Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Викрам Сет. Лишь одна музыка. М.: Иностранка, 2024. Перевод с английского Ольги Кравченко
«Лучший посвященный музыке роман во всей английской литературе» — писал, как напоминает анонс издательства, об этой книге Викрама Сета The Daily Telegraph. Смелое утверждение, но почему-то те великие романы о музыкантах, которые приходят на ум первыми, действительно оказываются родом не из Англии. «Доктор Фаустус» Манна, «Пианистка» Елинек, «Ожог» Аксенова. Из современной прозы сразу вспоминаются «Брисбен» Евгения Водолазкина и «Время смеется последним» американки Дженнифер Иган. От них книга Викрама Сета сильно отличается, и если попробовать нащупать сравнение, то ближе к ней будет «К югу от границы, на запад от солнца» Харуки Мураками. Схожий рамочный конфликт — герои спустя время пытаются воскресить прошлую любовь вопреки обстоятельствам. Но там, где у Мураками царит джаз, у Викрама Сета господствует классика. Это минорный текст, который хочется назвать камерным, несмотря на солидный объем в шестьсот страниц. И нет, не только потому что речь здесь идет о камерной музыке. Роман сосредоточен на внутренней жизни, на повседневной работе и личностном кризисе скрипача Майкла Холма.
Холму, от лица которого ведется повествование, около тридцати пяти. Он, подающий надежды талантливый исполнитель, играет в квартете «Маджоре». У Холма есть ученики, есть отношения с привлекательной молодой девушкой, есть квартира в престижном районе Лондона рядом с озером Серпентайн, есть перспективы и искренняя преданность искусству. А еще Майкл Холм не может забыть свою давнюю возлюбленную по имени Джулия, с которой когда-то, будучи совсем молодым, играл вместе в Вене. Тогда он сам бросил Джулию — не в силах вынести давление учителя Карла Шелля, довел себя до нервного срыва и сбежал из Вены в Англию. Придя в норму, Холм пытался Джулию найти, но было уже поздно, та как будто исчезла. И вот, наконец, он случайно встречает ее спустя десять лет после расставания в соседнем автобусе, а затем она приходит на концерт квартета. Теперь Джулия замужем, у нее родился сын, она выступает лишь изредка и под фамилией мужа-американца. У Джулии тоже остались чувства к Холму. Довольно быстро тот начинает с Джулией видеться, узнает о ее тайной проблеме и даже едет вместе с ней и квартетом в Вену на гастроли.
«Лишь одна музыка», разумеется, не исчерпывается любовной линией. Отчасти это производственный роман. В нем показаны будни квартета, где нет строгой иерархии, как в оркестре. Четыре человека, каждый со своими амбициями и вкусами, вынуждены постоянно идти на компромиссы, быть в некотором роде семьей и в то же время уважать право друг друга на личные интересы. В какой-то момент с «Маджоре» связывается именитый лейбл и предлагает записать нехарактерный репертуар — полное «Искусство фуги» Баха. С одной стороны, такая запись может стать путем к славе, с другой, на нее придется потратить огромное количество сил. Коллеги Холма спорят и ссорятся, а поиск нужного звука для «Искусства фуги» превращается в квест, во время которого один мастер по скрипкам цинично замечает, что лучшие инструменты живут гораздо дольше исполнителей, а потому в каком-то смысле важнее.
Образ музыкантов, чье восприятие своего труда напоминает то ли религиозное служение, то ли азарт зависимого, получился убедительным. Во многом причиной тому — концентрация повествования на каждодневных, мелких усилиях. Раз за разом читателям показывают: это работа, которая бывает занудной, бывает физически тяжелой и, как любая работа, способна по-своему надоедать даже самым преданным делу людям. О романе писали как о глубоком «постколониальном прочтении» европейской музыкальной классики, и количество упоминаний композиторов и исполнителей здесь вправду впечатляет. В какой-то момент Холм открывает для себя малоизвестное произведение Бетховена, его струнный квинтет до минор (действительно существующий) — и гоняется в поисках редкой пластинки по городу. Свою замкнутость в мире нот рассказчик и его профессиональное окружение порой самоиронично обсуждают:
«— Все плохо, плохо, плохо, у всех сегодня все жутко плохо, — легко говорит Эллен. — Сегодня утром, когда я готовила кофе, я вдруг поняла, насколько музыканты скучны. Все наши друзья — музыканты, и нас не интересует ничего, кроме музыки».
