Встали на четвереньки и побежали в сторону милиции

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

М. Б. Русакова. Профессионалы. Том 1. М.: Буки Веди, 2025. Содержание

Директор Института предупреждения преступности Владимир Николаевич Кудрявцев прислал в Институт Сербского письмо о том, что они начали у себя проводить судебно-психологические экспертизы. Но, поскольку Институт предупреждения преступности относился к Прокуратуре СССР и не был экспертным учреждением, хотя в нем работали выдающиеся юристы-психологи А. Р. Ратинов и М. М. Кочинов, они не имели права этого делать.

В. Н. Кудрявцев предложил Г. В. Морозову, чтобы эти экспертизы проводились у нас в институте. Г. В. Морозов поручил Д. Р. Лунцу, Т. П. Печерниковой и почему-то мне ответить на это письмо. Мы ответили, что «психологические экспертизы в Институте Сербского не могут проводиться, поскольку психология не относится к медицинским наукам». Но «возможно проведение комплексных психолого-психиатрических экспертиз с разрешением вопросов психологического содержания в отношении лиц с психическими аномалиями, признанных вменяемыми». Вот с этого момента, собственно говоря, и начали проводиться эти экспертизы.

Первая из них была в отношении подростка Т., который убил отца-алкоголика. Ему было лет 15. Отец издевался над матерью, над ним. И в какой-то момент подросток ударил его ножом. Дело было возбуждено тогда по 103-й статье, он был направлен на стационарную экспертизу, и решили этот случай вынести на институтскую конференцию. В экспертную комиссию наряду с психиатрами был впервые включен медицинский психолог — это был я. Весь состав института обсуждал этот случай, и было вынесено решение о наличии у Т. физиологического аффекта в момент совершения инкриминируемого ему деяния. Так была впервые проведена в стране судебная комплексная психолого-психиатрическая экспертиза. В экспертном заключении медицинский психолог получил равные права с психиатрами, мог теперь называться медицинским психологом-экспертом, решать вопросы психологического содержания, поставленные следствием и судом, и подписывать свою часть заключения.

Какие же вопросы предполагалось выносить на разрешение психолого-психиатрической экспертизы? В отношении обвиняемых это прежде всего диагностика аффекта. До этого момента суды сами определяли наличие аффекта, не прибегая ни к каким экспертизам. И судебная практика об этом говорит, это можно все прочитать. Но уже и судьи, и следователи понимали, что здесь нужны какие-то специальные знания. И поэтому ратовали за проведение такой экспертизы. В отношении несовершеннолетних мы тогда еще работали по старому УК, где не было части 3 статьи 20 УК РФ, а была, по-моему, статья, которая все-таки предполагала диагностику отставания в психическом развитии, которая могла быть учтена при рассмотрении дела.

Следующие по частоте были экспертизы свидетелей и потерпевших. В отношении свидетелей ставились вопросы об их способности с учетом особенностей восприятия, памяти, мышления, эмоциональной сферы правильно воспринимать факты, имеющие значение для дела, и давать о них показания. Имеются ли у свидетелей такие особенности, как внушаемость, склонность к фантазированию, искажению и домысливанию событий, которые могли оказать существенное влияние на их способность давать показания. При этом экспертиза не рассматривает вопросы правдивости и ложности показаний. В отношении потерпевших так же ставятся вопросы психологического содержания об их способности правильно воспринимать факты, имеющие значения для дела, и давать о них показания. Но, кроме этого, в отношении несовершеннолетних потерпевших по делам о сексуальных преступлениях ставятся вопросы об их способности понимать характер и значение совершаемых в отношении них противоправных действий. Если, по заключению комплексной экспертизы, потерпевшие в силу возраста и неосведомленности в вопросах половой жизни не понимали характера и значения совершаемых в отношении них противоправных действий, юридически они находились в беспомощном состоянии.

С самого начала работа в Институте Сербского меня захватила, и появился какой-то азарт. Это было связано с тем, что каждый день приходилось решать новые диагностические задачи, использовать новые методы психодиагностики, и все это применительно к сложнейшим уголовным делам, изучая которые нужно было понять мотивы, особенности поведения фигурантов, все детали исследуемых событий и отразить их в экспертном заключении.

Есть какое-то сходство в отношении к работе у судебных психиатров старой школы и следователей по особо важным делам, с которыми я впоследствии часто сталкивался. Оно заключалось в выраженном интересе и заинтересованности в достижении результата. К сожалению, сейчас ни про тех, ни про других этого сказать не могу. В это время, воспользовавшись методиками, которые были разработаны на кафедре психиатрии ЦИУ, я выполнил и в 1975 году под руководством Бориса Владимировича Шостаковича и Нины Николаевны Станишевской защитил кандидатскую диссертацию на тему «Механизмы регуляции поведения у психопатических личностей».

