Почему следовало переиздать «Ненависть к поэзии» и чем издание 2017 года отличается от издания 1999-го?
Издания практически идентичны. Книга 1999 года давно распродана, и издательство «Ладомир» решило допечатать часть тиража. Я лишь обновил некоторые сведения в своей вступительной статье — указал, в частности, более современные источники цитат.
Когда вы впервые столкнулись с этим автором и что побудило вас им заняться?
Это интересная история. В самом начале 1990-х годов, когда я работал в Институте мировой литературы, мне поручили написать главу о Жорже Батае для большого академического издания «История французской литературы». Еще в 1950-е годы было издано четыре ее тома, а теперь решили сделать пятый, посвященный новейшей литературе послевоенного периода. Время было очень подвижное — перестройка, падение коммунизма, — и состав тома менялся на ходу. В него дополнительно включались такие авторы, об издании и даже изучении которых в Советском Союзе и думать нельзя было. Вот мне и достались несколько таких «неблагонадежных» писателей: Жан Жене, Морис Бланшо, Ролан Барт и Жорж Батай. Я написал о нем обзорную главу, которая оказалась едва ли не первой научной работой о Батае в России. Об этой работе узнали и разыскали меня руководители издательства «Ладомир», предложив ни много ни мало издать собрание сочинений Батая. Такое было время, люди не боялись риска: молодое, недавно возникшее издательство могло обратиться к незнакомому автору с предложением издать собрание сочинений писателя, совершенно неизвестного российским читателям. И мало-помалу этот проект начал реализовываться. В 1999 году мы выпустили литературную прозу Батая — «Ненависть к поэзии», еще через несколько лет — том социологических исследований, «Проклятую часть», а вот совсем недавно вышел один из самых важных томов — «Сумма атеологии», философско-мистические труды Батая.
Выходит, что издатели заинтересовались трудами Батая благодаря вашей статье?
Нет, не благодаря моей статье, она тогда еще не была опубликована. Дело в том, что «Ладомир», в числе прочего, занимался серьезным, научным изданием маргинальной, в частности эротической литературы, поэтому в поле его зрения и попал «порнографический» Батай. Вот такими путями иногда реализуются вполне осмысленные культурные проекты.
Планируется ли следующий, четвертый том собрания сочинений? Если да, то что в него войдет?
Планируется издание еще двух томов: в четвертый войдут книги Батая о литературе и искусстве, в пятый — небольшие статьи на различные темы: о политике, современной литературе и т. д. Пока не собраны все переводы, но я надеюсь, что в следующем году работа над четвертым томом будет закончена.
Какой процент наследия Батая на данный момент знаком русскоязычному читателю?
Если сравнивать с французским двенадцатитомным собранием сочинений, то процентов 30–40. Когда мы издадим два следующих тома, доведем этот процент до 50–60. Но надо упомянуть, что некоторые сочинения выходили по-русски в других издательствах — например, «Процесс Жиля де Рэ». В целом можно рассчитывать, что через несколько лет русскоязычному читателю будет доступен весьма представительный корпус, в который войдет все самое лучшее.
Какова сейчас, спустя почти двадцать лет после выхода в свет первых переводов, его «целевая аудитория» в нашей стране?
Сейчас сформировалась определенная среда, в частности молодых ученых, которыми идеи Батая хорошо усвоены. За широкие массы, конечно, не берусь отвечать, но в академических кругах он востребован. Со мной периодически связываются авторы, посвящающие Батаю свои диссертации. Исследованиями Батая и других авторов его круга занимаются как философы, так и историки литературы — например, Сергей Фокин в Петербурге.
В каком порядке вы бы порекомендовали двигаться: от философии Батая к прозе или от прозы к философии? Некоторые читатели, ознакомившись с «Историей глаза», самым известным художественным текстом Батая, отказываются воспринимать всерьез его «Теорию религии» и другие работы, ссылаясь на «здоровое чувство отвращения» от прочитанного. Есть ли у шока от содержания батаевской прозы эвристическая ценность? Или все же лучше подготовить теоретическую базу в виде основных его идей?
