Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
А. А. Горский. Князья и княгини Русского Средневековья. Исторические последствия малоизвестных событий. М.: Наука, 2024. Содержание
В Житии Александра Невского приводится характеристика князя, якобы данная Батыем при первой встрече с ним: «Истинну ми сказасте яко нѣсть подобна сему князю» (Правду мне говорили, что нет подобных этому князю). Эти слова можно отнести на счет агиографа, имевшего цель превознести достоинства своего героя. Но бесспорным фактом является передача Батыем в 1252 г. Александру Ярославичу великого княжения владимирского, в результате чего последний соединил под своей властью Суздальскую землю, Новгород и Киев, т. е. поддержка основателем Орды Александра сомнений не вызывает. Однако, помимо хорошо известных свидетельств Жития и летописной статьи 1252 г., существуют данные, позволяющие говорить о предпочтении, оказываемом не одному Александру, а вообще сыновьям и потомкам Ярослава Всеволодича, притом о предпочтении со стороны не только Батыя, но и других монгольских правителей.
Ярослав Всеволодич в 1243 г. был признан Батыем «старейшим» среди всех русских князей, что означало передачу под его власть, помимо владимирского стола, также Киева — номинальной столицы всей Руси. В конце 1245 г. Ярослав вновь приехал к Батыю и был отправлен им в столицу Монгольской империи Каракорум для участия в церемонии возведения на великоханский престол Гуюка, где князь умер 30 сентября 1246 г., вероятно отравленный матерью нового великого хана Туракиной. После похорон Ярослава во Владимире, состоявшихся уже в следующем 1247 г., великокняжеский стол занял его младший брат Святослав Всеволодич, а сыновья Ярослава получили владения согласно воле покойного отца: «Святославъ князь сынъ Всеволожь сѣде в Володимери на столѣ отца своего, а сыновци свои посади по городом, яко же бѣ имъ отець оурядилъ Ярославъ» (Князь Святослав, сын Всеволода, сел во Владимире на столе отца своего, а племянников своих посадил по городам, как им завещал отец их Ярослав). Очевидно, и вокняжение Святослава во Владимире осуществилось по завещанию Ярослава. В 1238 г., когда Ярослав занял владимирский стол (после гибели старшего брата Юрия в битве с монголами на р. Сить), он передал Святославу, ранее княжившему в Юрьеве-Польском, Суздаль. Между тем со времени Андрея Боголюбского, перенесшего столицу Суздальской земли из Суздаля во Владимир, Суздаль особого стола не имел, принадлежа великому князю владимирскому. Исключением стал короткий период после вокняжения во Владимире в 1216 г. в результате междоусобной борьбы старшего из сыновей Всеволода «Великое Гнездо» Константина, когда он передал побежденному брату Юрию Суздаль; после смерти Константина в 1218 г. Юрий вернулся во Владимир, а Суздаль вновь остался без особого князя. Передача Суздаля в 1238 г. Святославу означала, скорее всего, то же самое: Ярослав вступил на великое княжение и отдал этот расположенный близ Владимира город, бывший своеобразным символом земли (она по-прежнему в то время называлась «землей Суздальской», а сокращенно — просто «Суздалем»), следующему по старшинству князю, который должен был наследовать после Ярослава великое княжение. В 1245–1246 гг. Святослав и младший из Всеволодичей — Иван — ездили вместе со старшим братом в ставку Батыя: Ярослав оттуда отправился в Каракорум, а «Святославъ Иванъ князи с сыновци своими приѣхаша ис Татаръ в свою очину» (князья Святослав и Иван с племянниками своими приехали из Татарской земли в свою отчину). Вероятно, во время этой поездки права Святослава на занятие владимирского стола в случае смерти Ярослава оговаривались, почему он и занял его в 1247 г. без нового визита к Батыю.
