Леонид Бляхер. Поход за волей: Забытая война на Амуре. [б.м.]: [б.и.], 2020. Содержание
Василий Пушкин воеводствовал недолго. То ли сибирские холода, то ли заботы, но воевода занедужил, а вскоре и преставился. Отбыл в столицу и его соправитель Кирилл Супонев. Им на смену из стольного града едет новый воевода Дмитрий Францбеков.
Новый владыка Ленского края происходил из семьи прибалтийских рыцарей Фаренсбахов, имеющей «ветви» в Польше и Бранденбурге. Ливонская ветвь богатством не отличалась.
И поляки, и шведы приложили руку к тому, чтобы ливонское дворянство быстрее забыло о временах господства крестоносцев. В отличие от Головина и Пушкина, происходивших из древних и почтенных боярских родов, служивших за честь и имя, Дмитрий Андреевич был человек совсем иной закваски: представитель классического типа искателей приключений, коими так богаты были те бурные времена. В 1613 году он, прибалтийский дворянин из рода крестоносцев Ливонского ордена, поступает на русскую службу. Долгое время остается в тени. Но в 1627 году вдруг оказывается под светом рампы. Он принимает русское подданство и православие. Ход был рассчитан точно.
Фаренсбах, ставший Францбековым, приближен ко двору, жалуется дворянством по московскому списку земельными угодьями. Исправляет должность воеводы в Яранске. В 1633 году в качестве царского агента едет с посольством в Швецию. Ведет там совсем не посольскую жизнь. Убивает на дуэли шведского подданного, за что получает выговор сразу от двух монархов. Однако позже входит в фавор к обоим владыкам. Правда, особых достижений на посольском и шпионском поприще Францбеков не снискал и в 1636 году вернулся в Москву. Но за верную службу вновь награждается государем. Служил воеводой в Вятке. Потом призывается ко двору в качестве воспитателя наследника. А в 1648 году получает назначение в Якутск. По дороге в Якутский острог останавливается в Илиме. Здесь два искателя приключений нашли друг друга.
Герб Фаренсбахов
Стоит помнить, что Ерофей Хабаров, несмотря на отсутствие официального статуса, был человеком, известным далеко за пределами Якутского воеводства, да и Сибири. Ездил он с челобитной воеводы Андрея Палицына и планом освоения земель по реке Лене. Вместе с атаманом Иваном Галкиным приводил этот план в исполнение. Возил ясак с берегов Лены в Сибирский приказ, водил знакомство с большими людьми. Не случайно имя Хабарова было выделено особо в распоряжении о расследовании дел Петра Головина. Скорее всего, слышал о нем Дмитрий Францбеков еще в столице. Потому и был особо внимателен. А предложение Хабарова было крайне заманчивым: экспедицию на Амур он предлагает снарядить на свои собственные средства, привести земли по богатой реке под государеву руку.
Если поход закончится удачей, то в выигрыше и Хабаров, и воевода. И государева милость, и прибыток обоим гарантированы. Если же, как и с предшественниками, с Хабаровым случится неудача, в убытке оказывается частный промышленник, на свой страх и риск полезший к тигру в пасть. На таких условиях грех было не согласиться человеку, который привык ставить на кон не только деньги, но и жизнь.
Воевода дает согласие. И не просто согласие, но благословение наниматься к Хабарову служилым и охочим людям. Он позволяет промышленнику, не будучи поверстанным на государеву службу, приобрести — частью за деньги, частью в долг — вооружение на семь десятков человек, суда для плавания по рекам, запасы продовольствия. Да и сам Хабаров получает небывалый для частного лица статус «приказного человека Даурския землицы», то есть практически младшего воеводы.
Отряд, с которым Хабаров вышел в первый поход, состоял в основном из его покрученников и друзей. Численность этого «войска» определить трудно. Францбеков дал разрешение набрать 150 человек. По тому, что оружия Хабарову было отпущено на семь десятков, делался вывод, что собрать необходимое число людей ленскому промышленнику не удалось. Думаю, что и первая, и вторая цифра имеют косвенное отношение к реальности. Истина, как всегда, где-то посередине. Ни сколько человек вышло из Илима, ни точной численности отряда, вышедшего из Якутска, мы не знаем. Знаем только, что по пути к отряду постоянно присоединялись охотники и промысловики. Достоверно известно лишь то, что осенью 1649 года отряд Хабарова двинулся в поход вверх по реке Олёкме, одному из притоков Лены. На нартах «войско» перевалило Становой хребет и спустилось к Амуру.
