Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Вячеслав Герович. Мифология советского космоса. М.: Новое литературное обозрение, 2024. Перевод с английского А. Писарева, А. Шуваловой. Содержание
13 мая 1946 года, когда Сталин подписал указ о создании Специального комитета по реактивной технике, до сих пор отмечается как день рождения российской ракетно-космической отрасли. Комитет возглавил главный заместитель Сталина Георгий Маленков; в него также вошел ряд ведущих руководителей оборонной промышленности. Ракетная программа была организована по тем же принципам, что и атомный проект под управлением Специального комитета № 1: приоритетная программа с прямой политической поддержкой верхов, щедрым финансированием и огромными ресурсами. Были созданы ключевые институты развития ракетостроения, в том числе Научно-исследовательский институт № 88, в состав которого поначалу входило конструкторское бюро Королева.
Рассказ о решающей роли личного участия Сталина в запуске советской ракетной промышленности неоднократно встречается в литературе и приобрел поистине мифологические масштабы. Часть его явно основана на слухах и не подтверждается документальными свидетельствами. Однако в фольклоре советских конструкторов ракет, сформировавшем их групповую идентичность, действительно важная поддержка, которую советская власть оказала приоритетной ракетной программе в период позднего сталинизма, часто находит олицетворение в фигуре Сталина как великого благодетеля советского ракетостроения. После его смерти в марте 1953 года Королев — явно не знавший, что Сталин почти приговорил его к смерти, — в письме жене выразил искреннюю скорбь: «Умер наш товарищ Сталин... Так нестерпимо больно на сердце, в горле комок и нет ни мыслей, ни слов, чтобы передать горе, которое нас всех постигло. Это действительно всенародное, неизмеримое горе — нет больше нашего родного товарища Сталина».
Запуск Спутника в октябре 1957 года при помощи модифицированной межконтинентальной баллистической ракеты Р-7, сконструированной Королевым, стал наглядным символом успеха ракетной программы, которую курировал Специальный комитет по реактивной технике. Успешное завершение трех главных проектов позднесталинской оборонной промышленности — ядерное оружие, баллистические ракеты и радар — привело к радикальной реорганизации оборонного комплекса. Вкупе с масштабной хрущевской реформой государственной системы управления экономикой это означало полный демонтаж старой сталинской системы управления оборонной промышленностью. В декабре 1957 года три специальных комитета, курировавших создание ядерного оружия, баллистических ракет и радара, были упразднены. Взамен для координации работы министерств оборонной промышленности создали новую структуру — Комиссию по военно-промышленным вопросам при Президиуме Совета министров СССР. Еще одна реформа создала угрозу самим министерствам. В том же году Хрущев предложил радикальную реформу системы управления государственной экономикой — замену центральных министерств сетью региональных советов народного хозяйства (совнархозов). Вместо единого министерства, контролирующего все предприятия в одной промышленной отрасли на всей территории СССР, региональный совнархоз курировал бы все производства на своей территории. Это буквально ввергло экономику в хаос.
Оборонную промышленность тоже затронул общий экономический беспорядок. Группа высокопоставленных руководителей направила Хрущеву официальное обращение в попытке убедить его исключить оборонную промышленность из реформы, однако их усилия провалились. Предприятия и заводы, занятые в изготовлении ракет, были переданы под управление региональных советов вместе с другими производствами. Когда Хрущев заявлял, что «мы печем ракеты как сосиски», он и в самом деле был прав. Производство ракет страдало от тех же проблем, что и производство сосисок: разорванные границами регионов цепочки поставок, плохая координация между центральными и региональными структурами, пересекающиеся и конфликтующие сферы полномочий многочисленных курирующих органов.
Для зарождающейся космической программы время адаптации к новому административному режиму оказалось особенно тяжелым. В Советском Союзе не было единой центральной организации типа НАСА, отвечавшей за финансирование и управление космической деятельностью. Космические проекты официально утверждались совместными постановлениями Центрального комитета партии и Совета министров, но эти решения часто не подкреплялись финансированием. В 1957 году конструкторское бюро Королева не получило средств на разработку космического аппарата «Восток» и на ракеты, которые использовались для запуска автоматических лунных зондов. К началу 1960 года дефицит бюджета бюро составлял 95 миллионов рублей, к концу февраля были израсходованы все средства, выделенные на первый квартал, а к марту денег не осталось совсем. Королев постоянно обращался к своему начальству с просьбой выделить 95 миллионов рублей, которые бюро уже потратило, выполняя постановления партии и правительства. После месяца бюрократических препирательств он получил субсидию на 50 миллионов и займ на 22 миллиона, чего явно не хватало для его потребностей.
