Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Архив еврейской истории. Т. 14 / гл. ред. О. В. Будницкий. Бостон: Academic Studies Press; М.; СПб.: БиблиоРоссика, 2024. Cодержание
Начало XX века стало временем зарождения анархистского движения в Российской империи. Фактически его первыми центрами в 1903 году были Белосток и Одесса. Затем движение широко распространилось по городам и местечкам западных и юго-западных губерний, в настоящее время расположенных на территории Беларуси, Литвы, Польши, Украины. Это были регионы компактного проживания еврейского населения, входившие в печально известную «черту оседлости». В силу этого в первые годы деятельности анархистских организаций в России в составе движения численно преобладали евреи.
Не случайно в 1920-е годы бывшие участники анархистского движения, ставшие членами Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев (ВОПКиС), приходят к осмыслению роли представителей еврейского народа в истории анархистского движения России. В 1920-е — начале 1930-х годов эта тема обсуждается в рамках Секции по изучению истории революционного движения среди евреев, действовавшей при Совете ВОПКиС и его Ленинградском отделении. Так, 16 сентября 1931 года С. О. Мельник-Горский на заседании Секции по изучению революционного движения среди евреев Ленинградского областного отделения ВОПКиС прочитал доклад «Об анархизме среди еврейских рабочих в Варшаве». 26 января 1932 года в Ленинграде для членов секции были прочитаны воспоминания Якова Борисовича Соломонова «Анархизм среди еврейских рабочих», посвященные роли евреев в развитии анархистского движения в Минске.
Публикуемый нами доклад был прочитан 27 ноября 1931 года в Москве на заседании Секции по изучению революционного рабочего движения среди евреев. Его автор, Илья Моисеевич Гейцман, прожил поистине бурную жизнь, достойную авантюрного приключенческого романа.
По данным Департамента полиции МВД Российской империи, его полное имя — Ицко (Исаак) Мовшев-Файвишев Гейцман. Но сам Илья Моисеевич был с этим категорически не согласен. Так, в своей автобиографии он писал, что при аресте в 1906 году в Вильно ему удалось выдать себя за брата Исаака: «И с помощью товарищей со свободы удалось уведомить дома об аресте и предупредить, чтобы меня признали на имя брата моего. Таким образом, с 1906 г. я стал называться Исааком Гейцманом. За этим именем я позже поступил на каторгу также».
Он родился осенью 1879 года в городе Двинске (ныне Даугавпилс, Латвия). Несмотря на это, в качестве места его рождения в документах был указан Поневеж (ныне Паневежис, Литва). Гейцман объяснял это обстоятельство тем, что родители были приписаны именно к этому городу.
Илья был выходцем из еврейской интеллигентной семьи, в былые времена обладавшей достатком, но сильно обедневшей. Гейцманы были приписаны к мещанскому сословию. Отец, Файвиш Мовшев (по другим данным — Моисей Ионов) Гейцман, был учителем еврейского языка, в основном подрабатывавшим частными уроками, а затем служил в конторе спичечной фабрики Закса. Мать, Роза Моисеева, всю жизнь оставалась домохозяйкой.
По данным Департамента полиции МВД, кроме уже упомянутого Исаака, в семье было еще шестеро детей: две сестры (Клара и Ревекка, по другим данным — Соня) и четыре брата (Александр (Сендер), Израиль, Пинхус и Шолом). Исаак Гейцман в 1890–1892 годах окончил Двинское ремесленное училище и затем уехал в Англию, где стал ремесленником. Пинхус работал учителем в Двинске, а затем уехал в Париж, где зарабатывал на жизнь ремеслом столяра. Оставшийся на родине Израиль работал бухгалтером. Сендер уехал в США, а затем занялся торговлей в Южной Африке, в том самом Трансваале, о котором в России была сложена известная песня. Шолом стал часовых дел мастером, работал в Санкт-Петербурге, а затем выехал в Париж. Клара вышла замуж за торговца и вместе с мужем переехала жить в местечко Дагде Двинского уезда. Но самое интересное, что никакого брата Ильи среди них не упоминается. Возможно, что его подлинное имя было Пинхус, а не Илья, тем более что ряд фактов биографии И. М. Гейцмана (работа столяром, частные уроки еврейского языка для сверстников в Двинске, проживание в Париже) близки сведениям из полицейской характеристики Пинхуса Гейцмана. К тому же его первый революционный псевдоним, Пинке, представляет собой не что иное, как сокращенный вариант от имени Пинхус.
