В издательстве «Райхль» вышел роман «Грубиянские годы» классика немецкой литературы Жан-Поля. Несмотря на славу у себя на родине, в России он почти не известен. Появление этой книги на русском языке — большое событие, и «Горький» не мог обойти его стороной. Мы поговорили с переводчиком и комментатором романа Татьяной Баскаковой о сложностях, подстерегающих читателя, о сюрреалистичности метафор Жан-Поля и о том, зачем бросать яйца в открытое окно.

Жан-Поль почти неизвестен русскому читателю, его мало изучают и редко публикуют. Давайте поговорим о том, какое место занимает этот писатель в истории немецкой литературы.

Место Жан-Поля в истории литературы очень трудно определить. Его часто причисляют к предшественникам романтизма — среди прочего и потому, что в своей теоретической работе «Приготовительная школа эстетики» он много внимания уделяет юмору и иронии. Однако у Жан-Поля довольно непривычная — для нас — ирония, потому что она основана на противопоставлении повседневной жизни (ограниченной, иногда смешной) и взгляда на эту повседневность, на человеческую жизнь вообще, с точки зрения вечности. В свои произведения Жан-Поль включает визионерские картины космоса и «большого исторического времени»: «Грубиянские годы», например, заканчиваются такой визионерской картиной эволюции человеческого языка. Невозможность определить место Жан-Поля в литературе проистекает из того, что он толком не изучен. Очень мало работ, посвященных пристальному прочтению хотя бы одного романа Жан-Поля, и это странно. Работы об этом авторе, имеющиеся на русском языке, — это всегда анализ отдельных особенностей поэтики, но вы никогда не найдете там четкого изложения (и интерпретации) содержания какого-то конкретного романа. На мой взгляд, совершенно бессмысленно рассуждать о взаимоотношениях Жан-Поля с романтизмом, пока нет ясного представления, о чем вообще идет речь в его романах. Бесспорно, читать его трудно. В Германии Жан-Поль — абсолютный классик, но классик скорее почитаемый, чем читаемый.

Если продолжить размышления о Жан-Поле и его взаимоотношениях с романтизмом, я думаю, важно отметить, что он связан с более давней литературной традицией. Для него, как и в литературе барокко, очень важны символы, эмблемы, он широко пользуется методом аллегорического повествования. Для романтиков эмблема не играет такой роли. Например, я долго не могла сообразить, как следует понимать одну сцену в «Грубиянских годах»: там некий человек в маске предлагает людям в трактире кидать яйца в открытое окно. Кто сможет выбросить яйцо наружу, тот получит деньги. Но у них ничего не получается, потому что окно временно заколдовано. Это читается как забавная сценка, но в другом произведении Жан-Поля, «Жизнь Фибеля», с разбитыми яйцами сравниваются «так и не высиженные», то есть нереализованные замыслы и надежды молодых писателей. Может быть, уже поэтому Жан-Поль воспринимался и Иоганном Вольфгангом Гете, и романтиками как несколько чужеродная фигура.

Какая литература важна для Жан-Поля помимо барочной традиции?

Он очень любил Сервантеса, Шекспира, Свифта, Стерна. Жан-Поль довольно много позаимствовал у Лоренса Стерна, включая и сам сюжет «Грубиянских годов», завязанный вокруг таинственного наследства (этот сюжет изложен в романе Стерна «Сентиментальное путешествие», в главе «Отрывок. Париж»). Но Жан-Поль расцветил стерновский сюжет множеством важных подробностей и написал, на мой взгляд, гораздо более интересную книгу, при этом намеренно оставив в своем тексте отсылки к Стерну. Их обоих — Стерна и Жан-Поля — можно считать основоположниками метаромана, то есть романа о том, как пишется роман, романа, исследующего саму природу литературного текста.

Сейчас Жан-Поль — классик почитаемый, но не читаемый, а как относились к Жан-Полю современники? И почему у него не сложились отношения с представителями «Бури и натиска»?

Людвиг Бёрне, младший современник Жан-Поля, в «Благодарственной речи Жан-Полю», произнесенной в связи со смертью этого писателя, в 1825 году сказал: «Он жил не для всех! Но придет время, когда он родится для всех, и все будут его оплакивать. Он же терпеливо стоит у ворот двадцатого столетия и с улыбкой ждет, когда медлящий народ, к коему он принадлежит, догонит его».

