Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Ольга Елина. Картинки с выставки: наука и технологии в раннем СССР (по материалам Всероссийской выставки 1923 года). М.: Рутения, 2024. Содержание
Всероссийская (Всесоюзная) сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка с иностранным отделом 1923 года была задумана как прорыв через послевоенную разруху в мир науки и технологий, рывок к коренному переустройству деревни. Выставка отразила курс на реформирование главной отрасли экономики — сельского хозяйства. В основе реформ — форсированное развитие всего спектра агрономической науки, от селекции до агрохимии, техническое перевооружение земледелия. Главный адресат реформ — крестьянин, которому предстояло стать «новым», освоить и научиться использовать на практике весь спектр агротехнических новшеств.
Выстроенная и новаторски оформленная за рекордные сроки, показавшая отечественные и зарубежные инновации, собравшая крестьян-экспонентов разных регионов СССР и разных форм хозяйствования, Всероссийская выставка 1923 года оказалась центром консолидации технократов и визионеров всех мастей — от организатора науки Сократа Константиновича Чаянова до идеолога трудовой крестьянской кооперации Александра Васильевича Чаянова, от создателя мировой коллекции растений Николая Ивановича Вавилова до главы архитектурного проекта «Новая Москва» Алексея Викторовича Щусева.
Многое из того, что демонстрировалось на Всероссийской выставке 1923 года, готовилось специально к смотру, часто в единичном экземпляре, и не отражало технологической повседневности Советской России начала 1920-х гг. Однако это не делает выставку симулякром: большой показ — всегда отбор лучшего, перспективного, что справедливо и для экспонента-государства. Трактор «Запорожец», «истребитель саранчи» самолет «Конек-горбунок», технологии Шатиловской фабрики очистки зерна — идеальные инновационные экспонаты, нацеленные на день завтрашний и быстро — а также массово — в него вошедшие.
Устремленная в будущее, Всероссийская выставка 1923 года эксплуатировала научное прошлое, опираясь на его фундамент. Почти все наукоемкие экспонаты, представленные как «советские», в действительности основывались на имперском наследии. Масштабные проекты, показанные на выставке — от освоения природных ресурсов Севера до «химификации» сельского хозяйства, от обводнения Голодной степи до сортосмены основных хлебных злаков на основе Госсемкультур, — были итогами исследований и разработок, начатых задолго до 1917 г. Несмотря на подчеркнутую дистанцированность от выставок прошлого, де-факто Всероссийская выставка 1923 г. уходила в них корнями. Она встраивалась в череду смотров, демонстрировавших общую тенденцию наращивания доли российских инноваций в мировом экспозиционном потоке. Продукция под маркой «Сделано в России» в новом советском изводе открывала дорогу в мир глобальной конкуренции, культурного обмена, научно-технического сотрудничества, рождала перспективу стать одним из его лидеров. Выставка 1923 г. оказалась важнейшей вехой на советском этапе этой траектории.
Первую советскую выставку не могли не использовать в пропаганде идей большевизма, не превратить в инструмент внешнего политического влияния. Если первое имело целью «соединение пролетариев всех стран», «мировую революцию», второе было направлено прежде всего на деловые круги. Для них создавался «витринный» образ Советской России как страны научно-технического модерна, торговой открытости и инвестиционных возможностей. Его успешному воплощению во многом способствовали устроители смотра, которые разработали концепции внешнего оформления, шедшие вразрез с имперскими традициями «терема-кремля». В 1923 году мир увидел яркий, современный выставочный город с удобными, светлыми, технологичными павильонами, при возведении которых архитекторы задействовали все направления современного зодчества — от неоклассицизма и модерна до конструктивизма. При этом «обложка» органично подхватывала и развивала сущностную сторону экспозиций: две группы экспертов-исполнителей, научная и художественная, работали бок о бок, единой командой новаторов. Коллективный механизм выставки сработал эффективно: иностранные участники нередко выступали в роли агитаторов установления государственных отношений с Советами. В итоге выставка отразила растущее влияние науки — и в целом культуры — как «новой дипломатии», универсальный и гибкий язык которой дополнял традиционный дипломатический.