Илья вынужден был оставить обучение в еврейской школе, так как родители не могли за него заплатить. «Домашнее-тюремное», «домашнее и каторжное» — так иронично он охарактеризовал свое образование в анкете для вступающих в ВОПКиС и «Личном листке ответственного работника Народного комиссариата по иностранным делам». В регистрационном бланке личного дела члена РКП(б) Гейцмана за 1936 год о его образовании сказано еще более лаконично: «самоучка». При этом, по данным на 1936 год, он говорил и читал по-русски, по-немецки и на родном идише. С 12 лет родители отдали Илью на щетинную фабрику, принадлежавшую их родственнику.
С мая 1891 по апрель 1892 года он проработал на этом предприятии. Этот период Илья вспоминал позже как один из самых неприятных в своей жизни, связанный с лишениями и нищенской зарплатой. Затем отец, не желавший для сына участи рабочего, забрал его с фабрики и устроил учеником в аптекарский магазин. Девять месяцев Илья выполнял преимущественно работы по дому у фармацевта. Уже в это время проявился его бунтарский характер. В один прекрасный момент он отказался идти на базар с женой хозяина и вынужден был оставить обучение. Затем еще три года он прослужил приказчиком в фаянсовом, бакалейном и кожевенном магазинах. Как он признавал впоследствии, «жизнь приказчика была решительно не по мне».
В 15-летнем возрасте Илья освоил столярное ремесло. Выбор профессии был обусловлен желанием зарабатывать на жизнь своим трудом, добиться личной независимости. Кроме того, как отмечал Гейцман в автобиографии, это был бунт против родителей, не желавших, чтобы дети посвятили свою жизнь грубой физической работе. С весны 1896 года он обеспечивает себя, работая столяром — сначала как самостоятельный ремесленник, затем как рабочий в мастерских.
События июня 1897 года положили начало политической биографии Гейцмана. Он становится организатором стихийной экономической забастовки столяров Двинска и за свою деятельность более недели проводит в тюрьме. После освобождения из заключения Илья знакомится с членами Бунда и вскоре вступает в эту организацию. Социалистическая среда дала Гейцману ощущение новой жизни, яркой, полной впечатлений, вырывавшей его из полосы обыденности:
Я быстро акклиматизировался в новой идее, последняя была мне по плечу. В первое время мне все нравилось в социалистическом движении: и общественность, и разговоры, и пирушки, риск, связанный с подпольными собраниями, наконец, широта замысла социалистического плана переустройства общества. Я набросился на новые книжечки, неслыханные в мире книжечки, глотал их целыми связками, изучал их почти наизусть.
Вскоре Гейцман становится одним из наиболее ярких активистов движения. Среди бундовцев он действовал под кличкой Пинке. В 1897 году Илья руководит бундовской организацией на пуговичной фабрике Штейна, затем — профсоюзом (цехом) мясников в Вильно. В 1897–1901 годах он вел пропаганду и организовывал кружки среди рабочих в Белостоке, Бердичеве, Бобруйске, Брест-Литовске, Варшаве, Вильно, Витебске, Гомеле, Гродно, Двинске, Житомире, Киеве, Ковно, Минске, Нежине, Новозыбкове, Режице и Сувалках. В 1898 и 1900 годах Гейцман был несколько раз арестован за участие в первомайских демонстрациях рабочих в Вильно и Варшаве, но освобожден, поскольку «следы организации не обнаружились».
В конце 1900 года его призвали в армию. В воинской части в Ковно он вступил в подпольный кружок социалистов и развернул пропагандистскую работу, издавал и распространял революционные прокламации. Вскоре Гейцман был арестован, но сбежал с гарнизонной гауптвахты. Через две недели был схвачен в Вильно, но снова бежал, спустившись по веревке с четвертого этажа.
Зимой 1901 года Гейцман был вынужден выехать за границу. Первоначально проживал в Лондоне, вел работу в британских тред-юнионах, входил в профсоюз столяров. Желая как можно успешнее дискутировать с оппонентами, он начал изучать анархистскую литературу, но прочитанные книги привели к обратному результату. Он все больше и больше проникался симпатией к анархизму. В 1924 году он вспоминал:
Первая книга, которую открыл по анархизму, была «Записки революционера» Кропоткина. Книга произвела громадное впечатление. Бундовская брошюрочная литература побледнела, стушевалась перед революционной эпопеей названной книги. По прочтении последней я решил прочесть все, что есть Кропоткина. Прочел «Хлеб и Воля», «Речи бунтовщика», «Анархия, ее философия и ее идеалы». <...> Маркс, Каутский, Плеханов, с одной стороны, были слишком научны и сухи, с другой стороны — разные дешевые изложения в бундовских брошюрках убили их, если так можно выразиться. Анархисты имеют свою манеру, свой стиль писать. Стиль волнующий, подкупающий, особенно молодых людей. Недаром Кропоткин пишет к молодому поколению.