Бёрне имел в виду, что Жан-Поль намного опередил своих читателей, и это действительно так. В XIX веке особенно ценилось то, что Жан-Поль прекрасно описывает жизнь так называемого маленького человека. Интересно, что в 1844 году Жан-Поля издали в России. Это была антология, которая не просто не давала никакого представления об этом авторе, но еще и искажала его: выдернутые из разных сочинений фразы подавались как забавные анекдоты и только. Белинский написал по этому поводу такую статью, что после ее прочтения я усомнилась в том, что он мог быть хорошим литературным критиком. Смысл статьи сводится к поучению, что легкомысленным Жан-Полем увлекаться не стоит. В общем, Жан-Поля в XIX веке мало кто понимал. Его заново открыли в Германии на рубеже XIX и XX веков поэт Штефан Георге и кружок его единомышленников. Георге объявил, что Жан-Поль — второй по значимости поэт Германии (в немецком понятия «поэт» и «(значимый) писатель» обозначаются одним словом: Dichter) после Гёте. Георге в 1900 году издал антологию фрагментов из сочинений Жан-Поля, и его интересовали совсем не те вещи, которыми восхищались читатели XIX века: в антологию вошли описания снов и яркие — я бы сказала, сюрреалистические — метафоры.

В начале своего творческого пути Жан-Поль сочинял сатиры в виде сборников разнородных фрагментов: «Выборка из бумаг дьявола», «Гренландские процессы». Эти сочинения не вызвали интереса у читателей. Позже они разонравились и самому Жан-Полю. Затем у него произошел перелом, и он начал писать романы, которые принесли ему оглушительный успех. Гёте сначала неплохо отнесся ко всему этому, но когда Жан-Поль приехал в Веймар, чтобы лично познакомиться с немецким классиком, и Гёте, и Шиллеру Жан-Поль показался каким-то безумцем. Их, может быть, отталкивало обилие барочных метафор, перехлестывающее все представления о разумном. Кроме того, ни у одного, ни у другого не было таких «излишеств» — отскоков в сторону готического романа или фантастики, — как у Жан-Поля.

Жан Поль работает в своей беседке (рисунок Эрнста Фёрстера)

Фото: publik domain

После того, как место Жан-Поля в литературной традиции обозначено, давайте поговорим о романе. Как можно охарактеризовать главного героя «Грубиянских годов», насколько он автобиографичен?

Переводя роман, я все время натыкалась на места, которые были мне принципиально непонятны, — в том числе и те, где речь идет о главном герое. В одном из писем Жан-Поль объяснил, что в «Грубиянских годах» он изобразил самого себя в виде двух братьев-близнецов с разными характерами. Но оказалось, что ситуация с главным героем еще интересней. Роман начинается с того, что зачитывается завещание, в котором некий богатый человек обещает передать все свое имущество какому-то бедному деревенскому мальчишке, при условии, что тот выполнит ряд довольно бессмысленных — на первый взгляд — заданий. Кроме того, там сказано, что нужно найти писателя, который будет фиксировать день за днем, как юноша выполняет все эти задания. Такой писатель находится. Его зовут Иоганн Пауль Рихтер. Таким образом, текст «Грубиянских годов» пишет сам Жан-Поль (настоящее имя которого — И. П. Рихтер), но Жан-Поль именно как литературный персонаж, придуманный «настоящим» Жан-Полем. Более того, в завещании сказано, что и самого завещателя когда-то звали И. П. Рихтер, а нищий молодой человек, если он сумеет получить наследство, тоже — вместе с наследством — получит это имя и фамилию. Еще там есть семь других претендентов, которые будут получать какую-то часть наследства за каждую сделанную молодым человеком ошибку. «Потенциальные наследники», возможно, воплощают какие-то сомнительные черты личности самого героя — или, иными словами, это подстерегающие его искушения. При чтении романа надо быть крайне внимательным: там очень много загадок и символов, и запутаться можно на каждом шагу. Чтобы понимать Жан-Поля, важно обращать внимание на детали. В конце концов я пришла к выводу, что все персонажи этого романа являются частями —. или частичными отражениями — личности автора.

