том из собрания сочинений он получит только после того, как первый выучит наизусть. Дети часто склонны понимать слова взрослых буквально, вот и юный Паша Бажев (именно с такой фамилией он появился на свет, и окончательно писать ее как Бажов стал только к 1940 году) воспринял дядину шутку абсолютно всерьез, как брошенный вызов. Даже не понимая до конца смысл всех пушкинских слов, мальчик справился с тем, чтобы выучить томик от корки до корки, за месяц. Пораженный библиотекарь рассказал о мальчике с невероятной памятью директору земской школы; директор обратился к своему приятелю, жившему в Екатеринбурге; а тот уже мало-помалу стал убеждать Бажева-старшего дать ребенку полноценное образование. Так, благодаря детской любви к Пушкину, Павел Бажов, имевший в ином случае все шансы на всю жизнь остаться с четырьмя классами образования, смог поступить в Екатеринбургское духовное училище.
Мы, разумеется, не можем знать, до какой степени этот эпизод, который так любят пересказывать экскурсоводы по бажовским местам, был приукрашен Павлом Петровичем во взрослом возрасте. Однако у нас нет никаких оснований сомневаться в том, что пушкинские стихи стали одной из важных составляющих его детского мировосприятия, без которой этот человек едва ли сформировался бы в самого знаменитого уральского сказочника. Равно как стали неотъемлемой его частью побасенки от деда Слышко — разменявшего седьмой десяток сторожа дровяного склада, развлекавшего детвору историями «про девку-Азовку, про Полоза, про всякие земельные богатства». Или как биография его собственной матери Августы Стефановны, рано лишившейся родителей и выросшей у совершенно постороннего человека — «заречного деда Филарета», забравшего ее к себе «вместе с приблудной кошкой», с которой она ходила по домам, нищенствуя. Как вполне правдоподобно догадывается Федосов, в дальнейшем на почве этой не самой веселой истории вырос сюжет о деде Коковане и Даренке из «Серебряного копытца».
На русском языке, казалось бы, нет недостатка в литературе, посвященной жизни Бажова и его творчеству. Еще при жизни писателя, в 1947 году, выходит первая посвященная ему монография авторства Любови Скорино. В дальнейшем о Бажове публикуются книги писателя Евгения Пермяка, свердловского литературоведа Михаила Батина и других авторов. До сих пор жива Арианда Бажова-Гайдар, оставившая об отце книгу воспоминаний «Глазами дочери». Тем не менее, как решил показать своей книгой журналист и историк-краевед Александр Федосов, в жизни уральского сказочника еще остались сравнительно малоизученные страницы, ускользавшие от внимания других исследователей. Обращение к фигуре Бажова для Федосова не в новинку: он ответственен за создание народного музея «Малахитовая шкатулка» в уральском городе Полевском и книгу «По ТУ и СЮ сторону бажовского мира», рассчитанную, по словам самого автора, на «тинейджеров, которые предпочитают зрелищность». Полноценная биография Бажова стала для Федосова более серьезным исследованием, для работы над которым он посетил ряд бажовских мест, включая затерянное в сибирских лесах село Бергуль, где Павел Петрович работал школьным учителем и партизанил в годы Гражданской войны.
Бажов предстает на страницах книги Федосова в трех ипостасях. Сначала как молодой человек, прошедший годы учения, получивший преподавательскую профессию и подхваченный революционным вихрем. Ставший в предреволюционные годы эсером Бажов неоднократно успел побывать за решеткой (как и другой советский писатель, Виталий Бианки, о биографии которого мы ранее писали на «Горьком»). Первый раз — еще при царском правительстве «за участие в учительском союзе и анархо-народнических группировках». Второй — в страшные дни в конце 1918 года, когда отступавшие эшелоны Красной армии попали под Пермью в ловушку к колчаковцам. Многих тогда казнили, раздев догола и облив ледяной водой на морозе, но Бажову повезло выжить и выбраться благодаря бороде, с которой он сошел за представителя мужицкого сословия. Главы, посвященные этим годам, полны авантюрных эпизодов: это и полулегендарный побег из колчаковского лагеря для военнопленных через выломанную дыру в стене нужника, и поездка вшестером в тридцатипятиградусные морозы стоя на открытой площадке товарного поезда, и создание партизанского отряда в старообрядческой деревне Бергуль, где будущего писателя, с одной стороны, вылечили самогоном и баней «по-черному» от изнуряющего кашля, с другой — кормили как никонианина из «поганой посуды».
Затем — как достаточно разносторонний журналист, который пишет в крестьянские газеты под множеством псевдонимов, собирает истории из дореволюционного рабочего быта и работает над книгами о Гражданской войне. Хотя литераторская карьера Бажова начиналась вполне успешно, в тридцатые годы его дважды исключали из партии, и оба по доносу Михаила Кашеварова, чью книгу «История Шадрина» Павел Петрович в бытность свою цензором в Уралобллите не допустил к печати за «густое черносотенство». Первое исключение последовало за приписку себе партийного стажа с 1917 года, и после него Бажова довольно быстро восстановили в рядах ВКП(б), смягчив наказание до выговора. Второй раз был куда серьезнее — после ареста, а впоследствии и расстрела по обвинению в троцкизме комбрига Васильева Бажову вменили в вину книгу «Формирование на ходу», немалая часть которой была ему посвящена. Дело происходило в 1937 году, Бажов вполне мог повторить судьбу Васильева, и мало того сравнительно недавно в результате трагической случайности погиб его сын Алексей. Писатель справлялся с горем и тревогой, проводя все ночи в работе, и, как предполагает Федосов, «скорее всего, именно в тот момент он понял, что гадание на политической гуще — занятие заведомо неблагодарное и решил впредь историко-политическими текстами себя не обременять».