В сентябре 1902 года в Лондоне Гейцман начинает сотрудничать с одной из еврейских анархистских групп. В 1903–1904 годах он участвует в публичных дискуссиях анархистов с Лениным, лидерами эсеров Е. К. Брешко-Брешковской и Н. В. Чайковским.
В марте 1904 года Гейцман переезжает в Париж. Здесь в течение девяти месяцев вместе с анархистами В. В. Глазовым, Моревым, Н. И. Рогдаевым и Сабуровой, при поддержке В. Л. Бурцева, он участвует в подготовке покушения на министра внутренних дел России В. К. Плеве. Но вскоре Плеве погиб от руки эсера Е. С. Сазонова, группа была распущена, и Гейцман вернулся в Лондон.
Начало революции в России побудило Гейцмана к возвращению на родину. В конце января 1905 года после пересечения границы он был арестован, разоблачен как дезертир и отправлен в полк, из которого бежал. Илья вновь совершает побег, уходит в подполье, ведет пропаганду среди рабочих, выступает на митингах и вскоре организует в Ковно и Янове группы анархистов-коммунистов. Среди российских анархистов в это время он был известен под кличкой Хаим Лондонский.
В России Илья Моисеевич примкнул к анархистам-коммунистам «хлебовольцам» — наиболее ортодоксальным последователям П. А. Кропоткина, выступавшим за организацию массового рабочего движения под анархистскими лозунгами, создание анархистских профсоюзов. До 1907 года он работал над созданием кружков и организаций «хлебовольцев» в Белостоке, Бердичеве, Вильно, Гродно, Двинске, Житомире, Киеве, Ковно, Минске, Нежине, Янове. Некоторое время вел подпольную работу и в Москве. Осенью 1905 года Гейцман провел конференцию групп анархистов-коммунистов «хлебовольцев» Северо-Западного края. По одним данным, местом ее проведения был Вильно. Но один из основателей Минской группы анархистов-коммунистов Яков Соломонов утверждает, что конференция с участием представителей виленских и минских анархистов, на которой обсуждались организационные вопросы, прошла в Сморгони.
Значительную роль Гейцман сыграл и в организации антиправительственного террора. Так, при его участии было проведено покушение на полицейских чиновников возле дома губернатора в Вильно 27 октября 1905 года. Брошенной бомбой был убит помощник исправника из Ошмян Емельянов, ранены полицмейстер Климович, пристав Заферанула и двое прохожих. В октябре 1905 года Гейцман был ранен в перестрелке с полицией в Житомире, но через неделю уже участвовал в организации еврейской самообороны в Бердичеве, где ожидался антисемитский погром. При этом он лично изготавливал бомбы для еврейских добровольцев. По данным виленского Охранного отделения, Гейцман был также организатором экспроприаций: «совместно с другими лицами участвовал в ограблении магазина купца Имянитова в городе Вильне и организовал другие грабежи».
Весной 1906 года он был вновь арестован в Вильно с подложным паспортом. Чтобы спасти себя от разоблачения и вероятной смертной казни, Илья Моисеевич через сокамерников передал родственникам предложение опознать его как своего брата Исаака. Поскольку до ареста ничего предосудительного за братом замечено не было, а при обыске была выявлена лишь одна анархистская брошюра, через пять месяцев он был освобожден «с чистым паспортом и даже воинским билетом».
После освобождения он возобновил кружковую деятельность среди анархистов в Вильно и Двинске. Вскоре, 31 января 1907 года, по показаниям полицейского провокатора Абрама Гавендо, Гейцман был арестован в Вильно во время конспиративного собрания анархистов. За свою деятельность он был приговорен к двум годам административной ссылки в городе Сургуте Тобольской губернии, но уже в начале июля 1907 года бежал оттуда с группой ссыльных. «В первых числах июля месяца я бежал из ссылки. Тысячу верст до Тобольска ехал лодкой, пароходом и шел пешком. Дорога была невероятно трудная. Но добрался до Тобольска. Потом 270 верст до Тюмени. Наконец, сели на поезд. Бежали мы компанией в 10 чел[овек]», — вспоминал он позднее о своем побеге.