Здесь стоит немного притормозить ход нашего повествования, чтобы отметить одно странное обстоятельство. Как правило, основным документом, по которому мы судим о делах первопроходцев, являются их рассказы о своих путешествиях, боях и победах (скаски и отписки). Но, по не вполне понятным причинам, главным источником наших знаний о событиях на Амуре оказались не скаски и отписки самого Хабарова, а... доносы на него и его покровителя Дмитрия Францбекова, написанные якутским дьяком Петром Стеншиным и обиженными на Хабарова бунтовщиками во главе со Степаном Поляковым. В доносах же (и в то время, и сегодня) всегда все просто: тати они — Францбеков и Хабаров. Государево добро присваивали. И чтобы темное дело свое прикрыть, народ мучили. При этом и первый, и второй авторы доносов сами обвиняются: один — в татьбе (казнокрадстве), а другой — в воровстве (бунте).
Но, в самом деле, понять многие действия Хабарова во время его похода на Амур сегодня непросто. Вместо того, чтобы идти коротким путем на Зею, как шел Василий Поярков, он идет более длинной дорогой через Олёкму и Становой хребет в верховья Амура. Вместо «милостивого государевого слова» местным людям, он после кратких переговоров вступает в битву. Да и потом, едва начав заводить пашню на новых, хлебородных землях, бросается вниз по Амуру. Зачем это? Может и правда, все дело в корысти и поиске прибыли? Думаю, что все не так просто.
Чтобы понять логику действий Хабарова на Амуре, стоит на минутку забыть о многочисленных жалобах на самоуправство Хабарова, а вспомнить, что именно знал и не знал Хабаров о даурской землице, в каких условиях действовал, попробовать понять его намерения.
Еще перед началом похода Хабаров знал, что богатый «князец Боробой» или «Богдой», чьи владения, по сообщениям Пояркова, находятся за владениями даурского князца Лавкая, это могущественное государство «Богдойское царство» (маньчжуры). Правда, Хабаров считал, что Богдойское царство даурской землицей не владеет, а значит, ее захват не должен привести к конфликту с «богдойцами». Знал Хабаров, что князец Лавкай — это правитель одного из союзов могущественного народа даур, монгольского корня.
По легенде, некогда дауры (как и большая часть монгольских племен) были кочевниками-скотоводами. Но пока они вместе с другими монголами шли к Последнему морю под знаменем Чингиз-хана и его сыновей, их земли заняли тунгусы, овладевшие искусством конного боя («конные тунгусы»). Отвоевать все земли не вышло. «Конные тунгусы» были многочисленны и воинственны. В результате большая часть народа переселилась к берегам Амура от истока до Зеи.
Знал Хабаров, что дауры — народ многочисленный, сильный. Более того, к русским они настроены отнюдь не дружелюбно. Традиционное предписание о том, чтобы приводить местные народы к покорности «ласковым словом» здесь просто не могло быть исполнено. Во-первых, маловероятна на Амуре была неэквивалентная торговля: с украшениями у дауров было все в порядке, ткани изготавливали сами, да в дополнение к ним имели и китайский шелк, баснословно дорогой на Руси. Потому традиционный перечень товаров для обмена на меха в даурской землице попросту не подходил. Во-вторых, русские уже имели на Амуре не самую добрую славу. Поскольку поход Пояркова был откровенно враждебным, волок на Зею даурами охранялся. Ждали оттуда новых не особенно желанных гостей. Потому Хабаров и выбирает иной путь.
Не знал Хабаров того, что за «Богдойской землей» уже пять лет нет враждующего с ним «Нинканского (китайского) царства», а есть постоянно сокращающаяся зона контроля остатков минских армий, отступающих от маньчжуров к морю. Не знал он и о том, что незадолго до его похода дауры после нескольких лет войны и трех карательных походов маньчжуров, последний из которых заканчивается страшным разгромом, признали власть империи Цин. Маньчжуры, уничтожив старых глав восставших племен (княжеств), сажают на их место своих сторонников. В том числе того же Лавкая. Могущественный народ, господствующий в Приамурье, оказывается зависимым от южного соседа.
Не последнюю роль в поражении дауров сыграли их соседи, дючеры, ближайшие родичи маньчжуров, жившие к востоку от реки Зея. Они всегда выступали на стороне «старших родственников». Благодаря родству с маньчжурами, они и в предшествующий период сохраняли автономию от дауров, хотя некоторые зейские поселения дючеров и платили дань даурским властителям. Теперь дючеры становятся почти вровень с даурами. Их воины тоже предпочитали конный бой, хотя имели и пехоту. Многие из дючерских родов, особенно те, что проживали на южной стороне от Амура, входили в состав «восьмизнаменной армии» маньчжуров. Просто численность даурского племени была намного больше, а значит, они могли выставить большее войско.