Что означает название романа?

Одна из самых сложных проблем, связанная с этим произведением, — как перевести название. По-немецки оно звучит так: Flegeljahre. Откройте словарь, и вы прочтете значение: «переходный возраст». Однако герою романа двадцать четыре года, ни о каком переходном возрасте здесь не может быть и речи. В хороших словарях написано, что понятие Flegeljahre, «переходный возраст», появилось после публикации романа Жан-Поля, то есть под влиянием этого романа. Слово «Flegel» имеет много значений: это и «молотильный цеп», и «грубиян». Для понимания романа важно помнить и о таком направлении немецкой словесности, как «грубиянская литература»: авторы, относившиеся к этому направлению, изображали из себя простых, необразованных людей и как бы намеренно хамили приверженцам утонченного вкуса. Это последнее значение кажется мне решающим. Ну и, наконец, в самом романе речь идет о годах, когда два брата постепенно становятся писателями. Они пробуют одно и другое, пишут вместе роман, который называется «Гоголь-моголь, или Сердце». И эти годы ученичества — грубиянские по отношению к ним самим. Братья живут в бедности, им все дается очень тяжело. Но при этом и сами они — бунтари, «грубияны» (авангардисты, если воспользоваться современным языком). В «Приготовительной школе эстетики» я нашла рассуждение Жан-Поля о том, что это качество — «грубиянство» — вообще свойственно молодым писателям, поскольку они вынуждены выступать против признанных авторитетов. Говоря о недостатках современных ему молодых писателей, Жан-Поль упоминает и «грубиянство» — как своего рода детскую болезнь, которая со временем должна быть преодолена.

А на что еще стоит обратить внимание читателю?

В процессе работы над одним фрагментом я поняла, что в тексте описываются события, очень похожие на ночные кошмары: действие происходит ночью, появляется какой-то человек в маске... Я подумала: интересно, размышлял ли Жан-Поль о сновидениях. Оказалось, что он написал целую работу о снах. Я ее прочла. Когда Жан-Поля сделали почетным членом франкфуртского общества «Museum» (от слова «музы» — общество содействовало развитию различных искусств), он счел, что обязан как-то «отработать» этот титул, и в 1815 году выпустил книгу «Museum» — сборник разнородных эссе, в который вошел и текст о снах. Вообще, это мы сейчас думаем, что философия и литература существуют как бы в разных плоскостях. Жан-Поль же пытался объединить то и другое. Его работа о снах, «Взгляд, брошенный в область сновидений», оказалась очень серьезной. Он пытается показать, из чего составляются наши сны. «Со-работниками», вместе создающими сновидения, Жан-Поль называет «мозг», накапливающий чувственные впечатления, дух («думающее я»), «силу бессознательного» и «внешний мир». То есть Жан-Поль пытается, среди прочего, исследовать природу человеческого подсознания. Следы таких представлений можно найти в романе. И сама сквозная идея романа — показать одного героя как бы расщепленным на нескольких персонажей — тоже вырастает отсюда. Все это отдаленно напоминает психоанализ — теорию об устройстве человеческой личности. Тем не менее временами кажется, что жан-полевское повествование изумительно реалистично, просто до слез правдоподобно. Например, в романе в нескольких фразах описывается, как человек тайком возвращается в деревню, где живет его мать. Детали этой сцены почти фотографически выверены: как одета мать (в мужскую безрукавку), как она вытряхивает из миски ободранные плохие листья салата и что она, «как это принято в деревенских семьях, не перекинулась ни единым словом» с отцом. Жан-Поль — человек бесконечных литературных экспериментов.

Второе, чем Жан-Поль интересен, — это его представления о литературе. Он считал, что есть книга и есть читатель, баланс между ними все время нарушается, границы между правдой и вымыслом постоянно колеблются. Это проявляется, например, в том, что при всей фантастичности романа «Грубиянские годы» Жан-Поль между делом сообщает и подлинные сведения о себе. Так, повествователь вдруг сообщает, что он переехал в другой город, и даже указывает свой новый адрес, описывает, какой вид теперь открывается из окна. Все это удивительным образом совпадает с тем, что происходило — в момент написания этой главы — с реальным Жан-Полем. Но сразу за приведенным в романе новым адресом следует такая фраза: «...мое жилище (к которому следует причислить и мое тело»)... И возникают вопросы: кто это говорит? О человеке ли вообще идет речь?

