Биографический жанр остается в нашей словесности одним из ведущих. Что, с одной стороны, хорошо, с другой — имеет и негативные стороны. Хорошо потому, что от посредственного романа пользы никакой, а из посредственной документальной (и в частности, биографической) книги читатель все же нечто узнает. Плохо же (или не очень хорошо, по крайней мере) то, что в эту нишу, как престижную, давно уже устремляются (или вовлекаются издателями) генералы от беллетристики. Но реалистично ли ожидать от Быкова или Прилепина... нет, не самостоятельной архивной работы — просто бескорыстного интереса к Пастернаку или Есенину, больше, чем к собственной персоне, и в отрыве от собственной персоны? Конечно, нет.
После этого краткого вступления переедем к биографическим книгам 2019 года. Мы выбрали четыре новых книги. Первая — «Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов» Олега Демидова (издательство «АСТ»). Здесь все очень кстати: яркий (и сам по себе, и благодаря кругу общения) герой, верный (то есть спокойный) тон, хороший (то есть без пошлых изысков и беллетризации) слог и, наконец, интересный авторский ход: основное повествование перебивается вставками, дающими «контекст» («Слухи, факты и большая литература»).
Несомненное достоинство книги — внимательный разбор не только тех произведений Мариенгофа, которые представляют очевидный художественный интерес («Циники», «Роман без вранья», имажинистские стихи и пьесы), но и его поздней халтурной драматургии. Вообще, невозможно говорить о писателях советской эпохи, игнорируя их мучительные попытки «соответствовать времени», унизительные старания приспособиться к изменениям пейзажа и — как результат — роковую недореализованность. Большие мастера становились средней руки ремесленниками, и все же их участь выше участи тех, кто, сочиняя разнообразный «Русский лес» и получая за это премии, продолжал считать себя большим мастером.
Автор предупреждает: «...На страницах этой книги будет много газетной фактологии, не требующей комментариев, но будет и много красок — черных, белых, красных... — без них не понять, каким человеком был наш герой».
Ну да, так и есть, иначе — в хорошей книге — и быть не может.
Ошибки, неточности, невнятности? Куда же без них в нашем деле. Вот одна мелочь — про отца писателя.
«Борис Михайлович Мариенгоф закончил привилегированное учебное заведение в Москве. В 1885 году отбывал воинскую повинность, будучи зачисленным в ратники ополчения. Был перечислен из мещан города Митавы (губернский город Курляндской губернии), где он и родился, в Нижегородское купечество, и 4 мая 1894 года новокрещен в Нижнем Новгороде». Демидов без пояснений цитирует нижегородскую газету, а пояснения нужны. Если записан в ратники, значит, воинскую службу не проходил (в призывном участке тянули жребий: кто-то призывался, а кто-то записывался в ратники, то есть в запас). Про «новокрещен» тоже нужно пояснение: еврейское происхождение Мариенгофа-старшего упомянуто в книге Демидова лишь в письме А. Крона М. Ройзману. Про предков писателя явно стоило бы написать больше.
Но это мелочь. А вот что не мелочь — это развязное предисловие Захара Прилепина.
«Иногда я завидую дяде Толе. Откуда я набрался смелости называть Анатолия Борисовича Мариенгофа „дядей Толей”?»
А в самом деле, откуда? Так называл писателя актер Козаков, но у него-то было такое право — Мариенгоф дружил с его родителями.
Да, Прилепин написал о Мариенгофе биографический очерк, вошедший в книгу «Непохожие поэты» (по словам Демидова, писатель «немало сделал для понимания Мариенгофа как человека»), так что, формально говоря, его предисловие не совсем уж неуместно... но планку оно снижает. Так же как не к месту приведенные посредственные стихи Льва Озерова и Эдуарда Шнейдермана (который заслуживает уважения как литературовед и публикатор имажинистов).
Вторая книга — «Черный принц» Вадима Устинова («Молодая гвардия», ЖЗЛ). Герой — Эдуард Вудстокский, принц Уэльский, важнейший персонаж времен Столетней войны, прозванный Черным принцем за... а бог его знает за что и почему, но во всяком случае произошло это много лет спустя после его смерти. Фигура противоречивая, ибо одни изображают принца рыцарем без страха и упрека, другие приписывают экстраординарные (даже по меркам того века) военные преступления. Обвинения сперва исходили от недругов, французов, но были позднее подхвачены и англичанами.