Гейцман пытался восстановить разгромленное анархистское движение в Вильно, но в декабре 1907 года (по новому стилю — 1 января 1908 года) был вновь арестован. При обыске у него были обнаружены шифр и переписка. Как он вспоминал позднее, на этот раз арест сопровождался избиениями в охранном отделении, что навсегда сказалось на его здоровье: «Долго ходить не мог от боли в ногах. Кажется, что с тех пор походка моя навеки потеряла ритм, выражаясь терминологией врача». До суда Гейцман отбывал заключение в срочном корпусе Виленской губернской тюрьмы, а 16 ноября 1909 года был приговорен Виленской судебной палатой по 102-й статье Уголовного уложения к четырем годам каторжных работ.
Первоначально Гейцман отбывал наказание в виленской тюрьме, а в мае 1911 года был переведен в Шлиссельбург, но часть срока отбывал в петербургской тюрьме. Два года он носил ножные кандалы, затем шесть лет провел в одиночной и пять лет в общей камерах. В тюрьмах неоднократно участвовал в акциях протеста заключенных, направленных против сурового каторжного режима (голодовках, обструкциях, забастовках).
20 февраля 1914 года Гейцман был отправлен в ссылку в Косостепскую волость Иркутской губернии. Находясь на положении ссыльнопоселенца, он не оставляет анархистскую подпольную работу, пишет корреспонденции в иностранные и эмигрантские анархистские газеты о положении ссыльных. Некоторые из них публиковались в журнале «В помощь — Дер Хильфруф», в 1910–1914 годах издававшемся на русском языке и идише Федерацией Анархических Красных Крестов Европы и Америки.
Весной 1914 года по инициативе Гейцмана в Иркутской губернии была основана «Группа анархистов-коммунистов ссыльных Восточной Сибири», объединявшая около 20 человек. Организации удалось установить связи с анархистами из Владивостока, Киева, Кишинева, Москвы, Санкт-Петербурга, Тобольска, Томска и Харбина. Была развернута переписка с анархистскими организациями русских эмигрантов в Великобритании, Франции и США. Гейцман же был одним из организаторов конференции анархо-коммунистических групп Иркутской губернии, тайно проведенной в селе Манзурка. В ней приняли участие около 30 человек. Делегаты провозгласили создание Федерации групп анархистов-коммунистов ссыльных Сибири. 21–22 октября 1914 года участники конференции были арестованы. Гейцман вплоть до марта 1917 года содержался в иркутской тюрьме.
Освободившись от тюремного заключения 4 марта 1917 года, после свержения монархии, он становится одним из лидеров анархистского движения в Иркутске. Весной 1917 года участвует в проходившем в этом городе съезде анархистов Сибири, а вскоре создает группу «Возрождение анархистской пропаганды». При его участии были выпущены различные брошюры тиражом более 35 тысяч экземпляров. Написанный же Гейцманом «Манифест анархистов-коммунистов» стал одним из наиболее важных программных документов сибирских анархистов. Илья Моисеевич становится одним из самых известных ораторов Иркутска, выступает на митингах среди солдат и рабочих, читает лекции. Осенью его группа объединяется с другими анархистскими организациями в Иркутскую федерацию анархистов.
17 сентября 1917 года Гейцман участвует в волнениях военнослужащих иркутского гарнизона, протестовавших против ареста трех однополчан за ведение антивоенной пропаганды. Он приветствовал бунтарей от имени группы «Возрождение» и был избран руководителем провозглашенного ими на митинге «Беспартийного союза взаимопомощи солдат». 21 сентября Гейцман вел от имени восставших солдат переговоры с военными властями. После капитуляции бунтарей он и его беременная жена, Анна Давидовна Кам-Гейцман, были арестованы, но через несколько дней освобождены.
С сентября 1917 года Гейцман сотрудничает с большевиками, совместно действуя против властей Временного правительства. В декабре он участвует в восстании в Иркутске, входит в состав штаба восставших.
