Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Вирджиния Вулф. Мысли о мире во время воздушного налета. М.: Ad Marginem, 2024. Перевод с английского Светланы Силаковой. Содержание
Вирджиния Вулф вполне могла стать одной из тех «исчезающих бабушек», о которых писала Урсула ле Гуин в одноименном эссе. Отсутствие переводов, исключение из канона, низведение текстов до статуса сугубо дамской прозы — все механизмы забвения работали в СССР и по отношению к британской писательнице.
До конца 1970-х тексты Вулф на русский не переводили. Тем не менее о ней писали критики и составители учебников зарубежной литературы. Еще в 1930-х Дмитрий Святополк-Мирский раскритиковал писательницу за то, что ее заботит лишь «мир эстетики» и «искусство ради искусства». На протяжении десятилетий литературоведы вторили ему, упрекая Вулф в формализме, буржуазности и оторванности от реальности. Для советского читателя она по всем признакам была Другой — англичанка, аристократка, модернистка, женщина. Место ее текстам нашлось только в литературном подсознательном — в спецхране Ленинки, обителе подозрительных книг, куда нельзя было проникнуть без специального пропуска.
В переводную литературу Вирджиния Вулф вошла с черного хода: впервые на русском ее работу опубликовали в 1978 году в академическом издании «Алисы в Стране чудес» и «Алисы в Зазеркалье». Тогда в приложении к сказкам Льюиса Кэрролла вышло ее эссе о писателе. Именно через этот вольный жанр писательница пришла к русскоязычному читателю.
С этого момента почти «исчезнувшая бабушка» стала обретать плоть и кровь. Хлынули публикации, причем каждое издание сопровождалось переоблачением автора. В начале 1980-х Вулф выходит на сцену как автор эссе о художественной литературе, «Русской точке зрения», русских писателях. К концу 80-х предстает как создательница романов «Миссис Дэллоуэй» и «На маяк», помещенных в категорию женской прозы — на обложках всегда дама в шляпе, цветочные узоры или импрессионистский пейзаж. Образ меланхоличной, рафинированной британской писательницы только усиливался массовой культурой. Наконец, в 2010-х тонкий профиль Вулф слился с мемом о «филологической деве».
Очередной поворот в восприятии писательницы случился в 2019-м, когда вышло сразу два новых перевода эссе «Своя комната». На Западе текст считается программным феминистским высказыванием. На русском он впервые был опубликован еще 1992 году в антологии «Эти загадочные англичанки...», куда также вошли произведения Элизабет Гаскелл, Мюриел Спарк и Фэй Уэлдон. Однако в полную силу эссе прозвучало лишь как отдельная публикация. Перевод Ольги Акопян вышел в серии «Эксклюзивная классика» АСТ. Версию Дарьи Горяниной «Манн, Иванов и Фербер» упаковало как своеобразную версию self-help литературы: текст предваряло указание, что эссе Вулф хорошо дополняет такие книги издательства, как «Мечтать не вредно. Как получить то, чего действительно хочешь» и «„Я ненавижу свою шею“ и другие мысли о том, как быть женщиной». Из многостраничных размышлений писательницы вывели доходчивый рецепт: женщинам для самореализации нужны два базовых условия: своя комната и постоянный доход. Так Вулф предстала в новом наряде — воительницы с патриархатом.
Издание «Мысли о мире во время воздушного налета» развивает феминистскую линию в восприятии писательницы, ведь в заглавной работе «Вулф рассуждает, как патриархальное стремление властвовать и порабощать приводит к войнам и диктатурам». Когда высказываться о современности небезопасно, читателю остается выбирать между иносказаниями и обращениями к прошлому. В этом плане поворот к Вулф логичен, ведь она пишет из точки, когда недавнее прошлое поглотили волны военных катастроф, людьми правит «бесплодное чувство» — ненависть и страх, мир кажется раздробленным, тревожным и при этом как никогда пульсирующим жизнью. Велик соблазн именно у нее искать ответ на вопросы: как же так получилось и что делать, чтобы это не повторилось?
В заглавном эссе писательница размышляет, как победить «гитлеризм» — «склонность к агрессии, склонность порабощать и господствовать». Она выдвигает два тезиса: надо допустить наконец женщин к принятию политических решений и освободить мужчин от давления гендерных стереотипов, выпустить из «боевой машины, как из темницы». Это эссе сумбурное, обрывочное, будто не законченное — мяч на стороне читателя, именно он остается наедине с озвученными мыслями. В основу текста легло выступление писательницы в 1940 году. Вулф кокетничает, говоря, что не успела до конца сформулировать мысли о войне и мире. На деле она дотошно, тезис за тезисом, изложила их в эссе «Три гинеи», которое вышло двумя годами ранее. Размышляя о том, как предотвратить войны, Вулф яростно раскритиковала патриархат, империализм и милитаризм. Это эссе доступно на русском, оно незаметно появилось на Литресе в электронном виде еще в 2021 году (в бумажном виде его нет до сих пор).
