Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
— Ваша первая книжка вышла в 2022 году. Получается, вам удалось достичь литературного успеха всего за два года?
— Скорее за три. В 2021 году я получил премию «Лицей», занял второе место с рукописью «Типа я». Она же стала моей первой изданной книжкой. До нее было пять никому не нужных рукописей.
— По образованию вы журналист?
— Вообще-то я дипломированный нефтяник, четыре года проучился на нефтегазовом факультете в Махачкале. Но учился, честно говоря, не очень. Оценки за красивые глазки получал. В то время у меня уже были какие-то творческие идеи, планы. Я хотел сценарии писать.
— Кажется, вы пробовали себя в КВН?
— От кавээнщиков я старался держаться в стороне, но если им нужно было как-то помочь, отснять что-то, то помогал. За это мне нормальные оценки в университете и ставили. Интерес к учебе потерял довольно быстро. Вообще, эта черта — быстро терять интерес к чему-либо — была у меня всегда, с самого детства.
— А детство у вас было непростое.
— Да, я родился в 1990 году. Довольно необычное было время. Хорошо, что память у меня паршивая... Мой отец — активный участник чеченских кампаний, он в то время большие должности занимал, работал в МВД. Бывало, пропадал на три-четыре месяца и только на пару недель домой возвращался. В 2000-х тоже было неспокойно. Например, дали отцу какой-то высокий пост, а там два его предшественника убиты, третий сбежал в отпуск...
— В Махачкале вы живете постоянно?
— Да. Родился и вырос там. Но большая часть моей родни — сельские жители.
— Описания дагестанских селений в ваших книжках взяты из жизни?
— Конечно. Отец периодически привозил меня с братьями в село и недели на две оставлял там. Устраивал «школу жизни», так сказать. Жизни и национального языка. Довольно большое село, районный центр, около десяти тысяч населения. Это условный центр Дагестана, часа полтора езды от Махачкалы.
— Аварский язык хорошо знаете?
— Читать-писать не умею, но свободно говорить могу. В селе есть ребята, мои ровесники, которые знают язык, а вот среди современных детей это большая редкость. Поэтому я очень рад, что мой сын прекрасно знает как русский, так и аварский. Всегда с большой гордостью привожу его в село: мол, смотрите, какого парня вырастил. Жена у меня тоже аварка, так что после рождения ребенка мы с ней решили, что будем говорить с ним на аварском. Между собой общаемся в основном на русском.
— Как вы с женой познакомились?
— Еще будучи студенткой махачкалинского медуниверситета, она написала мне с просьбой помочь им снять студенческий фильм. Уже через месяц мы поженились.
— Быстро...
— Это при том что до свадьбы мы встречались только два раза. Она приходила в кафе со своим братом, и общался я по большей части с ним. Но нам дали родительское разрешение переписываться. На самом деле особенной строгости в этом плане не было. Мы сами решили, что такой вариант отношений, более традиционный, нам вполне подходит.
— То есть дагестанцы по-прежнему следуют традициям и в то же время ведут современный образ жизни. Как это сочетается?
— Сложно объяснить. Через свои книги я стараюсь показать, что Дагестан — это не какое-то жуткое место, где живут одни негодяи, способные, например, напасть на пассажиров самолета. Да, у людей внутри накопилось много негатива, вызванного политической обстановкой и другими вещами. Книжка «Большая суета» объясняет, что обстановка в республике в принципе непростая: множество национальностей, обиды, дружба, религия, светская жизнь... Получается очень странная, гремучая смесь. Мы сами не до конца понимаем, почему происходит то, что происходит. Восток, как говорится, дело тонкое, а Дагестан — дело сложное. Все держится на каких-то мудреных механизмах, деталях, разобраться в которых можно только опытным путем.
— Вернемся к вашему творческому пути. Когда вы впервые решили попробовать себя в литературе?
