Всех семерых казнили в среду

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Эдвард Палмер Томпсон. Виги и охотники: происхождение Черного акта 1723 года. М.: Новое литературное обозрение, 2025. Пер. с англ. Н. Л. Лужецкой. Содержание

Судебные процессы в Рединге несколько приглушили «черное» браконьерство в Хэмпшире, хотя сообщения об отдельных инцидентах продолжали поступать. В собственном парке Руперты Хоу близ Фарнхэма произошла стычка между замаскированными налетчиками и лесниками; один браконьер и один лесник были ранены. А в прилегающей сельской округе обыкновенные местные браконьеры, ободренные подвигами «черных», продолжали свое старое ремесло, иногда подпитываясь новой энергией социального протеста. В Сассексе сын выездного судьи, граф Танкервилл, обнаружил, что разрушены плотины его собственного рыбного пруда. И в том же графстве, в судебном деле, возбужденном против Фрэнсиса Риддолла, йомена из Синглтона, мы видим отражение растущего масштаба беспорядков. На предпасхальной неделе один работник, два йомена, два возчика и портной выпивали в пивной в Вест Дине. Йомены уговаривали работника пойти с ними, чтобы поймать оленя или несколько кроликов, предлагая ему 2 шиллинга 6 пенсов за труды. Когда йоменов спросили, охотились ли они с гончими раньше в тот же день, один из них (Риддолл) ответил, что если и охотились, «то больше не ходили с гончими [во владения] к милорду Дерби, потому что мы уже заплатили достаточно, и я никогда не пойду туда охотиться с гончей, потому что я снесу его дом, и я сожгу дотла его ветряную мельницу, что стоит на холме Халнакер, и он больше не выдержит и недели...». При этом он клялся, что сначала заберет с мельницы «зерно бедняков», чтобы оно не сгорело. Вскоре после этого мельница и вправду сгорела дотла, а так как работник оказался доносчиком, то Риддолл попал в серьезную беду.

Такие эпизоды с участием отдельных самостоятельных правонарушителей иллюстрируют масштабы недовольства жителей сельскохозяйственных районов, которые одобряли «черное» браконьерство, но сами в нем не участвовали. А вот беспорядки, которые, как мы уже видели, продолжались на границе Хэмпшира и Беркшира, — другое дело. Через этот район пролегал путь, по которому «черные» уходили из Виндзора после своих налетов. Вызывает удивление, насколько многочисленными были те, кто избегали поимки и рассеивались в лесах. К концу года по меньшей мере против девятнадцати человек рассматривались иски об объявлении вне закона. Несомненно, некоторые из этих лиц перебрались в Хэмпшир. 3 июня Бэптист Нанн, который шел за ними по следу как ищейка, «отправился в Хэмпшир, чтобы выяснить, как обстоят дела», и обнаружил, что «пять человек все еще держатся вместе». И снова ему удалось внедрить среди них шпиона, от которого он узнал, что Уильям Шортер, предполагаемый главарь беркширцев, сбежавший из-под стражи два месяца назад, присоединился к объявленным вне закона.

В конце июля произошла небольшая браконьерская вылазка в лесу Бир; в августе возобновились нападения в Уолтхэм Чейз. В середине августа умер епископ Тримнелл, и на той же неделе «дерзость» уолтхэмских «черных», по сообщениям, достигла прежнего размаха. 1 сентября, как только рассвело, произошла жестокая схватка семерых «черных» с шестью лесниками в Элис Холте. Молодой человек по имени Эллиот, спешившись, пытался поймать олененка и отдалился от своих собратьев. Лесники схватили его и связали. «Черные» попытались его отбить. Некоторое время противники, имея равные силы, дрались дубинками. Затем пошли в ход ружья. Джон Барбер, «черный», упал с раздробленным двумя пулями бедром; помощник лесника по имени Иарвейкер, или Эллекер, был убит выстрелом в грудь. После этого трое «черных» убежали, оставив двух других — Кингшелла и Маршалла — сражаться до конца за своего товарища. Их обоих одолели, и лесники задержали четверых пленников.