Однако почти сразу после происшедшего в 1247 г. распределения столов сыновья Ярослава ему воспротивились. В конце 1247 г. второй из них по старшинству, Андрей Ярославич, отправился к Батыю; следом за ним поехал старший, Александр. Правитель улуса Джучи отправил братьев в ставку великого хана, где в 1249 г. Александр получил Киев (его отец владел им в 1243–1246 гг.) «и всю Русьскую землю» (т. е. формальное старшинство над всеми русскими князьями), а Андрей — Владимир. Уже после возвращения Александра и Андрея, в 1250 г., Святослав с сыном ездил к Батыю, но, скорее всего, не для того, чтобы оспорить решение о великом княжении владимирском, а для закрепления за ним и его потомками стола в Юрьеве (им позднее до 1340-х годов и владели Святославичи). Между тем Святослав как следующий по старшинству брат великого князя по древнерусским нормам наследования являлся первым кандидатом на великое княжение Ярослава Всеволодича. Не противоречило это и монгольским порядкам: у Чингисидов не было четких правил наследования, но в отношении русских князей они обычно следовали местным нормам. Так, в 1246 г. Батый передал владения казненного князя из Черниговской земли Андрея его брату; убитому по приказу Батыя в том же году черниговскому князю Михаилу Всеволодичу наследовал, скорее всего, не сын, а следующий по старшинству (троюродный брат). После великого княжения Александра Невского во Владимире с санкции Орды правили его братья — Ярослав, затем Василий. Лишь после ухода всех Ярославичей из жизни настал черед сыновей Александра. При этом на великое княжение и во второй половине XIII, и в XIV в. претендовали только потомки Ярослава, представители других ветвей этого никогда не делали.
Таким образом, налицо явное предпочтение монгольскими правителями потомков Ярослава Всеволодича, причем в конце 1240-х годов — вопреки порядку наследования, принятому на Руси, и даже вопреки воле самого Ярослава.
В связи с этим заслуживает внимания сообщение Плано Карпини, посла папы римского Иннокентия IV к монгольскому великому хану Гуюку, общавшегося с Ярославом в ставке Гуюка незадолго до кончины князя: «In reversione in terram Biserminorum, in civitate Lemfinc, invenimus Coligneum qui de mandato uxoris Ierozlai et Bati ibant ad predictum Ierozlaum» (На обратном пути в страну бесермен, в городе Лемфинк, мы встретили Колигнева, который по приказу жены Ярослава и Батыя ехал к вышеуказанному Ярославу). Встреча произошла во время возвращения францисканцев из Каракорума в ставку Батыя, примерно в середине пути, в феврале—марте 1247 г. Из приведенного текста следует, что в момент смерти Ярослава (30 сентября 1246 г.) в ставке Батыя в низовьях Волги находилась его супруга. Из русских источников известно о двух женитьбах Ярослава. Первый брак был заключен в 1206 г. с дочерью половецкого князя Юрия Кончаковича (о дальнейшей судьбе первой жены сведения отсутствуют), второй — в середине 1210-х годов с дочерью князя из смоленской ветви Мстислава Мстиславича. Однако новгородская летопись сохранила подробное известие о кончине второй жены Ярослава с точной датой — 4 мая 6752 (1244) г.
Ярослав отправился к Батыю, скорее всего, зимой 1245–1246 гг. У него было полтора года пребывания на Руси, чтобы жениться вновь, но это представляется маловероятным. Во-первых, из позднейших многочисленных данных о поездках князей в Орду следует, что жен в них брали исключительно редко. Во-вторых, третий брак запрещался каноническим правом. В 1347 г. на него пошел праправнук Ярослава великий князь Семен Иванович, и это вызвало серьезный конфликт с митрополитом (вплоть до того, что пришлось обращаться за разрешением в Константинополь к патриарху). Семен имел резоны для такого рискованного шага: 30-летний князь не имел сыновей. Но зачем было спешно нарушать установленные правила 55-летнему Ярославу, в семействе которого насчитывалось семеро сыновей? Вопросы снимаются при принятии предположения, сформулированного Д. Домбровским: в брак великий князь вступил во время пребывания в ставке Батыя, и новой супругой Ярослава стала женщина, приближенная к хану. В качестве основания приводятся слова Плано Карпини, что гонец Колигнев отправился в путь по поручению как жены Ярослава, так и Батыя («de mandato uxoris Ierozlai et Bati»), что указывает на согласованность их действий. Могут быть высказаны и дополнительные аргументы, склоняющие к тому, что третья супруга князя была не просто приближенной Батыя, а его близкой родственницей.
