Если Карл Маркс был технооптимистом номер один, а социализм есть борьба за право на лень, то какое будущее ждет человечество, когда роботы сделают за нас всю работу? С любезного разрешения Logos Review of Books «Горький» публикует рецензию Кирилла Мартынова на книгу ирландского философа Джона Данахера.

Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Мартыновым Кириллом Константиновичем либо касается деятельности иностранного агента Мартынова Кирилла Константиновича.

Роботы, пандемия и Маркс

Кирилл Мартынов

John Danaher. Automation and Utopia. Human Flourishing in a World without Work. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2019

Классиком актуальных дебатов об автоматизации труда провозглашен Маркс. Ему принадлежит радикальный анализ итогов промышленной революции, он впервые разделил инструменты и машины. Первые есть продолжение человеческого труда, вторые — замещают и вытесняют его. Новые философы претендуют на то, чтобы поставить вопрос о человеке и труде заново в условиях, когда машины представлены умными алгоритмами. Среди техноскептиков и технооптимистов, левых и правых, акселерационистов и консерваторов объявлен конкурс на то, чтобы занять трон Маркса для XXI века.

Джон Данахер, молодой ирландский философ, пишет в стиле, который можно обозначить как «большой аналитический нарратив». В лаконичной по меркам континентальной традиции книге, состоящей в основном из аргументов и примеров, он ставит диагноз нынешнему состоянию человеческой культуры и заодно описывает наши перспективы — те, на которые мы сможем претендовать.

Диагноз Данахера таков: роботы, то есть умные алгоритмы, активно учатся выполнять все без исключения человеческие задачи, их не остановить. Так что в течение ближайших лет или десятилетий все, чем человечество привыкло гордиться, от юридических тяжб и политики до искусства и научных открытий, будет в реальности делаться машинами (даже если у людей сохранятся характерные для нашего вида иллюзии). Первая треть книги посвящена пояснению этого тезиса: человечество с необходимостью станет ненужным, все полезное и значимое на этой планете может и будет делаться без его участия. Примеры хотя и не новы, но эффектны. Скажем, рассуждая о медицине, Данахер заявляет, что она делится на диагностику, терапию и уход, причем по всем этим пунктам алгоритмы уже сейчас в состоянии конкурировать со специалистами-людьми, а уж забота о пациентах (и пожилых) в перенаселенном и стареющем мире неизбежно ляжет на персональных помощников-роботов. Рассуждая об автоматизации труда политиков, Данахер напоминает, что ключевую роль в современном администрировании играет сбор и анализ данных, причем дело идет к тому, что картина реальности становится настолько комплексной, что аналитики-люди перед ней пасуют. Времена Сократа на агоре прошли, заключает Данахер: в политике мы сделали ставку на рациональность и научный подход, а затем выяснилось, что наши когнитивные способности недостаточно хороши, чтобы следовать этой методологии в полной мере. Чтобы быть эффективным и современным политиком, решения должен принимать кто-нибудь более умный, вроде нейросети. Первым примером big data policy в глобальных масштабах становится пандемия весны 2020 года, когда решения политикам по всему миру диктовали математические модели распространения вируса. Здесь мы впервые сталкиваемся с пересечением этих двух сюжетов, роботов и пандемии, но нам еще нужно будет вернуться к этой точке. Сам Данахер, разумеется, писал книгу до коронавируса и локдауна, ничего не зная о супе из летучей мыши.

Обыкновенно после предъявления аргументов о том, как нас заменят роботы, авторы стремятся дать представителям нашего вида некоторую надежду, что тоже очень по-человечески понятно (хороший обзор этих позиций, кстати, представлен в книге). Позиция технооптимиста предполагает, что должны существовать такие вещи, которые точно останутся в мире машин за людьми — вроде творчества или какого-нибудь эмоционального труда. В этом смысле технооптимистом номер один был все тот же Маркс, мечтая о союзе машин и освобожденного человеческого труда. Существуют очень трогательные версии той же идеи: например, редактор Wired Кевин Келли пытался в далеком 2012 году доказывать, что, когда роботы будут делать все, именно мы, люди, и никто другой, будем ставить перед ними задачи. Вероятно, Келли не замечал, что это разновидность картезианского аргумента о нередуцируемости человеческого мышления.

Данахер в действительности играет в похожую игру, только делает ее более сложной. От тезиса о том, что очень скоро каждый из нас станет бесполезен с практической точки зрения, он переходит к тому, что вообще-то не очень и хотелось... Третья глава его книги посвящена тому, что работа является довольно вредной вещью, от которой нужно поскорее избавиться, и лучше бы никому никогда не работать вовсе. Большинство людей ненавидит свою работу, наша жизнь колонизирована дедлайнами, наконец, именно неравенство в оплате труда в мире является ключевой причиной неравенства как такового. Призрак Маркса снова с нами: впервые идея о том, что подлинная цель социализма состоит в борьбе за право на лень, появляется в статьях зятя философа Поля Лафарга в 1880 году.