Жан-Поля читать трудно, но чтение это захватывающее. Вот я переводчик, моей профессии покровительствует Святой Иероним. Теперь, с недавнего времени, у меня есть стойкое ощущение, что еще одним покровителем переводчиков — и вообще всех европейских писателей — является Жан-Поль: потому что у него совершенно неисчерпаемая фантазия. Она проявляется и на уровне сюжета, и в метафорах, и в построении предложения, и в том, как организованы пространство и время. Например, герой идет по дороге в осенний день. Вдруг он оказывается в долине, где царит «самая настоящая весна»: цветут весенние цветы, поют соловьи и т. д. Вскоре он опять выходит на дорогу, и следует фраза: «...в лесах оставшейся позади речной долины кричали осенние птицы». В текстах Жан-Поля много латыни, много названий книг, которые трудно найти: какие-нибудь юридические справочники того времени, например. В общем, такое чтение требует больших усилий. Поэтому мне кажется, что нынешние русские литературоведы, конечно, в курсе, кто такой Жан-Поль и что он предшественник романтизма. Но чтобы действительно разобраться в сути экспериментов этого автора, надо на какое-то время забросить все остальные дела. Поэтому в учебниках и научной литературе чаще всего репродуцируются те мнения о прозе Жан-Поля, которые восходят еще к концепциям, бытовавшим в филологии сталинской эпохи.

Иоганн Пауль Фридрих Рихтер, гравюра неизвестного художника, 1785 год

Фото: publik domain

Если Жан-Поль так сложен для чтения, то и переводить его очень непросто. С какими проблемами вы столкнулись во время работы?

Главная проблема в том, что в прозе Жан-Поля все время попадаются «темные» места, и неясно, с какого вообще боку к ним лучше подойти. Немецкий комментарий в академическом издании сосредотачивается в основном на реалиях, но не на смысле метафор. Ты, как читатель, остаешься один на один с этим текстом, и тебе никто не поможет. По ходу работы я сделала для себя много открытий, и одно из них (к которому я пришла не сразу) — что помочь может сам Жан-Поль. В молодости Жан-Поль был очень бедным, не мог позволить себе покупать книги. Увидев заинтересовавшее его название романа, он сам придумывал для себя книгу, к которой оно могло бы подойти. Позже он начал делать выписки из книг. У него скопились тысячи записей на самые разные темы: колдовство, виды птиц, все что угодно. Потом, во время работы над очередным романом, он пользовался этими записями: на их основе придумывал изысканные метафоры... Современный немецкий писатель Арно Шмидт тоже сначала писал карточки, потом как бы составлял из них роман. Думаю, такому методу работы он научился у Жан-Поля... Так вот, Вюрцбургский университет выложил все эти выписки Жан-Поля на свой сайт, их огромное количество, но можно искать по ключевым словам. Слова, которые я не понимала, я искала по этому сайту. Нужные слова находились, какие-то встречаются в выписках один раз, какие-то — сто и больше, но всегда можно было посмотреть их контекст, и это очень помогало.

Другая проблема — «возраст» языка произведения. Когда я только начинала работать над этим переводом, немецкие коллеги спрашивали меня, не хочу ли я «состарить» язык. Я не хотела этого делать, потому что немецкий язык «Грубиянских годов» почти такой же, как сейчас, правда, с очень трудным синтаксисом. Я старалась сохранить его особенности. В этом романе за каждую написанную главу Жан-Поль — персонаж — получает вознаграждение. Вознаграждение — какой-то предмет из кунсткамеры завещателя, и каждая глава носит название соответствующего предмета. Трудность заключается в том, что не всегда понятно, что это за предмет: например, какая-нибудь редкая раковина, «кость мамонта из-под Астрахани». Я не всегда понимала, что это за слова. Но для меня было очень важно правильно перевести названия этих предметов, потому что, как я поняла позже, такие названия своего рода авторские комментарии к происходящему в главе. Камни, например, могут быть подлинными и фальшивыми, дорогими и дешевыми, все вместе они распределяют по главам определенные цветовые акценты. В названиях на немецком эта информация содержится, в названиях на современном русском — нет. Но, к счастью, оказалось, что русская геология, когда только начинала развиваться, заимствовала многие названия у немцев. Некоторые названия глав я решила перевести буквально. В романе есть глава, которая по-русски должна была называться «Красный ястреб». Но перевела я название этой птицы калькой с немецкого — «ножничный хвост». Потому что образ ножниц у Жан-Поля в этом и других романах — метафора стилистической работы писателя. Жан-Поль отдельно рассматривает содержание литературного произведения и его стилистику, или форму. Потому он и изображает себя в виде двух братьев-близнецов.