Дауры и дючеры были главной силой в Приамурье. Родственные дючерам племена гольдов и гиляков, предков современных коренных народов Приамурья, жившие на Нижнем Амуре, были намного менее многочисленны и воинственны.
Поход на Амур оказывался не освоением ничьих земель, а вторжением. Этого Хабаров не знал, потому столкновения с маньчжурами-богдойцами рассчитывал избежать. Зато надеялся Хабаров на то, что там, где есть сильное княжество Лавкая, должны быть те, кого этот Лавкай обидел. Должны быть союзники там, где есть враги. То, что два самых сильных народа Приамурья — враги, после похода Пояркова сомневаться не приходилось, даже не зная об их даннических отношениях с маньчжурами. Правда, поскольку в позднейших описаниях Поярков оказывается не грабителем-людоедом, а гордым и сильным первопроходцем, то сомнительная «честь» сделать дауров и дючеров врагами отводится Хабарову.
От своего друга и соратника Ивана Галкина Хабаров вполне мог знать о «конных тунгусах», эвенкийском племени хамниганов и ряде родственных им племен, на сегодня частично ассимилированных бурятами, а в тот период частью входивших в даурское племенное объединение (подданные князя Гантимура), частью враждовавших с даурами. В тот период они кочевали на гигантском пространстве от Байкала до верховьев Амура, временами вторгаясь во владения дауров. В отличие от дауров, они не были в зависимости от империи Цин. Зато некоторые роды уже дали шерть (принесли присягу) русскому царю. Сделать их союзниками было важно и реально. Возможно, что с этим также связан путь в верхнюю часть Амура, где располагались кочевья «конных тунгусов». Есть и тактическая причина выбора пути по Олёкме. Хабаров шел так, чтобы в тылу у него был основанный Иваном Галкиным острог на Аргуни, где можно укрыться на случай неприятностей.
Несмотря на то, что на первых порах крупные силы дауров не показываются (врага ждали по другому направлению), русские воины встречают покинутые в спешке городки. Дауры не вступают в схватку, но и на контакт не идут. Не обрадовала и встреча с самим князем Лавкаем и его родственником князем Албазы, владевшим «столичным» городищем Якса, состоявшаяся спустя не одну неделю пребывания русского войска на Амуре. Правители дауров и не стали скрывать, что считают русских врагами, а дань платят и будут дальше платить «Богдойскому царству».
Штурмовать большой и укрепленный город, где по воле маньчжуров правил князь Албазы, куда стянулись силы дауров, проживающих в этой части Амура, Хабаров не решился. Русский отряд укрепился в оставленном даурами Лавкаевом городище. Здесь Ерофей Хабаров занялся тем главным, что должно было позже обеспечить успех похода — поиском союзников. И если сбор ясака шел не особенно удачно (хотя выручала охота), поиски союзников были успешными. Он находит вождей «конных тунгусов», вступает с ними в переговоры, убеждая перейти под «милостивую руку русского государя».
Конные тунгусы, хамниганы, враждовавшие с даурами, подвластными Лавкаю и Албазы, охотно пошли на союз с русскими. Столь же открытыми для контакта оказались и солоны — некогда самое сильное племя на Амуре, вступившее в схватку с маньчжурами, но потерпевшее от них поражение. И для первых, и для вторых добыча и возможность отомстить своим врагам были достаточно вескими аргументами для того, чтобы стать верными союзниками русским.
Однако даже с союзниками сил воевать с племенами, способными выставить войско в несколько тысяч человек, не хватало. Кроме того, от взятых в плен аманатов были получены достоверные сведения об империи Цин, об армии с огнестрельным оружием и многом другом, не радующем. Но отступать было поздно. Ставки Хабарова в Приамурье были слишком велики. Назад пути уже просто не было. Оставив сотню воинов в Лавкаевом городище, Хабаров отправляется в Якутск с докладом и за подмогой.
Францбеков результатами был доволен. Привезенные меха, украшения из серебра, образцы ткани, а главное — карты и рассказы о хлебородной земле давали надежду на будущие барыши, да и на отличия перед высокой властью. Воевода дает добро на набор войска, ссужает Хабарова деньгами, даже разрешает взять с собой три пушки. Правда, сведения о «Богдойской стране» Францбеков не воспринял или не захотел воспринять всерьез. Он и теперь считал, что речь идет о некой незначительной силе, хоть и более сильной, чем Лавкай. Ведь на европейских картах того времени в этом районе значились дикие племена «Татарии». А раз в просвещенной Европе об этом не знают, то этого и не существует.