Продолжал работать в психологической лаборатории. При работе в психологической лаборатории было несколько очень интересных случаев, о которых стоит упомянуть. Один из них был очень запоминающимся. На улице Горького под козырьком гостиницы «Националь» Н. топором зарубил трех пожилых людей, граждан Швеции. Н. был массивного телосложения, высокого роста. Когда он махал топором, с другой стороны улицы его увидел сотрудник Института Сербского Виктор Крячек, перебежал улицу, подбежал к Н. и перехватил руку с топором. Н. не сопротивлялся, отдал топор и был арестован. Его почти сразу доставили в Институт Сербского. Вот что он рассказал о себе.

Н. было двадцать с небольшим лет, работал секретарем начальника в какой-то организации. Из родственников у него была только старшая сестра со своим сыном, с которыми он жил. В какой-то момент Н. решил, что в Советском Союзе нарушаются права человека и что с нарушением этих прав надо бороться. У него возникла идея — надо кого-то убить, а затем выступить на суде с соответствующими заявлениями. Для этого он отправился на первомайскую демонстрацию, положив в портфель обрез. Прошел по Красной площади, планируя выстрелить в трибуну на Мавзолее, но не решился достать оружие. Тогда для своей цели он решил убить чемпиона мира по шахматам Анатолия Карпова, пробрался на сеанс одновременной игры с топором в портфеле. Было много народу, он побоялся вытащить топор. После этого в качестве следующей мишени он выбрал знаменитого боксера Тайсона, который в то время приехал в СССР. Говорю ему: «Слушай, если бы ты к Тайсону подошел с топором, он бы тебя просто убил сразу». Грустно отвечает: «Да, я тоже об этом подумал».

Окончательное решение к нему пришло 26 мая. В этот день у десятиклассников проходил последний звонок, на который должен был пойти его племянник. Решив причинить «максимальный вред Советской власти», он убил племянника и отправился на улицу Горького к гостинице «Националь». Там он хотел убить иностранцев, желательно из разных стран для большего международного резонанса и привлечения внимания к нарушению прав человека в Советском Союзе. Оказалось, что это были шведы… Плакал, жалел о погибших. Лично им никакого вреда причинить не хотел. Но тем не менее был охвачен своей идеей, которая полностью копировала известные требования правозащитников, но в его случае она носила бредовый характер. При клиническом и психологическом исследованиях были обнаружены выраженные нарушения мышления, психотические расстройства в виде бреда, диагносцирована параноидная шизофрения, он был признан экспертной комиссией невменяемым и отправлен на принудительное лечение в Ленинградскую спецбольницу.

Родственники Н. стали писать на нас жалобы в ЦК КПСС, в Генпрокуратуру, так как не могли смириться с тем, что его признали невменяемым. Они требовали повторной экспертизы, признания его психически здоровым, так как хотели, чтобы суд приговорил его к высшей мере наказания.

Я участвовал в проведении более десятка тысяч экспертиз. Каждая из них была уникальна. Но население в последнее время почему-то особенно интересуется серийными убийцами и маньяками. Трудно выбрать что-нибудь уж совсем экстраординарное, однако расскажу про Джунгалиева. Житель Казахстана. В какой-то момент вдруг ощутил, что мир несправедлив к братьям нашим меньшим — коровкам, овечкам, свинкам. Одновременно с этим заметил угрожающее наступление матриархата. И решил комплексно бороться с этими двумя вещами.

Для того чтобы убить в себе желание есть младших братьев, он решил пить женскую кровь и тем самым предотвратить и эту угрозу. Он залегал у какой-нибудь тропинки в кустах, нападал на проходившую мимо женщину, бил ее ножом в сонную артерию и пил кровь. Таких потерпевших было девять. Одна из женщин была в алкогольном опьянении. Он рассказал, что сам после почувствовал опьянение. В регионе началась паника. Однажды он забрался в квартиру и там убил двух женщин. Джунгалиев не только пил кровь у своих жертв, но и готовил из них разные блюда. Однажды был привлечен к уголовной ответственности за мелкое правонарушение и находился по приговору суда на поселении. Но и оттуда он делал вылазки, борясь с матриархатом. Как его поймали. Однажды он со своими приятелями и девушкой легкого поведения пьянствовал у себя дома. Девушка, по его словам, сама предложила ему выйти в соседнюю комнату. Совершив с ней половой акт и отрезав ей голову, подумал: как отреагируют друзья, если я им ее покажу? Вышел с отрезанной головой к приятелям. Говорит, то, что произошло, превзошло все его ожидания: они встали на четвереньки и побежали в сторону милиции. Так он был арестован.

