Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Артуро Перес-Реверте. Итальянец. М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2022. Перевод с испанского Аллы Борисовой
Артуро Перес-Реверте — самый популярный писатель Испании. Его литературная карьера началась еще в конце 1980-х, и за это время он успел опубликовать тридцать четыре романа. Переса-Реверте было бы уместно сравнить с Борисом Акуниным*Признан властям РФ иностранным агентом. Оба — писатели умеренного либерального толка, оба опубликовали научно-просветительские книги об истории родной страны или страны, в которой выросли («Испания» и «Гражданская война для молодежи» Переса-Реверте или «История Российского государства» Акунина), оба посвятили цикл романов одному вымышленному историческому герою (Перес-Реверте — капитану Алатристе, Акунин — сыщику Эрасту Фандорину), оба написали два или три десятка исторических романов, благодаря которым и прославились.
Перес-Реверте до написания романов занимался журналистикой: больше двадцати лет работал военкором, а также радио- и телеведущим. Так, в 1981 году, еще не помышляя о писательстве, он освещал учения НАТО в Италии. В один из зимних дней его занесло в Венецию, и там, гуляя в районе Дорсодуро, он зашел в старый книжный магазин. Стены магазина были украшены черно-белыми фотографиями: на одной из них были запечатлены женщина средних лет и пожилой, но привлекательный мужчина, а на другой — еще двое мужчин, стоявших на палубе подводной лодки рядом с торпедой необычного вида. Благодаря этим фотографиям и завязалось знакомство Переса-Реверте с хозяйкой книжного магазина. Он узнал ее на первом снимке, а на втором — военных водолазов рядом с майале: с итальянского языка — свинья, а с военно-технического — управляемая торпеда ВМС Италии времен Второй мировой войны. Хозяйка книжного магазина — не сразу, но постепенно, встреча за встречей — рассказала Пересу-Реверте историю этой майале, как и биографии военных водолазов на черно-белых фотографиях, а также свою личную историю, историю испанки Елены Арбуэс, которая полюбила итальянца Тезео Ломбарди и оставила родину, последовав за ним в Венецию. По следам ее воспоминаний Перес-Реверте написал несколько военно-исторических статей, а спустя сорок лет, уже находясь в статусе самого популярного испанского романиста, — документальный роман «Итальянец».
Роман содержит две сюжетные линии: первая строится на воспоминаниях Переса-Реверте о том, как он познакомился с Еленой, друзьями Тезео и другими людьми, знавшими их в годы войны, как проводил с ними интервью и изучал их архивы; другая линия опирается уже не на факты, но на художественный вымысел, позволивший автору связать воспоминания и архивные изыскания в фабулу. Как и всегда у Переса-Реверте, в «Итальянце» имеется увлекательная история с роковой любовью и смелыми поступками, нарастающей интригой и внезапными сюжетными твистами. Но главное здесь — все-таки исторический фон. Военно-шпионская драма разворачивается на юге Испании и на Гибралтаре в конце 1942-го — начале 1943 года. Франкистская Испания в годы Второй мировой, как известно, металась между «политикой нейтралитета», полностью отстраняясь от участия в военных действиях, и статусом «невоюющей стороны», понемногу содействуя Германии и Италии. Так, испанцы закрывали глаза на постоянные атаки итальянских ВМС на корабли антигитлеровской коалиции на Гибралтаре — заморской территории Великобритании, расположенной на юге Пиренейского полуострова и имеющей на севере сухопутную границу с Испанией. За несколько месяцев итальянские военные водолазы потопили или повредили там с помощью майале четырнадцать кораблей союзников. В этих событиях Переса-Реверте волнуют не моральные оценки — ему все равно, что водолазы были на стороне фашистов, — а сам факт геройства, смелости этих людей, их мужественного, хоть и слепого подчинения судьбе и обстоятельствам. То же касается и поступков испанки Елены Арбуэс. Во время очередной атаки был ранен и выброшен на берег главный старшина итальянских военно-морских сил, тот самый Тезео Ломбарди, «венецианец старой школы», и Елена спасла его. В дальнейшем она, несмотря на риск ареста и даже смертной казни, помогала Тезео и вообще итальянцам — к этому ее подталкивала не столько любовь, сколько желание «сохранить равновесие»: «увидеть, как они истекают кровью, хоть немного», имея в виду британцев, когда-то убивших ее первого мужа — простого испанского моряка.
