Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с Екатериной Юрьевной?
С Екатериной Юрьевной Гениевой я познакомилась в конце семидесятых годов. Обе мы общались со священником Александром Менем, и именно благодаря ему мы и познакомились. Но это знакомство стало близким и, вскоре после смерти отца Александра, переросло в дружбу. Он был человеком выдающимся, исключительно талантливым, высокообразованным, своего рода магнитом для интеллигенции. В те годы именно к нему со своими вопросами приходили Аверинцев и Солженицын, Галич и Окуджава, Вячеслав Иванов и Андрей Смирнов, Григорий Померанц… Именно через отца Александра я познакомилась и с Надеждой Яковлевной Мандельштам… Наша тесная дружба с Екатериной Юрьевной пришлась на последнее десятилетие ее жизни.
В одном интервью вы упомянули, что у Екатерины Юрьевны было мало друзей, но было много работы. Она была одинокий человек?
Ни в коем случае Екатерину Юрьевну нельзя назвать одиноким человеком. Напротив, она всегда находилась в водовороте людей, была востребована каждую минуту своей жизни. У нее почти не оставалось времени на тихое и необязательное общение, в котором не общие дела связывают людей, а просто желание побыть вместе, перекинуться, может, несколькими незначительными словами, выразить друг другу бессловесную симпатию, любовь. И я была выбрана Катей в подруги, а совсем не наоборот. Я бы постеснялась занимать ее время — по сравнению с ней я человек праздный, вольный, никому ничего не должный… А у нее был огромный круг обязанностей: и тех, которые связаны были с ее колоссальной деятельностью, и тех, которые она брала на себя добровольно…
Какая ваша встреча с Екатериной Юрьевной запомнилась Вам больше всего?
Мы с Екатериной Юрьевной довольно часто ездили в разные российские города, она приглашала меня пару раз на библиотечную конференцию в Судак, которую она проводила много лет подряд. Несколько раз ездили вместе по библиотечным делам и заграницу. Но самыми важными остались в моей памяти, конечно, наши встречи последнего года ее жизни, когда уже был поставлен диагноз, и для меня было совершенно ясно, что время ее жизни близится к концу. Я об этом уже не один раз писала. К этому времени я и сама перенесла онкологическую операцию, у меня был свой собственный опыт этого приближения к последнему земному путешествию, и, возможно, это обстоятельство особенно сблизило нас. У меня уже много ушло друзей, и опыт прощания с близкими и любимыми людьми очень, к сожалению, богат.
Катин уход был уходом христианина. Она по своей природе была отличником: все, что делала, всегда было на пределе человеческих возможностей. Вот и ушла она безукоризненно: в полном сознании, в полном осознании происходящего, без страха, мужественно и великодушно по отношению к близким.
Л. Улицкая и Е. Гениева
Фото: http://rossaprimavera.ru
Каковы были ее основные принципы и что для нее было самым важным?
Екатерина Юрьевна была государственным человеком и по своему складу, и по огромным дарованиям, в том числе организационным. Поскольку у меня самой никаких принципов нет, а есть лишь сильная сиюминутная реакция, которой я следую, то меня принципы как таковые никогда не интересуют. И Катины в том числе. Думаю, что она была человеком культуры, и это в ней было главное. Она служила своему делу, считая его исключительно важным. И делала это столь азартно, талантливо и заразительно, что и я оказалась в некотором смысле, под ее влиянием. Самым важным для нее и была ее деятельность.
Вы задаете мне вопросы, на которые мне скучно отвечать… Не имеет никакого значения, какое ее качество мне кажется самым важным, а какое менее важным. Если говорить о Екатерине Юрьевне в день годовщины — уже второй! — ее смерти, то совсем не о деталях и тонкостях жизни библиотеки, ни о ее проектах, блестящих или неудачных, хотелось бы говорить совсем о другом. Она была первоклассным политиком, масштаба Маргарет Тэтчер, Ангелы Меркель — одно из ее последних выступлений, около месяца до смерти, было в английском парламенте, — и она умела разговаривать как подлинный аристократ, на равных, с уборщицей в библиотеке и вышестоящим начальством, которое ни по своему культурному уровню, ни по своим моральным и деловым качествам не годились ей в подметки.