После успешного орбитального полета Гагарина на борту «Востока» в апреле 1961 года Хрущев в эйфории осыпал космическую отрасль орденами и премиями и стал гораздо восприимчивее к амбициозным планам космических путешествий на Луну, Марс и далее. Однако новые, более крупные проекты столкнулись с еще большими организационными и финансовыми проблемами, чем программа «Востока». Растущая сложность конструкций ракет и космических аппаратов и их производства требовала кооперации и координации в беспрецедентном масштабе. Особое конструкторское бюро № 1 под руководством Королева, занимавшееся интеграцией разнообразных ракетно-космических технологий в единые комплексы, вынуждено было иметь дело с сотнями субподрядчиков. Как вспоминал председатель Комиссии по военно-промышленным вопросам, любые нарушения сроков поставок могли привести к «полной дезорганизации работ». Поскольку космическая программа развивалась на основе специальных решений партии и правительства по каждому отдельному полету, космические проекты часто не включались в долгосрочное экономическое планирование. Их реализация требовала множества корректировок производственных планов сотен предприятий по всему Советскому Союзу. Неповоротливая система центрального планирования испытывала большие трудности при управлении такими интенсивными и крупномасштабными техническими проектами.
В июле 1963 года, в попытке упорядочить становящуюся все более хаотичной сеть цепочек поставок, Совет министров учредил систему денежных штрафов для недисциплинированных поставщиков, не исполнявших свои обязательства вовремя. Объясняя причины задержек, предприятия зачастую указывали на проблемы все дальше и дальше по цепочке поставок, что делало почти невозможным установление и наказание «реального» виновника. Например, в ноябре 1965 года заводу в Свердловске грозили огромные штрафы за то, что он вовремя не поставил Министерству обороны партию пусковых установок и ракет. Утверждая, что в задержке виноваты субподрядчики, руководство завода смогло избавиться от штрафов.
Советская лунная программа страдала от нехватки финансирования и больших организационных проблем. Разногласия между Королевым и Глушко привели к тому, что последний отказался строить двигатели для лунной ракеты Н-1 Королева и вынудил его сотрудничать с подрядчиком по двигателям из другого министерства. Одновременно другие ведущие конструкторы ракет, Владимир Челомей и Михаил Янгель, активно продвигали конкурирующие предложения по лунным полетам. В свою очередь, и Королев, и его соперники умело использовали своих политических покровителей в высшем эшелоне советского руководства и лоббировали собственные версии правительственных постановлений. В итоге был достигнут компромисс: лунная программа — в том числе весь бюджет и ресурсы — была поделена между Челомеем и Королевым. Один строил свою ракету и свой космический аппарат для полета вокруг Луны; другой же конструировал еще одну ракету и еще один аппарат для посадки на Луну. Это привело к беспрецедентному дублированию усилий в проектировании и производстве. Острая нехватка средств вынудила Королева отменить строительство наземного испытательного комплекса для связки двигателей первой ступени ракеты Н-1. Это решение оказалось роковым и привело к провалу всей программы.
Проблемы организации ракетно-космической промышленности продолжились и после отстранения Хрущева от власти в октябре 1964 года. В следующем году советское правительство расформировало региональные совнархозы и восстановило систему министерств для отдельных отраслей промышленности. Вновь созданное Министерство общего машиностроения собрало под единым началом большинство конструкторских бюро и заводов, участвовавших в проектировании и производстве ракетно-космической техники. Королев попытался воспользоваться моментом и перевести в подчинение этого министерства как можно больше своих субподрядчиков. Например, в октябре 1965 года он предпринял попытку установить контроль над заводом в Балашихе, который работал над топливной системой для ракеты Н-1. Королев жаловался: завод «исключительно плохо относится к выполнению этой работы» — был завершен лишь 1% от общего объема работ, когда до срока сдачи оставалось лишь несколько месяцев. Этот раунд бюрократической борьбы за власть главный конструктор проиграл: завод передали другому министерству.