В рассуждениях Данахера есть известная правда: работа в современном смысле как не только всеобщая обязанность, но и универсальный эквивалент социального статуса («чем вы занимаетесь?» как первый вопрос на вечеринке) — явное порождение индустриальной революции. Три сотни лет назад большинство жителей планеты не искало работу, не опаздывало на нее по утрам и не боялось ее потерять: люди обрабатывали кусок земли вокруг своего жилища. Следовательно, нет ничего невероятного в том, чтобы построить общество без работы еще раз. Другое дело, что большинству из нас вряд ли захочется в этом участвовать в действительности. Человечество может массово выйти на пенсию, но будет ли этот праздник веселым? Более того, как жители Средневековья не могли представить себе нынешний социальный порядок, так и мы не можем заглянуть за горизонт общества, в котором лишимся главного признака человека — его занятий.

Данахер тем временем принимает еще одну вводную: в нынешней человеческой жизни есть нечто, что вообще желательно сохранить, и это субъектность, переживание собственной значимости, солидарность, талант и тому подобные вещи. Как можно добиться этого, если машины отнимают у нас почву под ногами, принимают за нас решения и совершают все значимое для нас автономно? Автор предполагает, что здесь существует два сценария: человечество может принять бой, в котором с неизбежностью проиграет, а может покинуть поле боя до его начала — и, по Данахеру, преуспеть. Причем под полем в данном случае понимается реальность, какой мы ее знаем.

Ответ воинственно настроенных консерваторов, с точки зрения автора, заключается в том, чтобы любой ценой «сохранить нечто человеческое», причем сделать это в том же историческом континууме, где наш вид развивался до сих пор и где сейчас явно наметился закат этого вида. Речь, конечно, идет уже не о сюжете «Терминатора», в котором повстанцы демонстрируют превосходство приматов над компьютерами, но о проекте синтеза человека и машины в «утопии киборгов». Идеологи этой утопии утверждают, что контроль человечества над машинами можно будет удержать за счет синтеза нашей эволюции и цифровых технологий. Подобно тому как смартфоны стали нашей памятью, новые технологии завершат образ киборга. Согласно Данахеру, этот сценарий является формой самообмана: нет никаких причин считать, что наш человеческий вклад в кибернетическую утопию окажется востребованным, а не будет лишь формой ностальгии и жалости. В лучшем случае рывок киборгов только на время законсервирует неприятные особенности нынешней цивилизации — вроде необходимости трудиться.

Соответственно, позитивная программа Данахера (и его версия ответа на риторический вопрос «что же останется делать человеку, когда все дела будут сделаны?») сведена к тому, что единственная утопия, доступная человечеству, связана с побегом в виртуальное. Психологи, рассуждает автор, в последние годы бесконечно жалуются на молодых людей, которые не стремятся к достижениям в реальном мире и вместо этого играют в видеоигры. Но если спросить самих жертв «игровой зависимости», почему так происходит, ответ окажется неожиданным для многих: в играх в отличие от «реальности» есть понятные правила, а личные усилия и таланты вознаграждаются на справедливой основе, причем все это поддерживается своего рода республиканским сообществом.

Вооружившись Робертом Нозиком, Данахер рассуждает о том, что идеальной разновидностью утопии является такой мир, в котором каждый смог бы выбирать для себя наилучшую реальность по собственному вкусу. Либертарианская оптика позволяет автору увидеть прекрасное человечество будущего, погруженного в «утопию виртуального». Описывается это примерно в следующих выражениях: мы должны оставить стабильную инфраструктуру, необходимую для нашей жизни под попечением машин, а сами удалиться в виртуальные миры, специально созданные таким образом, чтобы давать нам удовлетворение от жизни.

Любопытно, что на этом пути автору приходится полемизировать со знаменитым мысленным экспериментом «машина опыта», принадлежащим тому же Нозику: последний будучи кантианцем никак не мог смириться с тем, что счастье зависит от суммы пережитых удовольствий. Но еще более любопытно знакомиться с призывами Данахера самоизолироваться в виртуальных метаутопиях весной 2020 года, когда человечество впервые смогло распробовать новейший образ жизни: полный разрыв «аналоговых» социальных контактов при интенсивной жизни, работе и развлечениях онлайн. Кажется, в этот момент мы уже делаем решительный шаг к тому, чтобы «оставить инфраструктуру на попечение машин». Мир, в котором труд автоматизирован, тоже становится заметно ближе: ведь алгоритмам не страшны пандемии.

Тем не менее Джону Данахеру не хватает пафоса, чтобы стать пророком. Как аналитический философ, он полагает, что истиной можно считать то, что процедурно доказано в результате как можно более точного аргумента. Его аргументы неплохи: возможно, лучшая участь ждала бы человечество именно в виртуальных мирах. Но со времен пещеры Платона через мистерии Маркса и вплоть до мистера Андерсона («Матрица») человечество требовало, чтобы ему была предъявлена реальность. План политической нормативности в этом вопросе вряд ли совпадет с планом аналитического аргумента: на пути в утопию нас ждет восстание.