Они недолго удерживали раненого Джона Барбера. Кингшелл, Маршалл и Эллиот были отправлены в Винчестерскую тюрьму, а Барбера оставили в доме десятника в Бинстеде, к западу от леса, где его осмотрел хирург, объявивший, что тот слишком плох, чтобы его перевозить. Здесь, в ночь на 12 сентября, его отбили около двадцати его товарищей. Миссис Руперта Хоу полагала, что его не могли увезти далеко, да и хирург не ожидал, что он выживет. Во всяком случае, больше его так никогда и не поймали.

Эти люди, вероятно, не участвовали в первоначальном братстве «короля Джона». (Сообщалось, что банда в Фарнхэме, «о которой раньше так много говорили, совершенно рассеялась».) Может быть, они учились своему ремеслу в прошлом году у «короля Джона», а один или двое даже были под его началом. Эдвард Эллиот, которому было всего семнадцать лет, говорил, что примерно годом раньше

«30 или 40 человек встретили его в Суррее и поспешно увезли; их капитан сказал, что завербовал его именем Короля Черных, и он должен скрывать свое лицо и выполнять приказы, будь то ломать запруды рыбных прудов или убивать оленей, валить лес или делать что-то подобное, а если он откажется войти в их число и принести честную клятву хранить верность... то они превратят его во вьючное животное, он будет есть одни коренья, пить одну воду и возить на себе ношу, подобно их лошадям, и т. д.»

Эллиот якобы сказал еще, что видел, как они закопали в землю двух оскорбивших их мужчин по самые подбородки, а затем мучили и дразнили их, «как это проделывают с собаками». В конце концов ему удалось «спастись» из банды. Однако рассказы такого рода немногого стоят в устах человека, приговоренного к смертной казни; если он и «спасся», то, безусловно, потом доказал на деле, что готов и впредь заниматься «черным» браконьерством.

Участники стычки с лесниками были жителями нескольких деревень к востоку от Вулмерского леса, на границе Хэмпшира и Сассекса. О троих сбежавших было сказано, что они — «работники» из Брэмшота. Джон Барбер трудился на обжиге извести в Лургашалле на сассекской стороне границы; он поехал в Фарнхерст, где встретил Роберта Кингшелла — тот был либо сапожником, который делает кожаную обувь, либо подмастерьем сапожника. Барбер посадил Кингшелла к себе на коня, и они направились в Липхук, где нашли Маршалла (тот был слугой у фермера и мясника), ждавшего их на улице, «как было условлено». Маршалл сел на свою лошадь, и они поехали оттуда за Эллиотом и тремя другими людьми из Брэмшота. Затем они зачернили себе лица порохом. Эти детали говорят об уже сложившейся системе коммуникаций в сельской местности на расстоянии многих миль; даже работники и слуги не были настолько прикованы к границам своих приходов, как иногда предполагается.

Через два дня после стычки в Элис Холте произошел налет в лесу Бир, в котором участвовало десять или больше человек. Перебив сколько-то оленей в охотничьих угодьях на западе леса, они после полуночи ворвались в парк самого Ричарда Нортона в Саутвике и принялись убивать оленей и стрелять по охотничьему домику. Ударили в сигнальный колокол, и трое или четверо слуг Нортона выскочили на улицу вместе с несколькими безоружными жителями деревни. «Черные» закричали: «Бей, или погибни!» — «...и открыли по ним пальбу, а бедные деревенские жители услышали, как между ними свистят пули, и, непривычные к таким серенадам, отступили...». Нападение на Саутвик Парк было, с точки зрения «черных», тактической ошибкой. Это был (как отметил хорошо информированный корреспондент «Ландон джорнал») «первый случай, когда напали на мистера Нортона... хотя в его прудах полно рыбы, а в парке — оленей». Нортона «все любили», и, возможно, это помогло получить сведения о нападавших. Молчание сельской округи было нарушено, и кузнец из Саутвика изъявил готовность дать показания под присягой против троих портсмутцев, «известных похитителей оленей», которые, как он думал, участвовали в нападении. У двух из них нашли оленьи шкуры; след привел еще к двоим, один из которых, Томас Бартон, выступил свидетелем обвинения и назвал имена ряда других.

