Михаил Кром. Патриотизм, или Дым отечества. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2020
Вынесенный в заголовок этого раздела вопрос принадлежит известному американскому философу Аласдеру Макинтайру — так называлась лекция, с которой он выступил в 1984 году в Канзасском университете.
Макинтайр понимает патриотизм как одну из многих лояльностей, которые человек проявляет к своим друзьям, семье, школе, клубу и т. д. Но поскольку речь идет о личной привязанности к своей стране, семье и т. д., то такое чувство оказывается несовместимым с общепринятым понятием морали, которая, напротив, мыслится как безличная, не зависящая от интересов, привязанностей и социального положения конкретного индивида. С этой точки зрения патриотизм выглядит не добродетелью, а грехом.
Однако Макинтайр не согласен с такой (либеральной) трактовкой морали. Он подчеркивает, что моральные правила каждый из нас усваивает, живя в конкретном сообществе, и в разных сообществах эти правила могут быть разными. А возможный упрек со стороны либеральных моралистов в том, что патриоты, некритически принимая ценности сообщества, к которому они принадлежат, оказываются пленниками своей иррациональной позиции, американский философ парирует при помощи двух аргументов.
Во-первых, единственное, с чем патриот ассоциирует себя полностью и безусловно, это с прошлым и будущим своей страны, то есть с нацией, понимаемой как проект. Можно быть патриотом нации, которой еще только предстоит обрести политическую независимость, как это было с Джузеппе Гарибальди, и можно хранить верность государству, которое некогда существовало и может возникнуть вновь, во что верили польские патриоты 1860-х годов. При этом патриот может относиться вполне критически к существующему режиму, правительству или лидерам своей страны.
Во-вторых, любое политическое сообщество, чтобы обеспечить свою безопасность, нуждается в постоянной армии, солдаты которой должны быть готовы к самопожертвованию, а следовательно, должны обладать патриотической моралью. Либеральная же мораль с ее требованием неограниченной критики всех существующих институтов таит в себе опасность распада социальных связей.
Новый раунд дискуссии начался в середине 1990-х годов. Поводом к ней стала публикация в газете «Нью-Йорк Таймс» полемической заметки влиятельного философа Ричарда Рорти, в которой он упрекнул американское научное сообщество и вообще «левых» в отсутствии патриотизма.
По словам Рорти, левые, многие из которых нашли приют в университетах и колледжах, приносят немало пользы обществу, привлекая внимание к маргинальным группам населения, но они во имя мультикультурализма отвергают идею национальной идентичности и чувство национальной гордости. Между тем, настаивает философ, общее чувство национальной идентичности вовсе не зло, а абсолютно необходимый компонент гражданской позиции. Лишь осознание того, что эта страна — твоя, дает надежду на ее улучшение. Непатриотичные левые, по мнению Рорти, «так никогда ничего и не добились». Отказываясь гордиться своей страной, левые не окажут какого-либо влияния на ее политику «и в конце концов станут объектом презрения», заключил философ.
Реакция не заставила себя долго ждать. Британский социальный психолог Майкл Биллиг заметил, что ничего «специфически философского» в статье Рорти нет и что взгляды автора относятся к «той разновидности банального национализма, который отрицает собственный национализм, но требует лояльности к национальному государству».
Наибольший резонанс, однако, имело выступление профессора права и этики Чикагского университета Марты Нуссбаум (р. 1947) — представительницы той самой «непатриотичной академии», против которой была направлена критика Рорти. В статье «Патриотизм и космополитизм» (1996) она решительно высказалась в пользу космополитических принципов в политике и образовании.
«Я полагаю, — заявила Нуссбаум, — что... акцент на патриотической гордости морально опасен и в конечном итоге способен помешать достижению некоторых достойных целей, которым призван служить патриотизм, например, цели национального единства и преданности достойным моральным идеалам справедливости и равенства. Этим целям... лучше может служить идеал, который, во всяком случае, больше соответствует нашему положению в современном мире, а именно — старый идеал космополита, человека, преданного прежде всего сообществу людей во всем мире».
Развивая идеи античных стоиков, Нуссбаум привела аргументы в поддержку своего проекта космополитического образования. В частности, она резонно заметила, что американские школьники, наряду с историей своей страны, могли бы гораздо подробнее, чем сейчас, изучать историю и культуру других народов. По ее словам, «рассматривая себя самих сквозь призму другого, мы начинаем видеть, что в наших практиках является локальным и необязательным, а что — более широким и общим». «Наша нация, продолжает Нуссбаум, — поражает своей неосведомленностью об остальном мире. На мой взгляд, это также означает, что она многого не знает и о себе самой».