28 февраля 1918 года Илья Гейцман был избран делегатом на II Всесибирский Съезд Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов. На съезде его избрали членом Центрального Исполнительного Комитета Советов Сибири (Центросибирь) — высшего правительственного органа, осуществлявшего верховную власть на территориях Сибири, контролируемых большевиками и их союзниками по леворадикальному блоку. В марте 1918 года по поручению Президиума Центросибири Гейцман занял пост комиссара по иностранным делам. Вместе с рядом большевистских руководителей он вошел в состав «пятерки» — группы членов Центросибири, каждый день обсуждавшей кулуарно наиболее важные задачи. Параллельно он участвовал в кооперативном движении, организовал Трудовую Сапожную артель из 40 человек и возглавил ее, одновременно работая в мастерских сапожником по 2–3 часа в день.
В конце марта Гейцман был направлен в Читу для помощи местным Советам в организации борьбы против белогвардейских войск атамана Г. М. Семенова. 27 марта он вошел в состав Военно-революционного штаба Забайкальского (Даурского) фронта.
Гейцману принадлежит и роль одного из первых чекистов Сибири. Так, 21 апреля 1918 года декретом Центросибири была создана Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, находящаяся в подчинении Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. В состав этой первой сибирской ЧК был включен и Илья Гейцман.
Большую роль он сыграл в попытках урегулирования отношений Центросибири с восставшими чехословацкими частями. Так, в конце мая — начале июня 1918 года Гейцман ведет переговоры с чехословаками, захватившими Военный городок в Иркутске. Ему удалось достигнуть соглашения, согласно которому чехословацкие части уходили из города и получали свободный проезд до Владивостока. В результате этих соглашений Центросибири удалось пропустить три эшелона чехословаков без боя. 30 мая Гейцман пытался уговорить французского консула выехать в составе делегации на переговоры с командованием чехословацкого корпуса. Когда же в июне в Иркутске вспыхнуло восстание юнкеров, Гейцман был назначен в состав комитета из пяти членов Центросибири, руководившего подавлением мятежа.
23 июня 1918 года он был отправлен в составе смешанной делегации Центросибири и чехословацких офицеров на переговоры с командующим чехословацкого корпуса генералом Р. Гайдой. Поскольку Гайда отказался принять делегацию, Гейцман был направлен в Хабаровск, откуда вместе с женой и четырехлетним сыном Михаилом выехал в Читу. Затем вместе с другими сотрудниками Сибсовнаркома он был эвакуирован из Читы в Хабаровск.
В июле Гейцман участвовал в работе Дальневосточного совета народных комиссаров (Дальсовнаркома) как представитель Комиссариата иностранных дел Центросибири.
3–4 сентября Хабаровск был взят японскими войсками и казачьими отрядами И. П. Калмыкова. Вплоть до мая 1919 года совместно с большевиками Гейцман вел подпольную пропагандистскую деятельность среди местных рабочих. В мае, после арестов калмыковцами многих подпольщиков, он был вывезен в лагерь красных партизан, располагавшийся в Иргу, на приграничной территории Китая. Его жена и сын скрылись в одной из толстовских коммун вблизи от Хабаровска.
До середины февраля 1920 года Гейцман руководил лазаретом партизанского отряда в Иргу. После оставления белогвардейцами Хабаровска 14 февраля 1920 года вместе с отрядом он вернулся в город. Через несколько дней по поручению Хабаровского крайисполкома Илья Моисеевич организовал Комиссариат иностранных дел Временного исполкома Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Хабаровского уезда, а 11 марта был избран комиссаром иностранных дел. В этой должности он ведет переговоры с японскими военными и дипломатами о взаимоотношениях с ДВР и местными «буферными» правительствами, касаясь в том числе вопроса о выводе японских войск из Приморья.
12 марта 1920 года развернулись кровопролитные бои между японским гарнизоном Николаевска-на-Амуре и Красной армией Николаевского округа, находившейся под командованием Я. И. Тряпицына. Гейцман вел переговоры по урегулированию «Николаевского инцидента». По утверждению исследователя Славинского, его подпись, наряду с подписями русских и японских дипломатов и военачальников, стояла под приказом о немедленном прекращении военных действий, поступившим в штаб армии Тряпицына 16 марта 1920 года.
После вооруженного выступления японцев на Дальнем Востоке 5–6 апреля 1920 года, завершившегося разгромом сторонников советской власти, Гейцман был вынужден оставить Хабаровск. Вскоре, по поручению владивостокских большевиков, он был направлен в Москву. 24 августа 1920 года с чешским паспортом в руках он сел на борт парохода, увозившего из Сибири и Дальнего Востока чехословацких военных и политических деятелей. После долгого путешествия через Гонконг, Сингапур, Коломбо, Порт-Саид, Триест, а затем через территорию Италии, Австрии и Чехословакии в ноябре того же года он прибыл в Москву.