Факты выдачи монгольскими ханами родственниц замуж за местных князей, признавших свою зависимость, известны. Правителю Уйгурии Барчуку в 1227 г. обещали в жены дочь Чингисхана (брак не состоялся сначала из-за смерти Чингисхана, потом из-за кончины невесты), позже за сына Барчука новый великий хан Угедей выдал другую представительницу монгольского «Золотого рода» (вероятно, свою дочь). Чингисхан дал в жены девицу из своего рода также правителю карлуков. Что касается Батыя, то на его сестре был женат Карбон — военачальник, в чьих кочевьях возле Дона Плано Карпини встретил по пути из Киева к Батыю Даниила Галицкого. Другую сестру Батый выдал за Инальчи из племени ойрат. Оба эти зятя Батыя стояли рангом ниже Ярослава, и выдача за него, признанного главным из русских князей, менее близкой родственницы или тем более представительницы другого знатного рода была бы не вполне логична. В пользу версии о близком родстве новой супруги великого князя с правителем улуса Джучи говорит также одно свидетельство Плано Карпини. Во время курултая, избравшего (в августе 1246 г.) великим ханом Гуюка, Ярославу предоставлялось «высшее место» (locum superiorem) среди иноземцев — при том, что кроме него присутствовали китайские и корейские князья, два претендента на престол Грузии и несколько ближневосточных султанов. Это вполне объяснимо, если Ярослав имел статус зятя Батыя.
Таким образом, представляется очень вероятным, что третья жена Ярослава Всеволодича относилась к ханскому роду, возможно являлась сестрой Батыя. В первый приезд Ярослава к хану (1243) последний не мог закрепить его зависимость браком, так как князь был женат. Но в начале 1246 г. он являлся вдовцом, и Батый имел возможность сделать Ярославу «предложение, от которого невозможно отказаться». В этом случае у Ярославичей появилось свойствó с Батыем и вообще Чингисидами. Известный бесспорный случай такого рода — брак сестры хана Узбека Кончаки-Агафьи с московским князем Юрием Даниловичем (тоже вдовцом) сопровождался передачей ему (вопреки «старейшинству») великого княжения (1317). Если аналогичная коллизия имела место в 1246 г. с Ярославом, то понятна последующая поддержка владельческих претензий его сыновей в Каракоруме и Сарае.