Опять-таки нельзя быть уверенным, что это были «черные» той же породы, что в 1722 году. Говорили, что первоначальная уолтхэмская банда «...сократилась до девяти или десяти никудышных парней», и некоторые из этой группы, возможно, самостоятельно охотились поодиночке, торговали дичью и т. д. Давший показания Томас Бартон был йоменом из Суонмора. Среди четверых захваченных мужчин были братья Джон и Эдвард Пинк, оба возчики из Портсмута; Ричард Парвин, хозяин постоялого двора в Портсмуте, и Джеймс Анселл, конюх. Выяснилось, что только двое из них (Анселл и Джон Пинк) причастны к нападению на Саутвик Парк; Эдварда Пинка и Парвина в конечном счете привлекли к суду за появление вооруженными и замаскированными в ходе более раннего налета (28 июля) в лесу Бир. Доводы против них были по меньшей мере неосновательными. Показания Бартона привели к тому, что в отношении еще восьми человек были объявлены судебные требования явки (прокламации), согласно Черному акту — за участие в стычке 3 сентября. Среди них были работник из Портси, мельник из Тичфилда, двое работников, мельник и садовник из Уикхэма (на окраине Уолтем Чейз) и двое работников из Фарнхэма. Один из обвиняемых имел, как было принято у «черных», псевдоним — «Лев», а трое мужчин (два мельника и работник) носили фамилию Хоббс и, предположительно, состояли в родстве. Нет никаких записей о том, что кого-нибудь из них судили или задержали.

Таким образом, к середине сентября в руках властей оказалось семеро заключенных: трое по делу в Элис Холте и смешанная группа четырех человек из Бира. Местным судьям не терпелось создать поучительные примеры. Нортон желал «покончить с этими арапами и бандитами», а Эллис Сент-Джон из Догмерсфилда на севере графства заявил: «...они стали невыносимой напастью, и ничто не может подавить их, кроме энергичного применения Акта, что мои собратья в наших краях и решили предпринять». Нанна послали на помощь Сент-Джону и Коупу, и он выяснил, что шайка Шортера теперь засела «в окрестностях Шервилла», выросла до двенадцати человек и ведет себя «очень решительно». Ему снова удалось внедрить среди них шпиона: «Здесь один человек из Холта, знакомый с Шортером и его шайкой, отправился действовать вместе с ними под предлогом того, что бежал из дома из-за убийства в Холте; дал ему 2 фунта, 2 шиллинга, 0 пенсов». Но это последняя запись в отчетах Нанна, и нет никаких документальных подтверждений того, что кого-нибудь из шайки Шортера когда-либо поймали. Вести о том, что Шортер все еще на свободе, вероятно, еще больше подогревали стремление лордов-судей вынести обвинительный приговор арестованным. «Эти люди в некоторых местах становятся все неистовее с тех пор, как против них был принят закон на прошлой сессии, — сообщал Делафэй Таунсенду, — и они должны ощутить его последствия, чтобы уняться».

Было решено впервые применить Черный акт во всей строгости. Поскольку дело в Элис Холте было связано с убийством, можно было бы добиться вынесения обвинительного приговора и в соответствии с обычными процедурами суда ассизов; или же власти могли бы действовать, как в Рединге, посредством Особой комиссии. Но Черный акт позволял лордам-судьям поручить генеральному прокурору передать судебное разбирательство в суд Королевской скамьи: «рассмотрение их дела в суде Королевской скамьи было признано менее дорогостоящим методом», чем Особая комиссия, «и гораздо более действенным; особенно теперь, когда мы можем рассчитывать на то, что жюри присяжных будут состоять из честных людей, преданных своему королю, службе стране и ее интересам». Повторение провала в Уоллингфорде, где присяжные признали обвинение «противоречащим доказательствам», было недопустимо. Поскольку это было первое применение нового закона, приняли серьезные меры предосторожности, чтобы обеспечить получение необходимых обвинительных заявлений в надлежащей форме: Пакстона, помощника солиситора Казначейства, направили в Хэмпшир помогать в подготовке дел; ходили слухи о готовящейся попытке вызволить узников из винчестерской тюрьмы, и были присланы войска, чтобы ее предотвратить. Теперь, в соответствии с Черным актом, были изданы прокламации (то есть судебные требования явки) против еще двенадцати человек, замешанных в стычках в Элис Холте и Саутвик Парке. Согласно положениям Черного акта, неявка любого поименованного в прокламации человека до определенной даты делала его виновным в тяжком преступлении и подлежащим (в случае поимки) смертной казни без суда и следствия.