Уже в декабре 1920 года Гейцман числится сотрудником Отдела Востока Народного комиссариата иностранных дел. Вскоре он составил докладные записки для заместителя наркома иностранных дел Л. М. Карахана о политической ситуации на Дальнем Востоке и в Чехословакии, предлагая проводить новый политический курс в отношении Чехословацкой республики. Он призывал делать упор на идеи братства славянских народов, популярные в то время в Чехословакии. В качестве конкретных мер предлагал способствовать чехословацкой трудовой миграции в РСФСР, активизировать дипломатическую, культурно-просветительскую и пропагандистскую работу со стороны Советской России. Призывал он и внедрять агентуру ВЧК в среду русской эмиграции в Праге, чтобы установить контроль над ее политическими организациями.
В январе 1921 года он вновь был направлен в эту страну как член торговой делегации, исполняющий обязанности торгового агента. До мая 1922 года Гейцман работал в советском торгпредстве в качестве сотрудника для особых поручений, затем с семьей выехал в Москву.
Находясь в Праге, он также выполнял задачу по контрпропаганде и дискредитации оппозиционных большевистской диктатуре анархистов-эмигрантов. Уже 7 декабря 1920 года он обращается с письмом к В. И. Ленину, в котором просит его о встрече. Ф. Э. Дзержинский, наводивший справки о Гейцмане у заведующего Отделом Востока НКИД Янсона, утверждал, что обсуждение проекта о массовом вхождении анархистов в ряды РКП(б) было главной целью запланированной беседы с Лениным: «Гейцман — анархист, но, по словам Янсона, собирается переговорить с Вами о влиянии (sic!) анархистов в ряды РКП(б) и Коминтерна, если не вступил в ряды партии до сих пор, только по традиции (слова Янсона)». Именно эти задачи и пытается решать Гейцман в 1922–1924 годах.
Так, он принял участие в Международном анархическом конгрессе, состоявшемся в Берлине 25–31 декабря 1921 года. В своем выступлении Гейцман отстаивал пробольшевистскую точку зрения, оппонируя докладу В. М. Волина, одного из ведущих теоретиков и лидеров Конфедерации анархических организаций Украины «Набат», высланного большевиками из России и только что приехавшего в Берлин для участия в конгрессе. Волин выступал с критикой большевистской диктатуры. Их доклады «обратились в дискуссию», как отмечал автор отчета о конгрессе. В итоге делегаты объявили Гейцмана агентом большевиков. В Праге он также периодически выступал с докладами и лекциями среди русских эмигрантов. Некоторые из его выступлений были направлены против эсеров, что связано, вероятно, с показательным судебным процессом против членов ЦК этой партии, проведенным в Москве 8 июня — 7 августа 1922 года.
В 1923 году, после возвращения в СССР, по поручению ЦК РКП(б) Гейцман развернул агитацию среди анархистов, призывая к коллективному разрыву с анархистским движением и вступлению в партию большевиков. Несмотря на поддержку, полученную от Зиновьева, Лозовского и других партийных и профсоюзных деятелей, инициатива Гейцмана провалилась. К нему присоединились лишь девять бывших и действовавших анархистов. 14 июня 1923 года эта группа подписала «Заявление анархистов-коммунистов», выразив полную поддержку политическому курсу, проводимому РКП(б). Заявление было направлено в Общество старых большевиков и лично Генеральному секретарю ЦК РКП(б) И. В. Сталину. Но реакции на это заявление не последовало. Тогда 12 июля 1923 года бывшие анархисты повторно отправили заявление Сталину, прося его о встрече с целью обсудить вступление их группы в ряды правящей партии.
24 августа Л. Д. Троцкий лично ходатайствовал перед Сталиным о публикации заявления группы Гейцмана в «Правде», а затем — на иностранных языках. Этот документ должен был сыграть важную роль как пример идейной эволюции от анархизма к большевизму. 25 августа Политбюро ЦК РКП(б) приняло постановление: «Декларацию группы анархо-коммунистов и анархо-синдикалистов опубликовать». По поручению Сталина этот документ в тот же день был отправлен в Агитационно-пропагандистский отдел ЦК «для опубликования в печати». В сопроводительном письме особо подчеркивалось: «Желательно, чтобы декларация была напечатана со всеми подписями членов группы и характеристикой прошлого всех подписавшихся». 9 сентября 1923 года этот текст был опубликован в № 201 «Правды» и в № 203 «Известий».