Венгерский философ-марксист Георг Лукач в работе «Исторический роман» (1937—1938) писал, что историзм — взгляд на историю как процесс, как конкретную предпосылку к формированию современного общества — обосновался в литературе лишь в начале ХIХ века, когда Вальтер Скотт опубликовал «Уэверли, или Шестьдесят лет назад» (1814) и «Айвенго» (1819). Впоследствии исторические романы обрели реалистическую глубину, возникла мода на книги, достоверно изображавшие прошедшие эпохи, сами писатели занялись культурно-просветительской опекой читателей, а некоторые из них конечной политико-воспитательной целью видели патриотическое единство своей нации. Такое положение дел с небольшими отклонениями сохранялось до середины ХХ века. Военные катастрофы, ужасы геноцида и революционные провалы нивелировали градус исторических изысканий в западной литературе. Экзистенциализм затмил историзм. Во многих странах — ФРГ и ГДР, франкистской Испании и брежневском СССР — разговоры о неудобном прошлом вести стало не принято.
Британский социолог Перри Андерсон, оттолкнувшись от работы Лукача, написал статью «Исторический роман: от прогресса к катастрофе» (2011). В ней он показал, как в 1960–1970-е годы в ответ на это вынужденное общественное молчание выкристаллизовалась постмодернистская историческая проза, чья, возможно, главная особенность заключалась в смешении достоверной истории с заведомым вымыслом (например, альтернативной историей). По Андерсону, постмодернистская тяга к мифологизации прошлого была вызвана туманной тоской по историзму — революционному порыву изменить настоящее; постмодернистские писатели хотели вспомнить, каково это — мыслить исторически. Так, латиноамериканские писатели в ответ на расплодившиеся диктаторские режимы изобрели магический реализм, американские, наблюдая за ростом параноидальных настроений, — конспирологический роман, а европейские, жившие во власти неизлечимых травм, — романы о памяти. Именно на этом зиждется слава Габриэля Гарсиа Маркеса, Томаса Пинчона, Патрика Модиано. Постмодернистская историческая проза, ставшая своеобразным воскрешением классического исторического романа, доказала, что литература — это больше, чем книги и даже тексты; литература — это стиль мышления, который будет жить до тех пор, пока у человека есть потребность писать, думать и разрешать с помощью воображения проблемы человеческого сердца, которое, согласно Уильяму Фолкнеру, находится в вечной вражде с самим собой. И этот стиль мышления, коренящийся в умении человека представить нечто новое, еще небывалое, позволил писателям заняться поисками выхода из исторического тупика 1960–1970-х — или, напротив, убедиться в бессмысленности его поисков.
В своих первых и самых известных романах Перес-Реверте занимался тем, что адаптировал формальные постмодернистские новшества американских писателей к условностям европейской жанровой литературы. Получался своего рода буржуазный, компромиссный постмодернизм, который не требовал от читателей большой начитанности, но в то же время оставлял после себя приятный интеллектуальный привкус. Так, во «Фламандской доске» (1990) главная героиня, реставратор картины Питера ван Гюйса «Игра в шахматы», обнаруживает скрытую надпись, оставленную старинным художником, и расшифровка этого послания приводит к роковым последствиям; остросюжетный детектив смешивается тут с историко-культурными рассуждениями, отсылки к «Защите Лужина» — с pulp fiction, объяснение настоящего — с вымышленной легендой о знаменитой картине. В романе «Клуб Дюма, или Тень Ришелье» (1993) используется схожий прием: книготорговец должен проверить на подлинность редкую рукопись Александра Дюма, и это подталкивает его к расследованию дела о сатанистах и библиофилах; снова перед нами некий интеллектуальный артефакт — на этот раз манускрипт, — благодаря которому завязывается приключенческий детектив, приправленный исторической конспирологией.