Вместо политизированных текстов на тему Гражданской войны из-под пера Бажова начали выходить знаменитые уральские сказы, и Федосов посвящает следующую часть книги тому, чтобы ответить на вопросы, которые неизбежно возникали у каждого, кто с ними соприкасался: кто такая Хозяйка Медной горы и почему ее образ столь очевидно эротичен, откуда взялись Огневушка-поскакушка, Великий Полоз и Серебряное копытце и с какими мифологическими образами связан Каменный цветок? Поверья хантов и манси, финно-угорская мифология, славянские сказки, горняцкий фольклор и даже античные мотивы сплетались Бажовым в единое целое его мира, в котором талант всегда находит вознаграждение, за жадность следует страшное воздаяние, а дети и старики обладают особой истиной, поскольку находятся ближе всего к иному миру.
Наконец, Бажов предстает перед нашими глазами как состоявшийся писатель, чьи книги издаются и читаются по всему Союзу, а также литературный функционер и депутат Верховного Совета СССР. Главная слава Бажова пришлась на самое страшное для страны время — в годы Великой Отечественной Войны «Малахитовая шкатулка» переиздавалась дважды, и в 1943 году писатель получил за нее Сталинскую премию. Специально для фронта Бажов написал пропагандистские «Сказы о немцах», убеждающие, что иноземного захватчика можно и нужно бить, однако его фантастические произведения пользовались в окопах куда большей популярностью, и один из фронтовиков даже довез «Малахитовую шкатулку» до Рейхстага. Сам писатель так объяснял успех этой книги в военные годы: «Недаром солдаты в походах всегда друг другу сказки сказывали. Без сказки трудно людям. Иной раз и ложка в рот нейдет без присказки».
И к слову о ложках да кашах. Объем книги Федосова, и без того невеликий, в немалой степени посвящен тем сторонам жизни ее героя, которыми едва ли решил бы поинтересоваться даже сравнительно любознательный читатель. Так, Павел Петрович предстает на ее страницах и как меломан, и как танцор, и как любитель братьев наших меньших, и даже как утонченный «садист» (не подумайте дурного, таким словом Федосов предпочитает называть любителя плодовых и ягодных насаждений). Отдельная глава выделена для описания предпочитаемых во времена жизни Бажова на Урале гастрономических изысков. Принявший ее к сведению читатель получит возможность и сам почувствовать себя немного Бажовым, полакомившись аппетитными посикунчиками, горчицей «ух!», пельменями с черной редькой, а то и, чем черт не шутит, тем самым жарким по-уральски из закрывшего ныне двери для посетителей заведения «Серебряное копытце», где, как любезно уведомил нас Федосов, «состоялся профессиональный дебют известного шансонье Александра Новикова».
С другой стороны, в каких-то отношениях читатель может почувствовать себя не до конца удовлетворенным, ведь аннотация книги обещает ему рассказ о том, где Бажов мог встречаться с Чеховым и в каких отношениях Павел Петрович находился со Сталиным. Говоря коротко, с молодым Чеховым 11-летний Бажов чисто теоретически мог столкнуться на одной из улиц Екатеринбурга. Что же касается отношений со Сталиным, то Федосов как раз вполне убедительно развенчивает миф об их существовании.
С легкой руки писателя и историка Екатеринбурга Сергея Погодина получило распространение подписанное Бажовым письмо на имя Иосифа Сталина, в котором писатель, занимавший на тот момент пост секретаря свердловского отделения Союза советских писателей, просит диктатора не допустить снос памятника архитектуры — Невьянской падающей башни, намеченной местными властями к разбору на кирпичи. Сталин, если верить Погодину, не оставил письмо без внимания и сносить башню категорически запретил.
«Версия Погодина стала настолько желанной, что и сейчас, спустя десятилетие, о ней с явным удовольствием рассказывают некоторые бажовознатцы, а реальные и потенциальные бажоволюбы этим сладким речам внимают», — пишет Федосов. Однако подлинника послания нигде не сохранилось, стиль его не соответствует бажовской манере писать, да и сама идея решать вопрос о сохранении локального памятника архитектуры на столь высоком уровне по тем временам произвела бы грандиозное количество шума, которого не было, а «значит, не было и письма».
А вот с кем из советских зубров Бажов действительно был знаком — и знаком достаточно близко, — так это с маршалом Жуковым, который в бытность свою жителем Свердловска нередко заходил к прозаику в гости поговорить о жизни и литературе. В день похорон Бажова сам Жуков стоял у его гроба в почетном карауле, и десятки тысяч свердловцев выстроились в очередь к кладбищу — однако журнал «Огонек» репортаж о прощании с писателем публиковать не стал. Согласно одной из версий, потому, что тот самый Сталин, уже упомянутый нами выше, счел подобный масштаб народной любви к уральскому писателю неуместным.
Стиль изложения Федосова местами может показаться читателю наивным, а без многочисленных отступлений автора (вроде жалоб на информационно-телекоммуникационную электрическую сеть «Интернет», в которой люди «подсчитывают лайки, репосты и другую билибирду» [орфография источника — прим. «Горький»]) книга, скорее всего, только выиграла бы, однако в любом случае следует подчеркнуть, что это исследование написано с колоссальной любовью к его герою. Таким образом, оно если и не откроет новой главы в бажововедении, то, по крайней мере, сможет занять место на полке бажоволюбов и бажовознатцев.