Курс на науку и технологии, ставший основой Всероссийской выставки 1923 г., прямо выводил на процессы «советского нациестроительства», создания «нового советского человека». Идея ускоренного прохождения крестьянами-экскурсантами «школы выставки» — один из примеров приложения науки к формированию костяка нации, «нового крестьянства». Инструментом инновационных трансформаций являлись концепция и практики «смычки» — «города и деревни», «деревни и науки», агитационной трибуной и полигоном для которых стала выставка.
Если задаться вопросом, зачем в разоренной стране, с трудом восстанавливавшейся от катастроф войн, революций и голода, задумали столь масштабный, представительный и дорогостоящий смотр, ответ следует искать не только в области экономики, восстановления внешней торговли, привлечения инвестиций и пр. По результатам проведенного исследования можно предположить еще как минимум два мотива. Один из них — провести действительный смотр ресурсов и сил: потенциала недр, способности научно-технического сообщества проводить модернизационные преобразования и т. д. Другой, не менее важный и во многом символический, — сублимировать импульс «кипучей энергии» на площадке в сердце России, сделать выставку триггером и именно оттуда «дать старт борьбе за будущее», запустить «волну мобилизации», «фронт преобразований» по всей стране. Не случайно встречаем множество военных аллюзий и метафор, повторяющихся слоганов «боя», «атаки», «фронта». Показателен в этом смысле действительный «боевой рекорд» создания самой выставки за десять месяцев. Такой же «скоростной» и «мобилизационной» виделась индоктринированному руководству страны технологическая модернизация — залог построения нового общества. Эти мотивы, как показывает исследование, можно отнести к «активу» выставки, записать в выполненное. Действительно, к выставке успели подготовить масштабную панораму природных ресурсов страны, представили резонансные инновационные программы исследований и практические разработки. Большая команда ученых из сотен институций с центром в лице научно-технической группы Главвыставкома не только доказала готовность работать на «советский проект», но стала авангардом агитации за его реализацию. Мобилизационным настроем, «зарядом» выставки сумели распропагандировать широкие слои населения — крестьянство, иностранных гостей, городскую публику, чему немало способствовали литераторы всех мастей, в различных жанрах и формах передававшие идеи и «нерв выставки».
Вобравшая в себя лучшее из прошлого, устремленная в будущее, Всероссийская выставка 1923 г. принадлежала своему времени, являлась частью общего потока обновления, в который была погружена страна. Если использовать выставку как инструмент трансляции, подобный камере обскура, по отраженному ею изображению можно реконструировать важные элементы модернизации, связанные с различными ипостасями научно-технической политики начала 1920-х гг. в целом. Некоторые из них кажутся несочетаемыми с нашими знаниями о советском проекте в его «классическом» формате; они действительно растворились в последовавших волнах преобразований. Другие, напротив, прочно закрепились, прошли через все этапы и трансформации научного строительства.
Очевидный элемент — доминанта техники. По материалам выставки видно, как в еще полностью аграрной стране вызревали идеи сталинской индустриализации; техника и электричество как ее основа — сущностная составляющая многих экспозиций и павильонов Всероссийской выставки 1923 г. Знаковые экспонаты выставки — автомобиль, трактор, самолет — стали важными советскими символами, «героями» плакатов и агитационных кампаний: автопробегов, тракторных состязаний, общественного спонсирования авиации. Однако материальными носителями этой символики в начале 1920-х гг. оказались иностранные модели: «Мерседес», «Фордзон», «Юнкерс» и т. п. Машины, орудия, приборы, технологии переработки — приоритетные продукты, ускоренное масштабирование которых в раннем СССР было невозможно без привлечения иностранного опыта и капитала. Соответственно, базовым элементом научно-технического развития 1920-х гг. оказалось заимствование зарубежной техники и технологий: форсирование закупок, привлечение инженеров для реконструкции ключевых предприятий машиностроения, ввод новых мощностей «под ключ» — от строительства до запуска производства, организация иностранных агропромышленных коммун-поселений и пр. Гордость СССР периода нэпа — использование авиации в народном хозяйстве, в том числе в борьбе с вредителями, — опиралась на внушительные по объему закупки аэропланов иностранного производства: от немецких «Юнкерсов» до итальянских «Ансальдо». Нет необходимости напоминать о массовых поставках и одновременном выпуске лицензионных тракторов марок «Фордзон», «Холт» и других, на которых в 1920-е гг. обрабатывали землю в совхозах, на опытных станциях, в хозяйствах кооперированных крестьян.