Я понимаю, с какого рода сложностями это связано. Даже сейчас, когда читатель много чего освоил из экстремальной, провокативной литературы, ему бывает не по себе при чтении некоторых фантазий Батая-писателя. Чтобы справиться с этим, возможны два подхода. Во-первых, я порекомендовал бы начинать даже не с философии, а с социологии. Работы, входящие в «Проклятую часть», — это самый рациональный, самый научный по своему замыслу сегмент батаевского творчества. Они написаны в тот период (после войны), когда Батай сознательно стремился стать ученым. У него это не всегда получалось — сам способ его мышления не допускал полной рационализации. В нем постоянно находились противоречия, неразрешенные проблемы, провалы, которые он заполнял литературно-эссеистическим дискурсом. Тем не менее в этих сочинениях обнаруживается стремление Батая быть рационалистом, и это очень важная его сторона, которую я не устаю подчеркивать в собственных работах. Любые самые экстремальные, самые трансгрессивные элементы его художественного творчества оправдываются и поддерживаются его философской и социологической мыслью. Социологи склонны воспринимать его как писателя или не слишком надежного эссеиста. На мой взгляд, это несправедливо.
Идеи Батая (включая его анализ мистического опыта) вполне могут быть использованы для рационального и ответственного размышления о мире, а также в серьезном социально-политическом дискурсе. Например, совсем недавно французский президент Эмманюэль Макрон, выступая с программной речью перед депутатами парламента, привел в числе прочих цитат слова Жоржа Батая — понятие «проклятой части». Итак, один из способов чтения работ Батая — начать с наиболее идейно ответственных текстов, а затем уже переходить к художественным.
Второй вариант — тут я невольно занимаюсь саморекламой — читать литературные произведения, параллельно знакомясь с научным аппаратом. В ладомировском издании Батая он весьма серьезный. Я, например, недаром написал огромную вступительную статью к его литературной прозе: я прекрасно понимал, что такие тексты требуют очень подробного пояснения. И моя задача в этой статье, как и в других статьях об этом авторе, — предложить программу, стратегию его рационального чтения. Знакомство с теорией поможет интеллектуально усвоить провокативные элементы его прозы.
Вокруг персоны Батая ходит множество исторических анекдотов. Поделитесь, пожалуйста, теми фактами из его биографии, которые кажутся вам наиболее примечательными в контексте понимания его творчества.
У Батая была сложная траектория культурного пути: от учебы в школе Хартий (историко-архивном институте в Париже) к околосюрреалистической литературе, затем к философии экзистенциально-феноменологического толка, затем к нетрадиционной социологии. До сих пор вызывает споры его социально-политическая позиция: одно время с легкой (а вернее, тяжелой) руки противников он обвинялся едва ли не в идейном сотрудничестве с фашизмом, что совершенно неверно. Батай никогда не был сторонником фашизма, он лишь отдавал себе отчет, что у тоталитарных режимов (не только германского или итальянского, но и советского) есть сильные, действенные средства убеждения — идеи сакрального, жертвы — которые антифашистская мысль должна понять и научиться с ними работать. Иными словами, речь шла о перехвате оружия врага.
Если говорить о странных, провиденциальных моментах в его биографии, то мне вспоминается история его второй женитьбы. В годы оккупации он познакомился с женщиной необычного происхождения. Ее звали Диана Кочубей де Богарне, она была дочерью разорившихся аристократов русского происхождения, хотя сама выросла в Канаде и ее родным языком был английский; в числе ее предков с одной стороны был российский император Николай Первый, с другой стороны, император французов Наполеон Первый — вот так, ни много ни мало. Что поразительно — за несколько лет до знакомства с ней Батай стал подписывать некоторые свои произведения псевдонимом Дианус, заимствованным из книги антрополога Фрэзера «Золотая ветвь». Вот так иногда сходятся судьбы людей.
Напоследок: некоторое время назад издание Юга.ру сообщило, что в городе Батайске Жоржа Батая посмертно приняли в казаки за «интеллектуальную мощь» и «осмысление иррациональных сторон общественной жизни». Как вам этот перфоманс?
Это, конечно же, фейк, шутка. В Ростовской области есть город Батайск, название которого никак не связано с французской фамилией, и такая топонимика подтолкнула кого-то к нехитрой идее сфабриковать подобную псевдоновость.