Вы ведь в основном специализируетесь на авторах ХХ века, почему вы решили взяться за Жан-Поля?

Да, вообще я занимаюсь авторами ХХ века, модернистами, и я готова на многое (на многие дополнительные усилия), чтобы лучше понять писателей, которые мне интересны. Я неоднократно замечала, что для некоторых из них Жан-Поль был очень важен. Например, Пауль Целан очень любил его, постоянно цитировал. Первое книжное приобретение Целана во Франции, куда он переехал в 1948 году, — многотомное собрание сочинений Жан-Поля. Для меня это очень значимо. Один из моих последних переводов, над которым я работала больше пяти лет, — романная трилогия Ханса Хенни Янна «Река без берегов». Когда я уже заканчивала работу, вдруг поняла, что концепция Янна мне что-то напоминает. Янн изображает главного героя как нескольких персонажей: как команду и пассажиров «деревянного корабля». Что-то в таком роде, подумала я, было уже у Жан-Поля. Эта идея подтвердилась, когда я прочла «Грубиянские годы». Но роман Жан-Поля оказался настолько интересным для меня — сам по себе, — что мне сразу захотелось его перевести.

В России, да и не только в России, Жан-Поля не знают. Это связано с тем, что он невероятно трудный автор. Я видела перевод «Грубиянских годов» на английский, сделанный в XIX веке, но там просто пропущены большие куски текста — видимо, непонятные переводчику. Также мне попадался недавний перевод этого романа на итальянский — очень хороший, оцененный в Италии как большое литературное событие. В России мы имели до сих пор перевод только одного романа Жан-Поля, «Зибенкэз», выполненный А. Л. Кардашинским в 1937 году. Перевод мне нравится, но в нем пропущены большие, характерные для Жан-Поля куски, а именно все «отступления в сторону». Для России не знать Жан-Поля — это то же самое, как если бы в Германии не знали Пушкина (или знали бы только «Евгения Онегина», из которого вырезаны все не относящиеся непосредственно к любовному сюжету куски). Жан-Поль — потаенный классик немецкой литературы, продолжающий вести свою не видную для поверхностного взгляда жизнь вплоть до сегодняшнего дня. Новый всплеск интереса к творческому наследию Жан-Поля наблюдается в Германии где-то с середины 1990-х годов. Назову для примера три книги, которые стоят на моем письменном столе: Герберт Кайзер «Читать Жан-Поля. Эссе о созданной им поэтической антропологии Я» (1995); Ульрике Хагель «Эллиптические хронотопы повествования. Жан-Поль и апории идиллии» (2003); Сабине Эйкенродт «Игра очей: оптическая метафорика бессмертия у Жан-Поля» (2006). Это всё — очень важные проблемы, открывающие новые пути для интерпретации, однако время для целостного понимания текстов Жан-Поля, по-видимому, еще не пришло.

По-русски роман «Грубиянские годы» вышел в немецком издательстве «Райхль», которое открыло свой филиал в Москве и публикует здесь, среди прочего, классические произведения немецкой литературы, неизвестные в России. Я хочу воспользоваться случаем и поблагодарить владельца издательства Маттиаса Дрегера, а также директора русского филиала Виктора Васильевича Медведева за возможность выпустить эту книгу.

Читайте также

«Мистический путь Андрея Белого закончился крахом»
Моника Спивак о прозрениях и катастрофах автора романа «Петербург»
11 августа
Контекст
«Я хотел быть похожим на Дуремара»
Читательская биография Псоя Короленко
7 августа
Контекст
«Рыдающую чайку сменяет альбатрос»
Константин Азадовский о жизни и творчестве Константина Бальмонта
1 августа
Контекст