Восстановление системы министерств не решило проблему поставки компонентов; в некотором смысле она даже усложнилась. Любое соглашение между двумя организациями из разных министерств должно было получить одобрение обоих министерств. Пытаясь сократить свою загрузку, отдельные министерства часто отказывались от контрактов на сложное ракетно-космическое оборудование. Например, в феврале 1966 года Министерство электронной промышленности СССР категорически отклонило запрос на производство оборудования наземного управления для ракет и космических аппаратов. Глава министерства заявил, что это «является совершенно нереальным и явно невыполнимым». В августе 1966 года Министерство тяжелой промышленности отказалось производить балки и опорные конструкции для сборочного цеха ракеты Н-1 даже несмотря на то, что эту задачу ему совместно назначили Центральный комитет партии, Совет министров и Комиссия по военно-промышленным вопросам. Разные министерства как разные государства, заметил один современник.
В этих условиях едва ли было удивительным, что лидеры ракетно-космической промышленности с ностальгией вспоминали сталинские годы. В фольклоре советского ракетостроения, в основополагающих мифах, которые служили нарративной базой для профессиональной культуры ракетных инженеров, даже страх и гнет сталинской эпохи часто с нежностью вспоминались как эффективные механизмы для привития сильного чувства личной ответственности. Например, Юрий Мозжорин, директор Научно-исследовательского института № 88, писал: «Тогда еще властвовал И. В. Сталин, не прощавший ошибок, а нашу отрасль курировал Л. П. Берия, „заплечных дел мастер“. Поэтому обоснование тактико-технических требований, предъявляемых к ракетному оружию, и условий приемки его на вооружение являлось особо ответственной задачей». Мозжорин многозначительно отмечал, что в сталинские годы никаким институциям, организациям или индивидам не позволялось вмешиваться в ракетные исследования и производства без специального разрешения от Совета министров.
Восторженные воспоминания советских инженеров-ракетчиков о сталинской эпохе как о «золотом веке» ракетостроения были весьма избирательны. Берия не курировал советское ракетостроение напрямую (он отвечал за ядерную бомбу), но его значимое место в фольклоре инженеров-ракетчиков показательно для их мифологии сталинизма. Безупречный порядок и дисциплина сталинской эпохи были полезной конструкцией прошлого, помогающей инженерам заострить критику бессистемного руководства космической программой при Хрущеве. На деле же в конце 1940-х годов высокопоставленные руководители оборонной промышленности точно так же жаловались на нехватку ресурсов и добивались перевода заводов из-под начала других министерств под свое крыло, чтобы гарантировать своевременные поставки. Недавние исследования показывают полную неэффективность принудительных мер и карательного режима на промышленных предприятиях сталинского времени. Однако имидж сталинской эпохи как образца сильного управления, строгой дисциплины и личной ответственности сформировал основу профессиональной культуры советского ракетостроения.
Ностальгия в среде инженеров-ракетчиков отражала общее настроение, вызванное в советском обществе противоречивыми мерами десталинизации. Волна преступлений после возвращения заключенных ГУЛАГа породила тревогу, последовали призывы к жестким методам поддержания правопорядка, напоминающие о сталинской эпохе. Поколение, вышедшее на сцену во время хрущевской оттепели, — когорта молодых ракетно-космических инженеров — фактически было сталинским «последним поколением», поколением послевоенной молодежи. Они не прошли через ужасы довоенного террора; вместо этого они усвоили полезные жизненные стратегии «хитрости, обхода и уклонения». Будучи живым связующим звеном между сталинским и хрущевским периодами, они воплотили собой историческую преемственность. Как заметила Джулиана Фюрст, «они были приверженцами [системы], поскольку немногие из них ставили под вопрос основание советского государства, но они же были и циниками, которые настолько искусно манипулировали системой, что система держалась скорее на этой ритуальной манипуляции, чем на вере в истинность режима».
Чтобы вытащить советский космический проект из хаоса хрущевской системы управления промышленностью, руководители космической программы начали манипулировать системой, используя испытанные стратегии сталинского времени.