Закономерным итогом деятельности Гейцмана по разложению анархистского движения должно было стать вступление его группы в партию большевиков. Но вот с этим-то и произошла заминка. Начальник секретного отдела ГПУ Т. Д. Дерибас выразил сомнения в искренности намерений лиц, подписавших заявление. Лишь 10 декабря 1923 года Оргбюро ЦК РКП(б) приняло решение о приеме лиц, подписавших его, кандидатами в члены РКП(б). Кандидатский стаж они должны были пройти на общих основаниях.
Лишь в декабре 1924 года Гейцман был принят в партию с зачетом полугодового стажа. Его прием в кандидаты был осуществлен на уровне ЦК, а в члены партии — решением Московского комитета РКП(б).
Дипломатическая карьера Гейцмана продолжалась. В июне 1922 — декабре 1924 года он работает в Отделе Дальнего Востока НКИД в должности референта по Китаю. Несмотря на карьерный рост, он был недоволен своим положением и утверждал, что его способности не находят должного применения. Так, в автобиографии, написанной для ВОПКиС, он утверждал: «В ноябре месяце [19]20 г. приехал в Москву. <...> Последние два года почти бездействую. Нахожусь в известном тупике». Эту же мысль Гейцман повторяет в биографии, написанной 5 апреля 1924 года для рассмотрения вопроса о его вступлении в РКП(б): «За последние 3 года мои силы и способности не были использованы для революции ни по линии партии ни по линии государственной службы. А это тяжело». Должности, которые ему доверили в Москве, были намного ниже тех, которые довелось занимать в Сибири и на Дальнем Востоке.
В то же время Гейцману принадлежит роль одного из основателей ВОПКиС — одной из наиболее ярких общественных организации в Советской России и СССР 1920–1930-х годов, объединявшей политических узников дореволюционной России. Зимой — весной 1921 года он был среди инициаторов и первых членов этой организации. В марте 1924 года Первый Всесоюзный съезд Общества политкаторжан избрал Гейцмана членом Центрального совета общества, Бюджетной и Агитационной комиссий. Входя в состав коммунистической фракции ВОПКиС, он поддерживал курс на постепенное установление над ним партийного контроля. В 1930 году Гейцман был избран старостой Владивостокского отделения Общества. Как и многие члены ВОПКиС, он пишет работы мемуарного и исторического характера. Так, по случаю смерти В. И. Ленина Гейцман издал воспоминания «Оптимист революции (Из записок бывшего анархиста)». Затем вышла его статья об анархистах в Сибири, написанная специально для «Сибирской Советской энциклопедии». Для Дальневосточного истпарта были написаны воспоминания «К событиям 4–6 апреля 1920 года на Дальнем Востоке». Но они так и не были изданы.
Вскоре он был вновь направлен на дипломатическую работу за рубеж. В конце декабря 1925 — октябре 1927 года Гейцман занимал пост советского консула в городе Маньчжурии (Китай). Но в ноябре 1927 года он был переведен во Владивосток на должность агента (представителя) НКИД. В это время Илья Моисеевич также занимал почетные должности в различных организациях. В 1928 году его избирают председателем Общества востоковедения, в 1929 году — председателем Института иностранных языков во Владивостоке, в 1930 году — председателем комиссии по увековечению памяти погибших революционеров 1905 года во Владивостоке и членом Тихоокеанского комитета Академии наук СССР.
В июле 1931 года Гейцман окончательно оставил работу в НКИД и перешел на должность заместителя председателя Всероссийского кооперативного объединения «Художник». В феврале 1932 года он поступает на работу во Всесоюзное общество культурных связей с заграницей (ВОКС) и до ноября работает заведующим Отделом приема иностранцев. Вскоре Гейцман был вынужден по болезни оставить эту должность. После выздоровления, с 4 февраля 1933 года до 9 мая 1935 года, он занимал пост директора Центрального военно-исторического архива. В 1935–1936 годах Гейцман несколько месяцев тяжело болел склерозом легких. Вероятно, по этой причине ему пришлось оставить столь ответственный пост и перейти на персональную пенсию. Затем, с апреля по июль 1936 года, он работал заведующим отделом переводчиков в «Интуристе». В то же время в июле 1935 года он получил от Сталинского райкома РКП(б) «строгий выговор за притупление классовой бдительности и смазывание контрреволюционной вылазки». Речь шла о попытке защитить руководителей Центрального архива кинофотодокументов А. Г. Даугеля-Дауге и В. Д. Зубкова, допустивших показ фильма о Дзержинском, в котором остались невырезанными объявленные «врагами народа» Каменев и Зиновьев. После шести месяцев работы он был вынужден по состоянию здоровья уволиться и из «Интуриста», окончательно став персональным пенсионером.
