Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Варвара Степанова. Человек не может жить без чуда. Письма, поэтические опыты, записки художницы. М.: Ад Маргинем Пресс, 2023. Составители Александр Лаврентьев, Екатерина Лаврентьева. Содержание
В конце 1933 года Родченко удалось приехать в Москву. В течение семи лет художники сотрудничали с издательством «Огиз-Изогиз», подготовили более двадцати тематических номеров журнала «СССР на стройке», пятнадцать иллюстрированных фотоизданий.
В августе 1941 года семья Родченко и Степановой выехала в эвакуацию в Пермь (Молотов), а затем — в Очер Молотовской области. Начиная с января 1942 года Родченко и Степанова пытались вернуться в Москву, но это удалось сделать лишь по очереди. Последней приехала их дочь — Варвара, семейное прозвище которой было Муля.
В. Ф. Степанова — А. М. Родченко
Молотов — Очер 25 января 1942 г.
Милый Хомик, понял ли ты из моих писем что-нибудь, не знаю твое мнение. Но я категорически решила терпеть все лишения, но перебраться сюда. Прошу тебя, отвечай мне: в состоянии ли ты один приехать сюда, или мне надо за тобой приезжать? Обязательно надо привезти все чашки и стаканы, здесь посуды нет. Все, что съедобное, тоже надо взять. Перебираться надо срочно, так как конец месяца, надо где-то получить карточки.
Пока прочного угла я еще не имею, но, когда ты с Мулькой будешь, здесь легче все это сделать. Тем более что вы там совсем голодаете. Как получишь это письмо, дай мне телеграмму на адрес Молотов, «До востребования».
Не знаю, как у Вас только с морозом, здесь уже стало теплее, сегодня 20 градусов. Я думаю, что это письмо получишь 27 числа, а 28 утром я буду звонить в редакцию.
Хомик, милый, сюда ехать обязательно, хотя здесь будем жить в кошмарных условиях, но придется терпеть месяца 2, потом, может быть, все изменится. Сегодня еще один угол смотрела, если завтра уговорю хозяина, то пока на нем остановлюсь.
Только меня беспокоят шубы, надо ли их тебе везти, или ты сможешь достать тулупы, отвечай телеграммой. Бегу в гостиницу, жду в ней ответ, целую, мой милый, и Мульку.
Твоя Варвара
А. М. Родченко — В. Ф. Степановой
Очер — Молотов Январь 1942 г.
Варвара!
Нужно выбираться отсюда во что бы то ни стало. С Левиным работать невозможно. Служить где-либо вроде газеты — бессмысленно. Я себя чувствую плохо при таком питании, как сейчас, меня ненадолго хватит. Нужно ехать куда угодно, лучше жить далеко, в Молотове, чем здесь. Мне тошно, голодно и скучно. Так что действуй и не звони больше попусту, а дай телеграмму, когда что-либо сделаешь. Только помни, если вздумаешь ехать в Очер, не замерзни, здесь уже неделю 60 градусов и двоих привезли с обмороженными руками и ногами. Вообще, береги себя, ты нужна не одной себе.
Целую. Род.
А. М. Родченко — В. Ф. Степановой
Москва — Молотов 8 октября 1942 г.
Милый Котя!
Я только что получил письмо от тебя, от Васи (Катаняна). Ты пишешь об очках. Я, к сожалению, этого не послал, т. к. не знал, что нужно, чулки послать я сам догадался. Но, может, кто еще поедет в командировку. Вася вкратце расскажет мои пожелания и планы. У меня подозрение, что времена уже прошли и надо только ждать и работать. А работать трудно вместе с беготней. Еда и забота о ней отнимает 75% времени. Ты, главное, питайся, а Мулька пусть сходит к врачу, и тогда будет ясно, отчего нервы.
Крепитесь, старики, берите пример с меня (вот как зазнался!), развел хозяйство и зову в гости.
Ну, целую. Анти
А. М. Родченко — В. Ф. Степановой
Москва — Молотов 21 октября 1942 г.
Я, конечно, вчера уже и выздоровел, и сегодня хожу опять. Альбомчик никак не осилю, плана нет, а тема какая-то бессмысленная. Мучился, мучился без тебя, решил не брать таких работ и сегодня снесу ее обратно. Буду брать по своим силам. А план я составлять не буду, срок короткий. Так что фабрика моя забастовала с одним мотором. Жду второго. Возьму работу более подходящую. Ты там, главное, не беспокойся. Масло еще не дали — 600 гр., а крупы вагон. Сегодня сварил суп овсяный, колбаса, лук, масло и шиповник. А сейчас иду отдать альбом.
Целую. Анти
В. Ф. Степанова — А. М. Родченко
Молотов — Москва 14 октября 1942 г.