Отсыл к крестьянским практикам выводит на вторую составляющую модернизационной политики — создание «науки для крестьянства», «воспитание» крестьян знанием. На выставке была устроена своего рода образцовая «школа для крестьян», где в ускоренном режиме их знакомили с азами технологической грамотности: читали лекции по ключевым вопросам агрономии, проводили практические занятия «на земле», знакомя с современными машинами, методами обработки почвы, севооборотами, приемами ухода за скотом и пр. Для агитации в пользу приобретения знаний использовали «смычку» в ее ипостаси противопоставления отжившего и передового: «деревни старой и новой», «сохи и трактора», «лучины и „лампочки Ильича“». Видя немощную «старую» деревню на фоне современной «новой», основанной на достижениях науки и техники, со всеми преимуществами городской жизни, крестьянин, предполагалось, осмысленно выбирал новое, готов был учиться новому. Идеологи «крестьянства будущего» рассчитывали, что апробированная на выставке модель «науки для крестьян» как облегченной формы приобретения знаний разойдется по стране вместе с выставочной волной, старт которой дала столица.
Идея «просвещения деревни» может показаться архаичной, подобной потерпевшему неудачу «хождению в народ» русской интеллигенции. К тому же она явно контрастировала с установкой на создание совхозов, предприятий «сельского пролетариата», изначально технически более грамотного. Но кризисное состояние сельского хозяйства не оставляло шансов выйти из него без «разворота» к крестьянину-единоличнику; политику провозгласили государственной, объявив о всемерной поддержке «индивидуальных трудовых хозяйств» и их кооперирования. Помимо долгосрочной аренды земли, рынка и других элементов нэпа, проложивших путь к торговле, кооперативному использованию техники, озаботились обучением крестьян на местах. Привлекли бывших агрономовземцев, перестроили работу опытных станций, ориентировав «на помощь единоличнику», проводили выставки-ярмарки с опорой на крестьян-«американцев», развивали институт «крестьян-опытников». По сути, речь шла о том, чтобы здесь и сейчас наверстать вековую отсталость, совершить прорыв в будущее, создать и расширить «крестьянскую науку». Амбициозный проект требовал времени для того, чтобы крестьяне-экскурсанты передали «товарищам по полям воспринятое на Всероссийской выставке», чтобы состоялись местные смотры, заработала сельскохозяйственная кооперация, система агрономической помощи и т. д. Но именно фактор времени оказался жестко ограниченным: уже со второй половины 1920-х гг. в руководстве СССР наметился иной курс — на массовую коллективизацию крестьянства, похоронивший идею «воспитания». Мы столь подробно говорим об этом элементе модернизации 1920-х гг., поскольку его трудно обнаружить, используя традиционную социально-историческую оптику. Всероссийская выставка 1923 года, первая и единственная, целью, «мишенью» которой было крестьянство, дает возможность рассмотреть идею и практики реализации в деталях. Если же анализировать выставку с точки зрения успеха ее проектов, «новое крестьянство» — проект несостоявшийся.
Третий элемент — институционализация. По отчетным документам Всероссийская выставка 1923 года собрала более 200 научных учреждений-экспонентов. Однако учтены были лишь имевшие «именное» пространство, стенд в павильоне; на самом деле участников оказалось значительно больше за счет коллективных, объединенных экспозиций. Примерно половина «именных» экспонентов — «старые», имевшие долгую историю институции, такие как не раз менявшая название Петровская (Тимирязевская) сельскохозяйственная академия, Воронежский сельскохозяйственный институт, Докучаевский почвенный комитет, ботанические сады — Главный академический в Петрограде, Никитский, Тифлисский, Сухумский и Батумский, сельскохозяйственные опытные станции (Шатиловская, Саратовская, Харьковская и другие). Крупные академические экспозиции вроде «Природы России» и «Населения России» формировали коллективно: среди участников подготовки значились университеты (Московский, Петроградский, Киевский), Академия наук с Комиссией по изучению естественных производительных сил и другими структурными подразделениями. Но основная масса экспонентов из мира науки — институции абсолютно новые, созданные при советской власти. Так, руководство Биологического института им. К. А. Тимирязева Коммунистической академии собиралось отметить его учреждение экспозицией на выставке. Институт Астрофизики, также молодой, заявлял о готовности участвовать и уведомлял руководство выставки, что в построении экспозиции исходил из учета роли смотра «как центра <...> широкой информации о связи между научной работой и техническим ее использованием».