Возможно, что именно в это время суд в Хэмпшире получил срочную докладную записку от смотрителя окружной тюрьмы в Винчестере. Тот писал,

«что в настоящее время у него под стражей находится очень большое число людей, обвиняемых в совершении многочисленных насильственных действий под маскировкой зачерненных и раскрашенных лиц и виновных во многих тяжких преступлениях, караемых смертной казнью; что у него также много других узников, которым вменяются в вину преступления не менее пагубные для земельных владений и привилегий некоторых добропорядочных подданных Его Величества...»

Узники тюрьмы «кажутся опасной шайкой негодяев, твердо намеренных, если их не держать в строжайшем заключении, дерзнуть или осмелиться на что угодно против общего спокойствия и освободиться, в попрание всех видов закона и справедливости и вопреки им». Кроме того, у смотрителя сидело под замком «огромное количество должников». Помещения тюрьмы были плачевно малы для содержания такого множества заключенных: он был вынужден держать вместе арестантов всех сортов, «беспорядочным образом», причем многие из них были больны (возможно, оспой). Он опасался, что в любой момент тюрьма может быть взломана заключенными «с помощью других негодяев снаружи (которые, несомненно, весьма многочисленны)». Судя по этой записке, Винчестер совсем не выглядит тем захолустным городком с большим собором, к которому мы привыкли. Смотритель просил о подкреплении «немедленно»: тюрьму необходимо было расширить, а существующие помещения укрепить таким образом, «чтобы она была тюрьмой не только по имени, но и отвечала бы целям, подразумеваемым этим названием...».

В последний день октября семерых обвиняемых доставили в кандалах из Винчестера в Ньюгейт, скованных между собой железной цепью, под охраной отряда Синей гвардии герцога Болтонского. Процесс вели Рэймонд и Йорк, адвокат и генеральные солиситоры, под председательством выездного судьи. Поскольку дело об убийстве могло рассматриваться только в том графстве, где было совершено преступление, то осудили троих преступников из Холта (Маршалла, Эллиота и Кингшелла) за появление с оружием и зачерненными лицами и убийство королевского оленя. Анселл и Джон Пинк были осуждены за то же преступление, совершенное в парке Саутуик и в лесу Бир. Эдварда Пинка и Ричарда Парвина судили по более сомнительному обвинению. Эдвард Пафорд, владелец пивной на краю Уолтхэм Чейз, показал, что они принадлежали к небольшой группе лиц, которые 28 июля убили оленя в Бире, принесли его к нему в пивную, съели на обед олений окорок, а затем отправились в лес за новой добычей. Их сопровождала привлекательная молодая женщина, Ханна Райт, верхом, с пистолетами и кинжалом на боку, которая перерезала горло раненому оленю. Парвин (хозяин постоялого двора в Портсмуте) заявил в свою защиту, что Ханна работала у него служанкой и ею «восхищалось несколько джентльменов». «Однажды, будучи в дурном расположении духа, она сбежала от него через лес... Думая, что ее уход может нанести ущерб его делу, он поспешил за ней и, пока искал, зашел подкрепиться в пивную [Пафорда]...» Здесь он нашел свою служанку, которую захватили «черные» и заставили резать их оленей. Его история была еще менее правдоподобной, чем версия обвинения; Ханну сочли «участницей банды», а Парвина осудили вместе с остальными. Вероятно, мир, в котором защищаться от обвинений в браконьерстве приходится с помощью признания в занятии сутенерством, перевернут с ног на голову.