«Представители высших классов британского общества в середине XIX века решили, что уровень достигнутой ими цивилизованности дает им моральное право осуждать любые проявления средневекового варварства. Они были достаточно образованны, чтобы ознакомиться с документальной базой, и у них начали вызывать сомнения хвалебные оды, которые пелись принцу современными ему хронистами... Весьма несложно, руководствуясь современной моралью, осуждать поступки человека, жившего шестьсот с лишним лет назад. Но принц и не претендовал на то, чтобы его судили столь отдаленные потомки по неизвестным ему принципам и правилам».
По существу в жизни Эдуарда не было ничего такого уж экстраординарного, кроме женитьбы по любви (на собственной двоюродной тетке, тридцатитрехлетней вдове). Да и этому посвящено всего несколько страниц. В книге нет многого из того, что, казалось бы, могло ее украсить: описания быта и нравов эпохи, живых характеристик второстепенных действующих лиц, эффектных батальных сцен... А читается — все равно — с большим увлечением. Историк сам искренне интересуется политическими интригами семисотлетней давности и умеет заинтересовать читателя.
Жаль, что нет пока русских биографий отца Черного принца — Эдуарда III, деда — Эдуарда II и прадеда — Эдуарда I. Три Эдуарда (первый — умный средневековый тиран; второй — эстет, строитель и мученик; третий — человек, развязавший Столетнюю войну, выигрывавший битву за битвой и умерший побежденным и униженным) — это целый век английской истории, и какой век! Издательство «Молодая гвардия», это подсказка.
Книга Алисы Ганиевой «Л.Ю.Б. Ее Лиличество Брик на фоне Люциферова века» (та же серия) начинается совсем уж провокационно — с двустишия, якобы посвященного героине Семеном Кирсановым:
Твой лифчик —
Счастливчик!
В книге в самом деле едва ли не главное внимание уделено любовной и сексуальной жизни героини, вплоть до откровенных гинекологических деталей. В биографии Ахматовой или, скажем, Марии Каллас это выглядело бы постыдно, но тут перед нами женщина, как раз самоосуществлявшаяся и самоутверждавшаяся через любовь и секс. И, в сущности, оптика биографа находится в соответствии с подлинным масштабом личности героини... который не стоит преувеличивать.
«Лилю Брик легко представить в нашем времени. Она бы обязательно вела Инстаграм, имела бы несколько миллионов подписчиков, а звучное имя ее не сходило бы с липких страниц желтой прессы. За ней охотились бы папарацци, о ней снимались бы скандальные передачи для телевидения. Ее портреты улыбались бы с обложек глянцевых изданий, а сводки о новых ее романах и красноковровых выходах мгновенно выпархивали бы на верхние строчки рейтингов новостей. А серфя по Интернету, мы бы досадливо наскакивали на всплывающие окна с вирусной рекламой „Лиля Брик раскрыла секреты стройной фигуры: каждый день натощак она ест...”»
Это во многом правда, и если автор пишет это не со зла, то выходит — тем не менее — очень даже зло. Но нет ли других тем, о которых стоит говорить в связи с Лилей Юрьевной? Например, о стоящей за футуризмом и ЛЕФом утопии, утопии победы над сиюминутно-человеческим ради тотального преображения бытия. И все это, увы, оборачивается все тем же комфортно-мелкобуржуазным гламуром, символом которого стала «Лиличка». (Чего стоит сбывшаяся мечта об авто, которое привезет ей из-за границы «щен» Володечка...) Но гламур этот густо замешан на крови. Удостоверение сотрудника ГПУ было не только у Осипа Максимовича Брика (который и в самом деле был не только «исследователем языка», но «и следователем из ЧК» — цитирую приписываемую Есенину виртуозную эпиграмму), но и у самой Лили Юрьевны. Агранов, одна их самых демонических фигур советского политического сыска, — ее близкий друг и, вероятно, один из любовников.
Чего нет в книге, так это идеализации героини. Ганиева настолько обескуражена цинизмом и эгоизмом Брик, что почти восхищается им. После Маяковского ее спутник — военачальник Примаков. Его арестовывают. Лиля не только, трясясь за себя, уничтожает всякую память об очередном любимом, не только позднее пальцем не пошевелит ради его реабилитации — она (по предположению Ганиевой, ничем, впрочем, не подтвержденному) дает против него показания. И, конечно, сразу находит нового мужа. С учетом всего этого и неприятности, постигающие героиню прижизненно (антисемитски окрашенная травля в 1960-е годы), и посмертная клевета и полуклевета (в «Воскрешении Маяковского» Карабчиевского) не кажутся такими уж незаслуженными. Тем не менее блеск и шик, исходящий даже от дряхлой, высохшей, похожей на мумию Лили, не может не пленять. И он пленял — в том числе людей калибра Сергея Параджанова или Виктора Сосноры.