— Прозу я начал писать с 2009 года. Но не от желания стать писателем, а от ощущения, что жизнь проходит зря. Учусь плохо, ничем полезным не занимаюсь... Закончил школу с двойкой за ЕГЭ по математике, так что баллов хватило только на заочное. Каждый день проходил у меня примерно в одном графике: фильмы, сериалы, компьютерные игры и турники по вечерам. К 19 годам я понял, что мышцы у меня есть, а вот цели в жизни нет. Несколько месяцев болел идеей уехать в Америку, где, как мне казалось, была настоящая жизнь. Американские фильмы очень любил. Тогда по всему миру гремели фильмы с моими ровесниками вроде «Сумерек». Я смотрел на все это и думал: «Неужели я закончу свою жизнь никем? Устроюсь на работу, заведу семью, и на этом все?» Эта мысль пугала меня еще много лет, гнала меня вперед, заставляла искать что-то новое, чем-то себя занимать. А однажды я сел и написал нечто очень американское, голливудское даже. Раздал друзьям, они сказали: «Круто, пиши еще». Написал пару повестей и подумал, что, если я могу писать такие кинематографические вещи, почему бы мне не стать сценаристом? Стал изучать сценарное мастерство, делал свои сценарии. Но никого, кто мог бы что-то по этим сценариям снять, в Дагестане я не нашел. Разве что самому за это браться. Ну и начал учиться режиссуре.
— Вы какие-то курсы заканчивали?
— Все сам. Читал книги по теме, разбирался в азах профессии. Но я не очень люблю учебники. Мне вообще не нравится, когда кто-то говорит, что в творчестве нужно придерживаться каких-то правил. Режиссура — это свободное пространство. Хотя, конечно, есть вещи, которые нужно учитывать, вроде техники операторской работы и прочего.
— А как в Дагестане с актерами?
— Годных актеров нет, одни кавээнщики. Я и сам-то толком ничего в актерском мастерстве не понимал, но все равно открыл актерские курсы, собрал ребят, начал их переучивать. Потом возникла новая проблема: нет нормального оборудования. Сначала приглашал свадебных фотографов, потом подавался на гранты, получал деньги, какую-то простую технику закупал. В Дагестане вообще в этом плане все грустно. Нет элементарной базы, собственной кинематографической традиции, людей, которые этим профессионально занимаются.
— Как вам работалось в таких условиях?
— Первый фильм делался буквально на коленке. В моей команде тогда было всего 5-6 человек. К сожалению, затея не удалась. Следующие 10 лет — примерно с 2009 по 2019 год — я пытался объяснить правительству республики, что нам нужна киностудия. Встречался с чиновниками самого разного уровня, которые всегда отвечали одно и то же: «Да, надо пробовать, но сейчас, знаете, не получается...» За это время я стал лауреатом как минимум десяти разных кинофестивалей любительского уровня. Приезжал в Москву и каждый раз привозил оттуда награды. Иногда даже ВГИКовских студентов удавалось обходить.
— То есть стабильной работы у вас на тот момент не было. Как к этому относились ваши родители, окружающие?
— Родители наблюдали и надеялись, что когда-нибудь у их ребенка что-то получится. За мной прочно закрепилась слава режиссера, пошли шутки вроде: «Эй, а сними про меня кино, сними что-нибудь со мной...» Периодически делал сюжеты и ролики для местного телевидения, занимался рекламой. Грань, за которую я никогда не заходил, — съемка свадеб. Деньги за это платили хорошие, и положение у меня было выгодное: не каждый мог похвастаться, что его свадьбу снимал настоящий режиссер. Подобных предложений поступало много, но я всегда отказывался.
— Не было желания попробовать себя в кино за пределами республики?
— А я пробовал. В 2016-м познакомился с ребятами из «Чеченфильма» и почти год провел на съемках в Чечне. Именно там сбылась моя мечта, которую я хотел реализовать в Дагестане. Ко мне относились как к профессионалу, создавали все условия. Вместе мы взялись за съемки боевика, хотели сделать нечто в духе индонезийского фильма «Рейд»: криминал, драки, стрельба, безостановочный экшен, но с кавказским колоритом. К нам даже приехал приехал актер Кэри Тагава, который играл Шанг Цунга в Mortal Combat. Несколько сцен мы с ним отсняли. После девяти месяцев моего пребывания в Чечне работа по неизвестной мне причине остановилась. Мне сказали: «Позовем вас, когда возобновим съемки».