На Всероссийской выставке 1923 г. заявили о себе новые опытные поля и станции, в том числе селекционные, возникшие на рубеже 1920-х гг. под эгидой Наркомзема на площадях и ресурсной базе крупных национализированных «образцовых хозяйств». Институтами, призванными заниматься прикладными медикобиологическими исследованиями, прирос Наркомздрав. Отдельная группа — учреждения Главнауки Наркомпроса: заповедники (Астраханский, Баргузинский, Воронежский, Галичья Гора и другие), краеведческие музеи, которые объединили свои демонстрации прежде всего в научно-просветительском отделе. Не забудем и об институтах Высшего совета народного хозяйства, показавших свои научные-практические разработки. В итоге по материалам выставки легко заметить: проведение смотра совпало с мощной волной институционализации прикладных и фундаментальных исследований. Не только Академия наук и университеты, но и научные подразделения ВСНХ, Наркомпроса, Наркомзема и Наркомздрава занимались разнообразным по форме и целям научным строительством, вбирали в себя существующие независимые учреждения вроде Докучаевского комитета. Выставка отразила важную составляющую научной политики 1920-х гг. — «институциональные эксперименты», поиск новых форм организации исследовательской деятельности.
Институциональная вариативность прикладных исследований подводит к тезису о месте практики в научных исследованиях 1920-х гг. Его хорошо описывала формула «смычки науки и практики», «связи между научной работой и техническим ее использованием». Практика еще не стала главным мерилом научной результативности. Но, например, в аграрной сфере сторонниками и пропагандистами немедленного практического применения научных разработок оказались сами ученые. Среди заявленных научным сообществом и определяющих траекторию науки лозунгов — и практически мичуринский «Познание природы дает возможность подчинить ее силы!», и увлекавший крестьян «Опытное дело [имеется в виду агрономия. — О. Е.] даст увеличение урожаев в два и три раза».
Элемент-символ, громко прозвучавший на выставке и не оставлявший Россию на протяжении десятилетий, — американоцентризм. Несмотря на тесное сотрудничество с Германией и явное доминирование немецких экспонатов и экспонентов на выставке, неожиданный лейтмотив ее агитационной кампании — стремление инновационно сравняться именно с Соединенными Штатами Америки. Он воплотился в девизе «Догнать и перегнать Америку!», актуальном в СССР — с перерывами и периодами тотальных запретов — вплоть до падения советского режима. Развернутое обоснование девиза прозвучало именно на Всероссийской выставке 1923 г. в выступлении одного из экспонентов, взывавшего: «Нам нужно, наконец, стать страной действительно культурной. Пора догнать нам заграницу. Совестно нам, русским, плестись со своим хозяйством сзади, на задворках иностранцев <...> И мы догоним Америку, мы ее перегоним». Напомним, что в опубликованной в 1920 г. крестьянской утопии А. В. Чаянова Россия к концу XX века перегнала Америку! Инженер-американец отправлен в страну «победившей крестьянской революции» изучать передовой аграрный опыт... Выставка отразила тот пограничный момент, когда веками определявшая научный климат России ориентация на Европу начала размываться, замещаться курсом на Новый Свет. Отдельные проявления интереса к американскому знанию, особенно в области агрономии, можно было наблюдать в дореволюционной России еще в конце XIX в. Но в 1920-е гг. ориентация на США оказалась актуализирована сразу по многим направлениям — от применения американских моделей управления (вспомним апокрифы о вожде революции, вдохновившемся идеей построить «Обновленную землю» по А. Гарвуду), организации науки (научно-координационная структура ВАСХНИЛ) до научного обмена, закупки техники и широкого трансфера — технологий, производств и целых коллективов «новаторов-американцев».