«Как мирово! Как мирово!» Мулька танцует около твоей посылки, как индеец у костра. Она довольна чулками, а я папиросами... и ключом от квартиры. Кажется, будто есть надежда когда-нибудь ее самой открыть... Трогательность твоя беспредельна. В твою честь сижу курю папиросу. Она какая-то странная, ужасно вкусная, а Мулька натягивает чулки. Только ругаем тебя за песок: у нас есть, нам выдали, очень нехорошо, что ты послал свой. Мы сыты, нам всего хватает. Ты такой милый, не знаю, как тебя расцеловать. Больно ты далеко, сидя не дотянусь... Киса, малая, целую тебя безумно.
Не видела еще Васю, это Лиля (Брик) привезла посылку. С выставкой так запарилась, что не могу к ним съездить. Надеюсь сегодня все кончить. Это все так трудно, опишу отдельно.
Милый, приходится бросать письмо, надо уже бежать доклеивать монтаж. Печку затопили, а то не на чем варить клей.
Еще раз за все спасибо: и за штаники, и за портсигар.
[Приписка рукой дочери — В. А. Родченко.]
Здравствуй, милый папочка.
Получили посылку и очень рады. Я сейчас же надела черные, Майкиной бабушки, чулки. Я думала, что мне никогда подарка не будет. Большое тебе спасибо. Ты ключ уже прислал, ждешь маму. Целую тебя крепко, крепко.
Муль
В. Ф. Степанова — А. М. Родченко
Молотов — Москва 30 октября 1942 г.
Все-таки искусство — это великая вещь!
Милый Котька, вчера я слушала поздно вечером в библиотеке концерт — исполняли квинтет Шостаковича: хоть и рояль был паршивый и резонанс тоже, но все-таки это настоящее искусство. Я как-то немного собрала себя, хотя положение мое еще ухудшилось. Отсюда сейчас никакую командировку получить нельзя. Говорила я вчера с зав. сектором печати Обкома. Ничего не может сделать.
Твоя открытка о том, что ты обратно отдашь альбомчик для Киноиздата, тоже меня безумно огорчила, хотя я так и думала. Копаться с планом и вырывать из них материал — это самый паршивый момент нашей работы, и ты никогда этим не занимался. Все это часто надо было «высосать из пальца» и покрывать прорехи автора и составителя, только никто этого не понимает, как все это укладывается по страницам. Я тебя очень жалею...
Я сейчас напишу письмо Юдину (директор Огиза) и прошу тебя добиться к нему приема, чтобы он послал мне вызов для совместной работы. Кажется, Ильин близко знал его по работе, попроси устроить тебе свидание. Раньше они помещались на углу Орликова и Садовой, где Сельхозгиз и Воениздат. В этом большом здании, недалеко от нас. Вот это у меня к тебе единственная просьба. Захвати с собой «Первую конную», но только посмотри, подчищенный ли экземпляр. В случае моего отъезда без Мули я ей оставлю часть вещей, чтобы она могла продать, ведь ничего не известно, что будет в будущем... И так же придется продать бурки, чтоб было что ей оставить, хоть 1000 р. на сберкнижке. Такой мой план. т. к. письмо идет долго, то ответ на это письмо передай с Балабановичем или Андреем, кто-нибудь из них приедет сюда числа 15 ноября. И еще останется драп коричневый, не знаю, может, взять его с собой, ведь такого уже никогда не достанешь, а ни у меня, ни у Мульки нет пальто, какие-то сплошные оборванцы. Вот доработались, что все спустили: стоило из-за этого всю жизнь трубить, сидеть ночами, чтоб дойти до такого конца. Теперь уже ничем не поможешь, и всю жизнь надо начинать сначала. Единственно мне обидно за Мульку, что у нее даже одежи приличной нет; это называется дочь двух творческих работников... Нет ни обуви, ни пальто, ни платья... Надо было давно одуматься и вместо покупки библиотек и редких экземпляров всяких коллекций книг просто покупать отрезы. Теперь бы не сидели у воды без хлеба, не продавали последнее...
Теперь основная задача, чтоб дать тебе возможность заняться живописью, это то, что остается... Верно, что я сейчас похожа на Дон Кихота, борюсь с ветряными мельницами, кляну себя, а фактически могу употребить свою энергию только когда надо подсадить кого-нибудь в поезд и отправить багаж. Тысячи унижений, всяких просьб, и, главное, все бесцельно. Видимо, надо мной какой-то рок висит, я не могу себя утвердить в жизни...
Котька, получила от тебя сейчас бандероль с ключом, учебником анг. языка и химией и словари для Мули. Она еще на занятиях, придет и обрадуется. Кончу письмо и пойду в баню...
Как мне взять себя в руки, когда читаю твои письма, еще держусь, от них идет какой-то аромат близости и современности, и, как зачарованная, мечтаю, все забываю.