Неслучайно пассаж принадлежит Эллен, неформальному лидеру «Маджоре», пожалуй, самому симпатичному персонажу романа. Одна из тем книги — патологическая увлеченность, одержимость, буквально как русская версия названия оскароносного фильма Дэмьена Шазелла — режиссера, который, кажется, не мог не читать Викрама Сета. Холм сосредоточен только на камерной академической музыке точно так же истово, как влюблен в Джулию. И сам факт, что он был всерьез влюблен только в Джулию в течение десяти лет, хотя не общался с ней совсем, говорит о чем-то нездоровом, сколь бы романтично это ни выглядело. За первую половину книги повторяющиеся из главы в главу страдания Холма способны наскучить, а во второй половине интрига нарастает, но герой начинает преследовать возлюбленную и становится неприятен. Что ж, такой трюк с ненадежным рассказчиком, вызывающим сочувствие, а потом отторгающим, удался на славу.
Перемена происходит и в речи Холма. К финалу роман, в завязке стилистически суховатый, делается поэтичен. Предпоследние части звучат как умелое подражание кульминации в симфонии, красивый и чуть-чуть пугающий психоделический взрыв:
«Прогулка на край земли, к слиянию тектонических плит; к илу осевших отмелей и наводнений, в скит отшельника, нашедшего настоящий крест. Однажды в день землетрясения в городе родился невзрачный священник; потом его рукописи были рассеяны по миру, прошли через многие руки и оказались в библиотеке с кривыми стенами. И там они и оставались, пока неслыханный восторг от них не поднялся до коронующих деву ангелов и голубки. Если бы мы были дельфинами, что бы мы играли? Если бы у нас было четыре руки, разветвился бы Бах еще больше? Пусть наши большие пальцы противостоят остальным. Пусть наши зубы исчезнут, станут усом, как у китов, и вырастет наша любовь к планктону, так что мы сможем безудержно плескаться и играть».
Другой вопрос, что добираться до этой певучей прозы читателю придется через несколько эпизодов нудных метаний. Есть подозрение, что Викрам Сет специально хотел после пиршества сюжетных хитросплетений «Достойного жениха» сделать что-то куда менее похожее на захватывающий бестселлер. Не исключено, что он строил роман как академическое музыкальное произведение, дрейфуя от медленного темпа к быстрому, от фактологичного сухого стиля — к обилию иносказаний, эпитетов и деталей. Кроме того, в оригинальном названии («An Equal Music»), которое действительно, кажется, нельзя передать на русском языке, сохранив все смысловые оттенки, слово equal вполне может намекать на равномерно темперированный строй (Equal temperament) — его придерживается профессиональная европейская музыка, начиная с XVIII века. То есть в интерпретации заглавия романа как «Одно музыкальное произведение в равномерно темперированном строе» чувствуется логика. При желании аргументы в пользу этой интерпретации легко разглядеть и в формальной структуре — маленькие, нередко равные по объему главы, почти в каждой части присутствует и крошечная глава на пару абзацев, и глава длиннее остальных.
Несмотря на такую специфику, книга, скорее всего, приглянется и читателям, которые просто любят иногда послушать классику или наконец-то хотят найти повод ее послушать и немного вникнуть, а на тех, кто страдает от несчастной любви, роман наверняка способен подействовать терапевтически. Он не заканчивается на пике одержимости главного героя, со дна тот все же поднимается на поверхность, из ада — в чистилище, где оказывается перед итоговым выбором. «Лишь одна музыка» полна религиозных отсылок и мотивов, от названия дома Холма «Архангел-Корт» до прямых размышлений о вере в творчестве композиторов и описания Страшного суда.
«В амбаре Бога взвешивают души. На коленях у дьявола сидит ненастоящий Христос, восставший и слабый. Большие балки выступают из стен и подпирают крышу. Вся в синем, царица милосердия держит своего сына с лицом мудреца».
Грубо говоря, герой большую часть книги взвешивает свою душу «в амбаре Бога». И основной посыл истории почти библейский, новозаветный — о дающем свободу смирении, о нестяжательстве в настоящей любви, будь то любовь романтическая или любовь-призвание. Не то чтобы мысль нова, зато раскрывается она сильно и в оригинальном ракурсе, и в результате пусть кое-где затянутый роман не лишен глубины и фирменного обаяния прозы Викрама Сета.