Через шесть лет после смерти Ярослава Всеволодича в рассказе владимирской летописи о «Неврюевой рати» 1252 г., направленной Батыем против его сына Андрея, занимавшего стол во Владимире, встречается упоминание «княгини Ярославлей»: «В то же лѣто здума Андрѣи князь Ярославич с своими бояры бѣгати, нежели цесаремъ служити, и побѣже на невѣдому землю со княгынею своею и с бояры своими. И погнаша татарове вслѣдъ его, и постигоша и оу города Переяславля. Богъ же схрани и молитва его отца. Татарове же россунушася по земли, и княгыню Ярославлю яша и дѣти изъимаша; и воеводу Жидослава ту оубиша, и княг[ын]ю оубиша, и дѣти Ярославли в полонъ послаша» (В том же году задумал князь Андрей Ярославич со своими боярами бежать, вместо того чтобы подчиняться царям, и побежал в неведомую землю с княгиней своей и боярами своими. И погнались татары вслед за ним, и настигли у города Переяславля. Его же сохранил Бог и молитва его отца. Татары же рассеялись по земле, и княгиню Ярославову захватили и детей; и воеводу Жидослава тут убили, и княгиню убили, а детей Ярослава увели в плен). Традиционно подразумевается, что речь идет о жене и детях брата Андрея — Ярослава Ярославича. Иначе интерпретировал упоминание «княгини и детей Ярославлих» только М. Б. Свердлов (без полемики с признанной версией): «Ордынцы... захватили вдову Ярослава Всеволодича и его младших детей». И такая идентификация представляется более вероятной. Ярослав Ярославич выше в летописном тексте назван лишь в перечне сыновей Ярослава Всеволодича под 1239 г., и то под крестильным именем — Афанасий. Как Ярослав он впервые фигурирует в источнике только под 1254 г., и выглядит это упоминание как первое представление князя: «Ярославъ князь Тфѣрьскыи, сын великого князя Ярослава». Если жена Ярослава Ярославича ушла из жизни в 1252 г., неясно, почему во второй брак он вступил только спустя 12 лет. Непонятно также, почему, сказав о спасении Андрея и о несчастьях, постигших семью Ярослава, летописец умалчивает о судьбе самого брата владимирского князя. Между тем непосредственно перед фразой о «княгине и детях Ярослава» упоминается покойный Ярослав Всеволодич — ведь именно он является тем «отцом», чья молитва помогла спастись Андрею. По прямому смыслу текста о его семье и должна далее идти речь. Под «детьми Ярослава» необязательно иметь в виду сыновей Ярослава Ярославича от первого брака Святослава и Михаила (как обычно предполагается). В 1252 г. находились в детском возрасте младшие дочь и сын Ярослава Всеволодича (Мария родилась в 1240-м, Василий в 1241 г. ). Третья жена также могла успеть родить от него (в конце 1246 г.) ребенка. Переяславль-Залесский — столица первого (с 1212 г.) княжения Ярослава Всеволодича в Северо-Восточной Руси, и вполне естественно, чтобы его вдова и младшие дети находились там.
Если «княгиня Ярославля» известия 1252 г. — третья жена Ярослава Всеволодича, это означает, что она по смерти мужа переселилась на Русь, и их брак здесь признали. Тогда можно допустить, что выступление Ярославичей против своего дяди Святослава и поддержка их Батыем проистекали не просто из факта родства с Чингисидами по браку, но произошли при непосредственном участии жены Ярослава, предпочитавшей быть в положении мачехи нынешнего великого князя, а не просто вдовы прежнего. В результате наследственные права Святослава на великое княжение, утвержденные в начале 1246 г. Батыем, оказались оспорены, и впоследствии владимирский великокняжеский стол стали традиционно занимать только прямые потомки Ярослава Всеволодича.
Остается неясным вопрос, чем могло быть вызвано убийство столь знатной особы? На первый взгляд, ее умерщвление не могло входить в полномочия Неврюя и его отряда. Автор этих строк допустил, что имел место какой-то эксцесс, связанный с действиями погибшего одновременно с княгиней воеводы Жидослава (возможно, охранявшего великокняжескую семью и пытавшегося помешать ее уводу в плен). По версии А. В. Майорова (разделившего мою точку зрения, что «княгиня Ярославля» — это вдова Ярослава Всеволодича), мачеха Ярославичей была связана с семьей Гуюка, отстраненной Батыем и новым (с 1251 г.) великим ханом Менгу от власти, и была убита намеренно, именно по этой причине. В любом случае неизвестная по имени третья жена Ярослава Всеволодича сыграла по воле обстоятельств существенную роль: брак с ней закрепил великое княжение, дающее номинальное «старейшинство» на всей Руси, за потомками Ярослава Всеволодича. Тем самым открывалась перспектива выхода на первые роли для московских князей, потомков Александра Невского.