В Казахстане провели судебно-психиатрическую экспертизу. Признали его здоровым, вменяемым, но следствие с этим не согласилось. Его привезли в Институт Сербского, где он был помещен в первое экспертное отделение, и на следующее утро весь младший медицинский персонал подал заявление об уходе, потому что Джунгалиев стоял у двери в проеме палаты и цокал языком. Тогда его перевели в одиночную камеру в Бутырской тюрьме. Я ездил к нему туда, встречался не в специальном помещении для следователей и адвокатов. Меня приводили в его камеру и запирали. Там, кстати, никакой тревожной кнопки. Однажды я приехал к нему после какого-то праздника, он должен был выполнить тест MMPI, там 377 вопросов. И пока он делал тест, я заснул и проснулся, когда он закончил работу. Это происшествие подтвердило мою гендерную идентичность, поскольку он был опасен исключительно для женщин. Конечно, Джунгалиев не считал себя душевнобольным и хотел предстать перед судом. После отбытия наказания он хотел пойти работать в милицию, считая, что его деятельность носила исключительно позитивный характер. Доказывал он это тем, что в результате его действий в регионе резко сократились преступность и количество разводов. Потому что по вечерам все сидели дома, а женщины перестали разводиться, поскольку какой-никакой мужик, а защитник.

Комиссию проводили в Бутырской тюрьме, диагностировали параноидную шизофрению. Он был признан невменяемым и отправлен на лечение в специальную психиатрическую больницу. Потом с ним были еще какие-то приключения, но я уже за ним не следил.

В 1985 году я защитил докторскую диссертацию на тему «Мотивация противоправных действий у психопатических личностей». Защита проходила на психологическом факультете МГУ им. М. В. Ломоносова.

Чтобы все прошло без неожиданностей, в первом ряду сидел выдающийся криминолог Ю. М. Антонян в милицейской полковничьей форме, а перед входом на факультет стояла машина моего друга, председателя московского военного трибунала Ю. М. Гринева.

Защита прошла успешно, а поскольку это был год сухого закона, отмечали ее не в ресторане, а на Арбате в квартире журналиста Хуана Кобо. Оппонентам в целях конспирации взяли билеты в театр им. Вахтангова, откуда они сразу ушли и присоединились к банкету. После защиты Г. В. Морозов назначил меня руководителем лаборатории по изучению наркоманий, а затем эту лабораторию передали в Центр наркологии, который возглавил сотрудник института Н. Н. Иванец. Этот центр имел обширные международные связи, я стал выездным. Первая моя поездка была на конгресс в Палермо.

Италия произвела на меня ошеломляющее впечатление, поскольку была первой зарубежной страной, в которой я оказался. На конгрессе сделал доклад по проблемам наркомании у подростков. После чего меня пригласили прочесть курс лекций в разных городах Италии на тему «Профилактика наркомании у детей и подростков». Для итальянцев это была социально значимая тема. Командировка состоялась сразу после визита в Италию М. С. Горбачева. Каждого русского тогда встречали с большим воодушевлением. Лекции проходили в Риме, Реджо-Эмилии, Болонье, Триесте, Милане.

Всю поездку меня сопровождали итальянские журналисты и ТВ.

В Триесте решили показать психиатрическую больницу. Из отделения слабоумных больных главный врач вывел пациентов, они встали в круг и стали скандировать «Горбачев!». В Милане я уже несколько переутомился и на предложение съездить к озеру Комо в коммуну наркоманов хотел ответить отказом, желания ехать туда не было. Но после очередной пресс-конференции с похожими вопросами, которые я уже без переводчика понимал и нахально отвечал «сapito», местный психолог, которая работала с коммуной, повезла меня к ним — и это был самый замечательный финал поездки. В этой коммуне проходили реабилитацию примерно 30 человек во главе с католическим священником. К моему приезду он приготовил огромное количество пиццы и местного вина. Началось братание, мы пели «Катюшу» и «Белла чао».

После этой поездки впервые в истории Минздрава СССР была проведена коллегия по медицинской психологии, которую собирались включить в реестр медицинских специальностей. Я сделал там доклад, причем меня предупредили перед выступлением, что министр И. Н. Денисов, прочитав письменный текст, сам сначала его пересказывает. Поэтому надо было не повторять письменный доклад, а импровизировать на месте.

Приказом министра после коллегии я был назначен главным медицинским психологом Минздрава Союза.

Фото в начале материала: Адвокат Русакова М. Б.