— Тем не менее всего через год вышел ваш первый фильм, снятый в Дагестане.
— Когда я вернулся из Чечни, то сразу собрал своих ребят и сказал им: «Я вернулся ни с чем, никаких успехов не достиг, а потому очень зол. Давайте-ка эту злость направим в полезное русло и сделаем наконец свое кино». У меня было 7-8 актеров, разваливающаяся «Волга», офис и несколько квартир. Сначала планировал снимать интернет-сериал, но неожиданно начало получаться настоящее кино. Через полгода я уже показывал в кинотеатрах республики детективный фильм «Система 05». Мы так самоотверженно вложились в работу, что на съемки ушло всего около 100 тысяч рублей. По-братски все делали, по-дагестански.
— Как приняли фильм в Дагестане?
— Не очень хорошо. Хотя мы видели какой-то отклик, видели, что люди ждут выхода фильма. Наши трейлеры в соцсетях набирали по 80–90 тысяч просмотров. В это же время до кинотеатров дошел «Дюнкерк» Нолана, что меня это очень вдохновило. Нолан — мой любимый режиссер, и мне казалось, что выпустить на экраны наш фильм сразу вслед за ним — это хороший знак. К сожалению, ожидания не оправдались.
— Когда вы решили уйти из кинематографа?
— После «Системы» я продолжал какое-то время заниматься кино. Практически завершил еще один фильм. Съемки начались в 2018 году, и к 2021-му картина была почти готова, но тут ударил кризис. Это меня и сломало. Мы потратили так много усилий, выбили деньги на съемки. Но денег этих так и не увидели. Ждали недели две, а потом нам сказали: «Извините, ребята, но сейчас эта сумма нужна для других целей». В тот же вечер я собрал свою команду, объяснил ситуацию и прямо сказал, что задолбался. Надо расходиться. Хотя планов было много: организовать киностудию, открыть киношколу... Да и фильм был почти готов. Я очень извиняюсь перед ребятами. Это было глупо с моей стороны. Но на тот момент я чувствовал себя совершенно измученным. До сих пор на предложения что-нибудь снять я отвечаю отказом.
— О чем был ваш незаконченный фильм?
— Спортивное социальное кино о наболевшем. О том, как дагестанские школьники, насмотревшись соревнований по борьбе, бросают школу и пытаются пробиться в этом спорте. Они думают: «Вот начну заниматься, стану великим чемпионом». Реальность, к сожалению, доказывает обратное.
— Желание стать писателем возникло уже после ухода из кино?
— Более-менее осознанная мечта написать книжку появилась у меня только к 2015 году. Первую такую попытку предпринял еще в 2012-м, но тогда я быстро выдохся и бросил роман где-то на середине. Через два года попробовал еще раз, написал одну рукопись, за ней еще и еще... Тогда-то и осознал, что у меня есть отличный скилл: умение хорошо справляться с литературным стрессом. Благодаря ему, я могу написать роман за месяц.
— Наверное, это не стоит включать в интервью...
— Нет, что вы! Зачем скрывать? Это настолько известный факт, что он стал своего рода мемом.
— Написать книжку за месяц — это сильно. Тем более семейному человеку с двумя детьми.
— Я просто сажусь за ноутбук и пишу как сумасшедший. Объясняю супруге, что взялся за новую книгу и прошу не отвлекать. Как раз где-то на месяц она разрешает мне с головой уйти в работу. Потом я очень долго прихожу в себя.
— Когда вы пишете книгу, то представляете себе сценарий или роман?
— Пишу роман, а представляю кино. Это позволяет мне сделать по-настоящему цельную работу. Честно говоря, я и в сценариях не придерживался каких-то особенных правил. Меня не хватило ни на одну книжку по сценарному мастерству. И в литературе, и в кино я доверяю прежде всего своей интуиции. Моя первоочередная задача — рассказать историю, а истории я придумывать умею.
— Ваши истории действительно нравятся читателям, положительных отзывов в интернете довольно много. Почему же книги не экранизируют?
— Знаете, меня это очень расстраивает. Многие мои коллеги продают права на свои книги, а мне не везет. Всегда отказывают со словами: «Ну, понимаете... Дагестан — штука сложная».