Правда, в дальнейшем — в цикле романов о капитане Алатристе (1996–2011), трилогии о шпионе Лоренсо Фалько (2016–2018) и других произведениях — испанец все чаще отдавал предпочтение легко узнаваемой композиции традиционного исторического романа. Фабульными декорациями ему служила какая-либо важная страница испанской истории (скажем, начало заката империи Габсбургов в XVII веке, наполеоновское вторжение 1808 года или Гражданская война 1936–1939 гг.), сюжетная красочность и динамика его книг напоминали о романах Дюма-старшего, а герои образностью и психологизмом походили на персонажей Стивенсона или Бальзака. Историческая беллетристика под маской авантюрного романа или детектива — так, наверное, можно вкратце охарактеризовать литературное творчество Переса-Реверте в XXI веке.
«Итальянец» сохраняет все основные черты этой легко узнаваемой манеры, в том числе — желание автора заботиться о культурном развитии соотечественников. Уже в предисловии Перес-Реверте сообщает, что твиттер и вообще соцсети приучили испанцев «делить мир на черное и белое» и его раздражает это «дурацкое манихейство с четко прочерченными границами»; потому он посчитал необходимым обратиться к судьбе итальянского военного водолаза Тезео Ломбарди, поведав нам историю, в которой плохие — это хорошие, хорошие — плохие, а затравленный и прижатый к стенке кот способен превратиться в тигра. Можно сказать, что Перес-Реверте так и не спустился к нам с пыльного трона морально-духовного просветительства и продолжает, находясь во власти литературных призраков прошлого, наставлять читателей как безграмотных детей. Дополнительное подтверждение тому — его научно-популярные книги об испанской истории и выставки для молодежи.
В ситуации, когда проза не самодостаточна — а стремление к подобной опеке говорит скорее о несовершеннолетии самого текста, — читателю приходится иметь дело с авторским посланием. Вне зависимости от описываемой эпохи послание Переса-Реверте в общем и целом неизменно: самые выдающиеся люди испанской истории — это герои, проявившие доблесть и мужество на войне. Война обнажает всю правду о человеке — правду, что морали не существует, что добро и зло перемешаны, что «можно быть героем поутру и злодеем под вечер, один и тот же человек способен на что угодно, хорошее и дурное, и величие в том, чтобы признавать изъяны друга и величие врага». Тут не поспоришь — на войне ценности неизбежно девальвируются, и ты не знаешь, чего ожидать даже от самого себя. Но позиция Переса-Реверте куда радикальнее: даже стремление к добру не является для него чем-то ценным; куда важнее другие качества: доблесть, смелость, бесстрашие перед трагической судьбой. То есть те самые героические черты, которые столь отчетливо явлены в характере Елены Арбуэс. Или капитана Алатристе. Или агента разведки Лоренсо Фалько. Все они являются героями не историческими, а романтическими, чья мораль — это гибкий стоицизм: они не переделывают мир, не исправляют историю, а претерпевают и мир, и историю, совершая ровно те выдающиеся поступки, которые от них требуют обстоятельства. Они не видят себя в зените славы, но и не согласны считаться униженными и оскорбленными; они — случайные гости в этом мире, которым не чужд фатализм, и они готовы сыграть трагическую роль во всеобщей исторической мясорубке. При чтении романов Переса-Реверте нельзя не прийти к выводу, что история для его героев — не повод для революционных свершений, а болезнь, эпидемия, иррациональная страшная сила. Исторические романы, автор которых боится истории, — вот как еще можно охарактеризовать литературное творчество Переса-Реверте в XXI веке.
Можно рискнуть и, несколько погрешив против здравого смысла (да простит меня Джордж Эдвард Мур), предположить, что взгляды Переса-Реверте в действительности не принадлежат ему лично, но отражают (как фламандская доска) моральную дезориентацию целого испанского поколения, которое, видимо, так и не оправилось от увечья, нанесенного руками их предков в ходе Гражданской войны 1936–1939 гг., — той самой войны, о которой Перес-Реверте столь часто и столь нравоучительно писал в романах или газетных очерках, войны, на многие десятилетия вперед уничтожившей у испанцев, выросших во второй половине ХХ века, веру в строгую разницу между добром и злом. И литературное послание Переса-Реверте, в том числе в «Итальянце», — лишь один из осколков мировоззрения того времени.