А вот что все-таки немного раздражает — это тот несколько разухабистый тон, который многим авторам биографий кажется признаком «настоящей литературы»:
«В Берлин сестры отправились вдвоем, а мама, все еще не свыкшаяся с аморальным, по ее мнению, двоемужеством дочери, осталась ворчать и поцыкивать на Альбионе. Маяковский, конечно, стал уже совсем знаменитой личностью, имя его гремело, но зачем же было стулья ломать?»
Вот убрать это «поцыкивать» и эти совсем уж неуместные «стулья» — ведь лучше было бы! И уж точно лучше без признания в следующем абзаце:
«С детства я хотела иметь бурную биографию — как у Деникина или Шкловского (по схеме „попробовать все”, поучаствовать во всех остросюжетных переделках, но уцелеть и дожить до старости), — не сложилась».
Кто «я»? Писатель Ганиева? О себе ли книга? (Да, Ганиева, прежде чем обратиться к жанру биографии, прибрела немалую известность как автор фикшена. Но ведь тоже можно сказать о Ксении Букше. А разве она в биографии Малевича пробует напрямую самовыражаться? Я уж не говорю о великой Елене Шварц, которая в своей блестящей книге о Габриеле д’Аннунцио — почему бы ее не переиздать? — ни разу не употребила слово «я».)
И, конечно, безвкусное название...
(А в целом книга Ганиевой хорошая.)
Если Лилю Брик знают все, то героиню книги Натальи Бегловой «Изабелла Эбергардт: русская странница в Сахаре» (то же издательство, та же серия) — практически никто. Никто — в России, на родине ее матери, в стране, подданство которой сама Изабелла имела (почти никто — судьбой Эбергардт заинтересовался Б. Акунин*Признан в России иностранным агентом, посвятивший ей очерк). Но многие — в Англии и Франции. Женщина, которую некоторые считают (скорее всего, ошибочно) дочерью Артюра Рембо, журналистка, писательница, авантюристка, выдававшая себя за мужчину, переходившая в ислам, вступавшая в суфийский орден и погибшая в 27 лет (в 1904 году) невероятной смертью — во время наводнения в Сахаре! — сюжет в самом деле потрясающий...
В поисках аналогий биограф вспоминает еще одно имя: полковник Лоуренс.
«Многое роднит Томаса Эдварда Лоуренса с Изабеллой Эбергардт: свободомыслие, любовь к арабской культуре, стремление познать ее изнутри. Даже в их биографиях много общего: у обоих в графе „отец” значилось — „неизвестен”, оба комфорту западной цивилизации предпочли жизнь вечных странников, обоих настигла внезапная и нелепая смерть... Оба были прекрасными журналистами и литераторами...»
Можно найти и другие общие черты, но главное все-таки не совпадает: ни на какую разведку и ни на какое государство Эбергардт не работала.
Часто, предлагая издательству написать про незаурядного, прожившего фантастическую жизнь, но недостаточно раскрученного исторического персонажа, видишь в ответ кисловатую гримасу: мы бы и рады, да читатель, продажи... лучше издадим еще одну биографию Наполеона — ее точно купят. Тем приятнее, когда издательство идет на риск, открывая читателю новый, неизвестный ему мир.
Ну и в заключение. «Молодая гвардия» в последнее время стала переиздавать некоторые книги, раньше выходившие в серии ЖЗЛ, но уже вне серий. Иногда выбор книг странен: почему, выпустив сначала обладающую множеством недостатков, но старательную и «традиционную» биографию Иосифа Бродского, написанную Львом Лосевым, а потом — книгу о Бродском Владимира Бондаренко, субъективную, «партийную», имеющую право на существование как реплика в дискуссии, но только и именно при существовании лосевского исходного текста, издательство решило переиздать не Лосева, а Бондаренко? Но бывают и правильные решения. Например, новый выход «Лжедмитрия I» В. Козлякова, книги образцовой и по глубине, и по занимательности, и по сбалансированности оценок — прекрасный подарок любителям отечественной истории.
Но все-таки это не совсем «книги 2019 года». И говорить о них мы сейчас не будем.