Трагедия нашего времени, нашей страны как раз в том и заключается, что люди масштаба Екатерины Юрьевны Гениевой не востребованы. Более того, нежелательны. Она ушла очень рано, в полном расцвете сил, и я постоянно думаю о том, какая Божья милость была в этом раннем уходе: последний год ее жизни был омрачен тенью гонения. Если бы не ее смерть, ей предстояло бы быть отлученной от дела ее жизни, от библиотеки, предстояло быть выставленной на пенсию, униженной, уничтоженной. Тучи собирались над ее головой, и она это прекрасно осознавала. Наша близость в последние годы ее жизни позволяет мне это говорить.
Если попытаться сформулировать ее девиз — культура и образование, вот что было делом ее жизни. И это именно то, что могло бы быть спасительным для существования нашего государства. И это именно то, против чего с яростью борется существующая сегодня в России власть.
Екатерина Юрьевна Гениева не была министром культуры в формальном смысле. Но, в сущности, она была этим министром, и много сил тратила на борьбу с чиновниками от культуры... Никто в нашей стране не сделал столько для просвещения, для развития и сохранения культуры, как она. Никто не провел сравнимой по значению культуртрегерской работы. Издательство, Институт Толерантности, семинары, поддержка библиотек — ею был создан целый культурный мир. Это знают все, кто стоял с ней рядом. Это почувствовали те, кто даже имени ее не знал, но до кого доходили волны ее осмысленной и целеустремленной работы.
В вечной тайной войне политики и культуры Екатерина Юрьевна была знаменосцем. При ее руководстве в «Иностранке» были открыты десятки культурных центров. В конце ее жизни по политическим мотивам эти центры стали закрывать «свыше». Борьба за сохранение Американского культурного центра была особенно острой. Катя была специалистом по Джойсу, но что Джойс для наших чиновников. Кто его имя знает? Она героически отстаивала Культурные центры, и именно это противостояние выявило подлинное соотношение сил. Перед тупой машиной можно только лечь на рельсы — другого языка она не понимает…
Сегодня слово «европеец» утратило свое подлинное значение — культурное и моральное содержание. Она наводила те мосты между нашей недозревшей до европейского сознания страны, которые последние десятилетия шатаются, и европейской цивилизацией. Именно она всеми своими силами и энергией добивалась возвращения в побежденную Германию вывезенных после войны в Россию книг, гниющих в сырых подвалах, где они разрушались, невостребованными, непрочитанными. И в этом было великодушие подлинного рыцаря культуры.
Состоялась ли ее судьба? Да, состоялась. Она сделала колоссально много. Но и не состоялась тоже — в другое время и в других обстоятельствах могла бы сделать больше. Она была тем человеком, который мог бы быть и президентом страны, и его премьер-министром... И в Европе она могла бы принести много пользы.
Лет за десять до ее смерти Екатерина Юрьевна получила предложение возглавить ЮНЕСКО. Это было предложение, вполне соответствующее ее возможностям. Но она отказалась — из любви. Из любви к своему любимому дому, которому она беззаветно служила, — библиотеке Иностранной литературы, Иностранке.
Месяц тому назад вышел двухтомник с работами Екатерины Юрьевны, с воспоминаниями людей, общавшихся с ней. Это хорошая книга, но все равно у меня осталось ощущение, что мы недооцениваем ее личность.
Во дворике Иностранки есть скульптурный парк, ею придуманный и реализованный. Сейчас там стоит и памятник Екатерине Юрьевне. Мне не нравится этот монумент. Но тот памятник, который она о себе оставила, он не в бронзе. Он в нашей памяти о ней.