Послала вчера тебе эскизы альбомчика, если они до тебя дошли, то ты, наверно, страшно смеялся. Мне так хочется работать по-прежнему, а не заниматься этой мелкой починкой старых дыр Литмузея. Но это все в руках Юдина. Ему это ничего не стоит, мне стоит целой жизни... Он тебе хладнокровно ответит: «Отказать», не потому, что наша работа не нужна, а чтобы избежать лишнего мелкого беспокойства.
Закурила твоего замечательного табачку, как будто немного успокоилась.
Действительно, какими словами можно объяснить Юдину, что нам надо работать вместе...
Неудачная профессия, если бы мы были писатели, но мы работники полиграфии, а Юдин сам возглавляет одно из огромных издательских объединений. И все-таки ему все равно, будем мы работать или нет, а потом наши книги будут увозить в глубокий тыл, как государственные фонды; так вывезла наши книги Ленинская библиотека... А я, живая, бьюсь об стену, чтоб добиться возможности дальше работать. Я, если пробьюсь, опять книги буду беречь, как бережет Русский музей наши гравюры и ту же раннюю книжку на газетной бумаге... Живой человек должен быть ценнее сделанной им вещи.
Сейчас напишу Юдину, и конец будет попыткам. Точка. Больше предпринимать уже нечего.
Целую тебя крепко. Муля, наверное, обрадуется учебникам. Спасибо тебе за заботы о нас, жалких молотовцах.
Твоя молотовская грусняшка Варва
В. Ф. Степанова — А. М. Родченко
Молотов — Москва 4 ноября 1942 г.
Милый Котька. Сегодня довольно радостный день, получили от тебя приятную телеграмму. Это я так понимаю, ты получил багаж и от Андрея письма и бумагу. Утром Елена Яковлевна подарила мне 4 папиросы, одну выкурила сразу, а другую в честь твоей телеграммы. Получила второй словарь.
Муля безумно хохотала, глядя на фотографию, которую ты прислал с меня, что это я, видимо, была больна свинкой или у меня водянка, до чего толстая...
Еще сегодня были мелкие приятные события. Получила остатки сахару в виде 100 гр. песку, еще на несколько дней хватит. У нас теперь всегда есть немного песку, и мы пьем тепловатый чай с ложкой сахара. Кипяток ношу из библиотеки, так что мы тоже «буржуи». Твою телеграмму читали сто раз... Но вещи еще не разобрала, надо срочно что-нибудь продать.
Как бы тебя увидеть, хоть одним глазом. Как ты сидишь один в комнате и ходишь, и работаешь... и никто тебя не зовет чай пить, сам себя зовешь. Муля сегодня убралась, она сидит дома, поела морковки. Я ее не пустила грузить, чтобы совсем не разболелась. Она три дня ходила в мокрой обуви. Ты не горюй за нас, мы казаки, будем терпеть. Мы с Мулей теперь очень сдружились... Муля опять пишет дневник. Это я ябедница. Она сейчас тоже тебе написала...
Муле рассказала про сегодняшнюю встречу с Осей (Бриком). Как он меня звал обедать в столовую вместе, чтобы он мог взять 3 обеда с собой, и за это меня развлекал разговором. Он приехал один, и ему велели привезти сразу три обеда. Вот тебе все наши новости и наша жизнь.
Целую, твоя Варвара
А. М. Родченко — В. А. Родченко
Москва — Молотов 13 февраля 1943 г.
Дорогой Муль!
Пишу на открытке, ибо теперь буду писать мало, и ты пиши на открытке, скорее будем получать, да тебе некогда, нужно хлопотать.
Мы уже ждем телеграммы от тебя о получении наших документов, а ее все нет. Ну, у нас нового ничего нет, все думы о тебе... Желаем удачи, твои Хомики.
[Приписка рукой Степановой.]
Мулик, получили твои 54 письма, еще в дороге три письма твоих. Рады были письму. Сочувствуем тебе в химии... Вдруг я подумала, написала ли я, что документы послала «До востребования», не забыла ли?
Целую тебя, милая девочка
В. А. Родченко — В. Ф. Степановой
Молотов — Москва 12 марта 1943 г.
Мамуля!
Вчера послала тебе сотое письмо, но прости, что без марки. Жду ужасно твоих писем, но их еще нет. Только открытки. Сейчас утро, купила хлеба и жду, когда будет звонок о том, что готов кипяток, тогда попью чаю... Девчата похрустывают остатками хлеба, они уже съели, а я креплюсь. Вчера ходила чистить пути на Карла Маркса, но удрала оттуда. Хожу на занятия, вчера весь день была на химии... Сейчас мы поели хлеба с горчицей и кипятком. Светлана ушла в магазин купить хлеб на «послезавтра», но, может быть, и не дадут...
Мама, пиши мне чаще. Как же вы сможете сделать мне командировку? Плохо, что нам не дают мыла, нечем постирать белье, в баню хожу по выходным, прошел слух, что в студенческий магазин привезли печенье (по карточкам вместо сахара), но еще не продают... Вызова еще нет...
Ну пока, целую тебя крепко и папу.
Муль