19 ноября всех их приговорили к смерти. В Хэмпшире верили, что предпринимались решительные попытки добиться помилования для некоторых из них. На всем протяжении подготовки к судебному разбирательству сэра Джона Коупа беспокоило отсутствие уважения к нему как к основному депутату парламента от Хэмпшира: «Солиситор никогда ничего мне не показывает, а адвокат лишь изредка и понемногу, так что мне остается пробираться ощупью в темноте. [Так как] прислано шесть пустых назначений, у председателя голова пойдет кругом, другие будут обижены, и это слишком поздно. Дайте мне знать, что я должен делать, я устал от своего положения...» Ричард Нортон, получивший ободряющую записку от Уолпола, с тревогой писал 23 ноября, что в Портсмуте ходят слухи, будто грабивших его четверых «черных» приговорят всего лишь к высылке на каторгу. А если так, то они скоро вернутся с каторги, «чтобы мстить», «и каждый сможет возглавить новую банду, и, таким образом, не будет ли считаться, что для честных людей нет ни времени, ни милости, чтобы защитить их от оскорблений и убийств, [в отличие от] злодеев по отношению к королю и правительству, ибо так оно, в сущности, и есть, чтобы избежать должного наказания...». Письмо было неграмотное и маловразумительное, но смысл его был ясен. Уолпол поспешил успокоить Нортона, и лорды-судьи отказались рассматривать прошение о смягчении наказания в отношении Парвина и Кингшелла.

Всех семерых казнили в среду, 4 декабря, в Тайберне. Парвин, хозяин постоялого двора, до конца настаивал на своей невиновности. Он утверждал, что не смог подготовить свою защиту и оплатить вызов свидетелей только потому, что мэр Портсмута «завладел всем его имуществом», когда его арестовали. Пока он ждал в повозке, «жадными глазами он высматривал, [не везут ли] помилование, и все ждал, что его привезут прямо к виселице». Двое портсмутских возчиков, Эдвард и Джон Пинк, говорили, что их осудили на смерть за первое же преступление против оленей. Остальные и не пытались отрицать, что промышляли браконьерской охотой на оленей. Анселл сожалел только о том, что «причинил какой-то ущерб парку сквайра Нортона, потому что он слышал, что этот джентльмен, когда Его Величество спросил, что это за люди, которых называют Черными, дал о них очень благоприятный отзыв». Трое преступников из Элис Холта были неразговорчивы. Кингшелл, сапожник, обратился к религиозным обрядам, но (вспоминая стычку в Холте) заявил, что «честь не позволила им благополучно уйти и бросить своего друга в опасности». Генри Маршалл, невысокий, крепкий мужчина за тридцать, отличавшийся мастерством в «деревенских упражнениях» (однажды он сломал руку разбойнику с большой дороги, которого поймал во время ограбления), казалось, считал убийство лесника «пустяковым делом, и что он имел право встать на собственную защиту и не бросить товарища в руках врагов». Когда тюремный капеллан спросил его, «думал ли он о том, какой великий труд — раскаяться в грехе убийства, чтобы спасти свою душу от гибели», он посоветовал капеллану «уж лучше позаботиться о себе самом».

Все, за исключением Парвина, Эллиота и Пинкса, были неграмотны; но это не мешало им придерживаться решительных взглядов на пороки обычной юридической практики. Они считали, что им причинили лишения, когда судили не в том графстве, в котором произошли события, и не «судом присяжных из их родных мест». Несколько человек, как и в Рединге, были слишком больны, чтобы стоять в повозке перед казнью. Без сомнения, они также считали мучением эту казнь на глазах у толпы чужаков, посреди большого города, в котором вряд ли кто-то из них когда-нибудь бывал. Их смерть (на фоне множества регулярно происходивших лондонских повешений) не произвела особого впечатления. Формальный отчет об их преступлениях вошел в опубликованные тайбернские справочники, но нет никаких свидетельств того, что казненные выглядели в глазах лондонской толпы героями или чудовищами. Джек Шеппард и Джонатан Уайлд были куда интереснее.