Идея, что равноправие принесет мир на земле, до сих пор вдохновляет активисток и активистов, но также вызывает горячие споры. Сработает ли это? Неизвестно. За прошедшее столетие у нас так и не появилось шанса проверить.
Сборник Ad Marginem предлагает покрутить кубик Рубика творчества Вулф, не сводя все к грани феминизма. Здесь — и размышления о киноязыке, и фланирование по городу в поисках грифельного карандаша, и описание борьбы «высоколобых» со «среднелобыми». Это очень в духе Вулф, не терпевшей однозначности. В выступлении по радио, опубликованном как эссе «Мастерство», она отмечала: «вся беда в нашем нежелании дать словам свободу. Мы берем булавку и пришпиливаем к груди слова какой-нибудь единственный смысл, полезный смысл, тот смысл, с которым мы не прозеваем нужный поезд, тот смысл, с которым мы не провалим экзамен. Однако если тыкать булавками в слова, они складывают крылья и умирают». Освобождать слова из привычных форм значений, отпускать их на простор и ни к чему не принуждать — таков подход Вулф.
Форма эссе здесь идеально уместна. Это лиминальное пространство между наукой и искусством, в нем нет четких правил, это место передышки, блуждания длиной в пару тысяч слов или одну сигарету. Структура работ в сборнике очень различна. Каждый текст непредсказуем. Единственное, что непреложно, — присутствие авторского Я. Как писал Теодор Адорно, «эссе начинается не с Адама и Евы, а с того, что хочется сказать. Оно говорит то, что кажется уместным, и обрывается там, где чувствуется необходимость завершения».
Так пишет и Вулф: у текстов есть начало, но лишь немногие обладают внятной концовкой. Она освобождает не только сами слова, но и читателя. Исследовательница Рэнди Саломан подчеркивала, что писательница нарочито неавторитарна. Вулф отказывается использовать трибуну и газетные страницы, чтобы убеждать в своих взглядах. Конечно, можно читать ее книги с карандашом, делать заметки, но, кажется, это вовсе не то, чего хотелось бы писательнице. Ей важно не назидать, а подвергать все сомнениям, задавать вопросы, иронизировать, превращать в игру.
Как добиться равноправия? И мира без войн? И какой смысл в искусстве, если оно бессильно перед катастрофами? И какой смысл в нас, если мы не можем ничего толком вместить и выразить? Вулф не дает ответов, но предлагает нечто другое — способ чувствовать мир. Это «духовный бой», вглядывание в людей и предметы, стремление плыть против течения идей, готовность, «оседлав свой ум, скакать галопом по бездорожью в погоне за какой-нибудь мыслью». Недаром она с гордостью величает себя «высоколобой» — в противовес всем «среднелобым», которые довольствуются промежуточным пространством между жизнью и искусством, чем-то посредственным, бескровным, «ни то ни се». Гораздо больше уважения у нее вызывают «низколобые», которые заботятся лишь о хлебе насущном, но не заменяют свои впечатления общими шаблонами. Уж лучше так, чем мыслить заготовками. Похожую мысль когда-то высказал Виктор Шкловский: «Так пропадает, в ничто вменяясь, жизнь. Автоматизация съедает вещи, платье, мебель, жену и страх войны». В эссе Вулф борьба с автоматизацией выражается во всем — от выбора тем до формы и языка.
Выходить под любым предлогом из сферы влияния предрассудков, как делает Вулф в эссе «Блуждая по улицам», набирать сокровища по пути, всматриваться в людей, происшествия, небо. Пробовать запечатлеть жизнь, пускай это все равно что «подставить наперсток под ливень, способный наполнить целые ванны и озера». Ломать голову над тем, «как нам сочетать старые слова на новый лад, чтобы они продолжали жить, творили прекрасное, говорили правду». В лице сборника мы получаем не столько решебник задач нашего времени, сколько практикум по остранению, развитию наблюдательности, разгону мысли.
Филолог Екатерина Гениева, немало способствовавшая публикациям Вулф на русском, отмечала, что советские критики считали произведения писательницы чересчур эстетскими, «высоколобыми», бесполезными, ведущими в никуда — разве что на тот самый маяк, к самому себе. Тогда, в 1970-х, ей ставили это в упрек. Но в действительности так ли уж плох подход Вирджинии Вулф? Каждый может проверить сам.