В эпоху Большого террора судьба Гейцмана складывается трагически, как и многих старых революционеров, бывших политкаторжан, бывших анархистов. 8 февраля 1938 года он был арестован по обвинению в участии в «к[онтр]р[еволюционной] латышской террористической организации» и шпионской деятельности. Это легко объяснимо — ведь среди друзей и товарищей Гейцмана по архивной работе было немало латышей: заведующий Военным отделом Центрального архивного управления Ян Янович Буберг, заместитель директора Центрального военного архива Герман Кришьянович Вальдбах, парторг военного архива Мильда Лонцмон, директор Государственного архива кинофотодокументов Александ р Даугель-Дауге, начальник Центрального архивного управления Я. А. Берзин и другие. Но наиболее близкие, дружеские отношения со времен событий Гражданской войны в Сибири сложились у Гейцмана с заведующим издательством «Академия», известным партийным и государственным деятелем Яковом Давыдовичем Янсоном. Именно вопрос о связи с этими людьми был первым, который следователь задал Гейцману на допросе. Кроме того, Илья Моисеевич посещал Латышский клуб в Москве и провел молодые годы в Двинске, который теперь входил в состав Латвии. На момент ареста он поддерживал переписку со своей родной сестрой, Софьей Батан, проживавшей в Даугавпилсе. По всем этим обстоятельствам он стал одним из фигурантов группового латышского дела. Формальным поводом для ареста стали показания одного из арестованных.
Подследственных, проходивших по этому делу, регулярно избивали, о чем свидетельствуют показания одного из сотрудников ГУГБ НКВД, в 1955 году допрошенного в ходе расследования дела Берзина, Гейцмана и других сотрудников ЦАУ. Под давлением следствия Илья Моисеевич был вынужден уже 14 марта и 11 июля дать показания, оговорив себя и «сознавшись» в работе на японскую и латвийскую разведки, а также в том, что он якобы был активным участником подпольной латышской организации, поименованной в обвинительном заключении как «к[онт]р[революционная] фашистская шпионская группа латышей, существовавшая в Центральном архивном управлении (ЦАУ) СССР». Кроме того, он заявил, что подбирал документы в архиве специально по заданию латвийской разведки, с целью поиска фактов, дискредитирующих советскую власть, а также — якобы передал в Латвию из архива некие карты секретных дорог. В связи с арестом Гейцман был исключен из партии и 2 августа 1938 года постановлением тройки УНКВД по Московской области приговорен к расстрелу. 16 августа приговор был приведен в исполнение.
Имя уже расстрелянного Гейцмана было использовано сотрудниками НКВД в новом групповом деле, «Анархического центра», создание которого приписывалось бывшим анархистам П. А. Аршинову, И. В. Саблину, Е. З. Ярчуку и анархистке М. В. Петросовой. В показаниях, которые избиениями и пытками сотрудники НКВД выбили у подследственных, Гейцман был объявлен одним из участников придуманного «центра». Ему же приписывалась вербовка в подпольную анархистскую организацию бывшего анархиста И. И. Базыльчука.
Постановлением Военной коллегии Верховного суда СССР от 16 июля 1957 года Гейцман был реабилитирован. В докладе по делу латышей — сотрудников ЦАУ, составленном 26 сентября 1955 года заместителем прокурора Московского военного округа, подполковником юстиции Трапезниковым, отмечается:
Гейцман, Вальдбах и Буберг расстреляны по решению тройки НКВД. Хотя они на предварительном следствии дали признательные показания, их показания противоречивы, не подтверждены никакими объективными материалами, они должны расцениваться как оговор и самооговор, вызванные применением к ним запрещенных законом методов следствия. Проведенной в 1955 году проверкой их принадлежность к агентуре иностранных разведок не подтвердилась.
Отмечалось и то обстоятельство, что офицеры 3-го отдела ГУГБ НКВД, осуществлявшие следствие по делу Гейцмана, были осуждены в 1939 году за фальсификацию дел.