Среди множества откликов на выступление Нуссбаум было немало критических: коллеги называли ее позицию «опасной иллюзией», абстракцией, очень далекой от реалий современной жизни. Критики справедливо обращали внимание на то, что история, культура, религия, традиция, национальная принадлежность — это не случайные атрибуты индивида, а необходимые условия его существования. «Мировой разум» едва ли можно себе представить совершенно независимым от конкретных исторических традиций, а позиция «гражданина мира» глубоко двусмысленна и может служить как для борьбы с существующим в мире неравенством, так и для его оправдания.
Тем не менее, несмотря на эту критику, нельзя не признать, что Нуссбаум, как и ранее А. Макинтайр, затронула очень важный, фундаментальный вопрос, который никак нельзя оставить в стороне при обсуждении понятия патриотизма, — вопрос о соотношении национальных интересов, которые патриоты любой страны должны ставить во главу угла, и общемировых гуманитарных принципов, включая права человека.
Трагические события 11 сентября 2001 года — атака террористов на здания Всемирного торгового центра в Нью-Йорке и Пентагона в Вашингтоне, а также крушение самолета в Пенсильвании — вызвали патриотический подъем в США и вновь привлекли внимание ученых к проблемам национального самосознания.
В сентябре 2003 года в Детройте прошла конференция «Многоликий патриотизм», собравшая более трехсот участников. Среди множества прозвучавших там докладов, позднее опубликованных в виде статей, особый интерес, на мой взгляд, представляет выступление американского социолога Роджерса Брубейкера — крупного специалиста по вопросам этничности, национализма и гражданства.
Брубейкер рассматривает патриотизм и национализм не как некие природные сущности, а как политические языки — не идентичные, но во многом пересекающиеся, поэтому он говорит о том и другом феномене вместе и называет несколько причин, по которым патриотизм и национализм могут быть полезны. Прежде всего, они способны поддерживать гражданскую активность населения. В частности, патриотизм, по словам ученого, «может помочь воспитать гражданскую активность, он может вызвать у людей, относящих себя к различным группам с разной идентичностью, чувство солидарности и взаимной ответственности».
Кроме того, по мнению Брубейкера, патриотизм может содействовать поддержке социальных программ, направленных на перераспределение средств в пользу беднейших слоев населения, а также способствовать интеграции иммигрантов. Наконец, язык патриотизма может служить важным инструментом корректировки агрессивной внешней политики страны. Пока национальное государство сохраняет свое значение, национальную солидарность и патриотизм «нельзя выкидывать на свалку истории» резюмирует Брубейкер.
Дискуссия о моральной стороне патриотизма продолжается в англоязычной научной литературе и по сей день, и конца ей не видно. Выходят статьи, специальные номера журналов и книги. И хотя порой звучат очень резкие оценки, как, например, заявление политолога Джорджа Кейтеба о том, что патриотизм является «грубой моральной ошибкой» (правда, «неизбежной», добавляет он) и «идолопоклонством», в целом преобладает примирительный тон: «крайности» патриотизма осуждаются, а «умеренный» (moderate) патриотизм считается вполне допустимым и даже желательным с моральной точки зрения. Такую позицию еще с конца 1980-х годов отстаивает американский философ Стивен Натансон, и ее же придерживается философ российского происхождения Игорь Приморац, до 2005 года занимавший кафедру в Еврейском университете в Иерусалиме, а затем сотрудничавший с рядом австралийских университетов.
Хотя разногласия сохраняются, польза подобных дискуссий состоит в том, что они способствуют углублению наших представлений об обсуждаемом предмете. В итоге патриотизм видится теперь гораздо более сложным и неоднозначным явлением, чем казалось еще тридцать — сорок лет назад.
Между тем в отечественной обществоведческой и философской литературе подобная полемика еще даже не начиналась. Хотя публикаций на тему патриотизма выходит много, их авторы обходят острые вопросы стороной, повторяя привычные формулировки. По-видимому, сказывается наследие советской эпохи, когда понятие патриотизма было настолько идеологизировано, что его серьезное исследование стало, по сути, невозможным.