Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Владимир Пеняков. Частная армия Попски. Москва: Individuum, 2023. Перевод с английского Н. Конашенка, Н. Мезина. Содержание
Тем временем Чепмэн добился ошеломительных результатов в организации наблюдения за дорогами. Уже на протяжении пяти месяцев каждую ночь он снабжал 8-ю армию детальным отчетом о передвижениях по главной линии коммуникаций противника. Все работало как часы. На дороге посменно дежурили наблюдатели, информацию передавали по цепочке курьеры, диспетчеры контролировали процесс. Все они ежемесячно получали зарплату и премии за хорошую работу, а если кто-то ошибался и вел себя нерасторопно — платил штраф. Каждые несколько дней Чепмэн лично отправлялся к дороге и дежурил с утра до вечера, чтобы критически оценивать сведения от своих наблюдателей на других участках шоссе. Так он держал их в узде и наверняка знал: они действительно выполняют эту утомительную работу, а не сочиняют списки прошедших по дороге машин в тени своих шатров. Ему удалось разжечь в своих людях энтузиазм и привить любовь к точности, которая вообще-то крайне нехарактерна для арабов Джебеля.
Также Чепмэн подал мне секретный отчет о деятельности Саада Али Рахумы на посту интенданта, и расследование установило факты чудовищных растрат. Я немедленно освободил араба от административной должности и отправил его с разведывательной миссией к железнодорожной ветке из Бенгази в Аль-Абьяр и Барку. Поскольку я сам не особенно подходил на должность собственного интенданта, мне пришлось немедленно направить в Ближневосточное командование запрос о переводе к нам Грангийо, француза из Александрии, ныне капитана на британской службе: я знал, что он прекрасный администратор, а еще что он ищет работу и с радостью возьмется организовать наш тыл.
Между тем, отложив более простые дела, я собрался лично проверить склады. Выбираясь из нашего глубокого вади в Ар-Ртайме на плато, я увидел идущего мне навстречу араба. Он вел под уздцы лошадь, верхом на ней ехали два человека. Араба я вскоре узнал, это был Саид аль-Барази, он неоднократно выполнял наши задания в качестве агента. Хороший, спокойный парень, но вот кого он вез, оставалось для меня загадкой. Они были бородаты и в лохмотьях, но каким-то необъяснимым образом я сразу подумал о королевских ВВС. Саид аль-Барази сказал, что я должен с ними разобраться. На какое-то мгновение я счел их итальянскими шпионами, но, заговорив с ними, как мне казалось, на их родном наречии, в ответ я услышал запинающийся, но, без сомнения, лондонский кокни. Это были двое из восьми членов экипажа бомбардировщика, сбитого над Бенгази полтора месяца назад. Они долго блуждали по дикой пустыне, пока дружественные арабы не подобрали их в состоянии сильнейшего истощения. Их передавали от стоянки к стоянке, пока они не попали к Саиду аль-Барази, который знал про наш лагерь, поэтому сразу повез их ко мне, чтобы во всем разобраться. Когда бедняги поняли, что говорят с британским офицером, улыбка надежды на мгновение мелькнула на их лицах, но сразу потухла — уставшие и обескураженные, они решили, что я такой же бедолага, как и они (может, в чуть лучшем состоянии), а мой рассказ о том, чем я тут занимаюсь, сочли горячечным бредом. Мне пришлось развернуться, сопроводить их в лагерь и выдать каждому по полкружки виски, прежде чем я увидел, как на их изможденных лицах расплывается довольное выражение понимания: они действительно спасены и нашли того, кто о них позаботится. Я оставил их на попечении наших радистов, посоветовав кормить маленькими порциями, завернуть в одеяла и дать хорошенько поспать. Той же ночью мы передали по радио имена спасенных в штаб Британских военно-воздушных сил — теперь и командование, и родные знали, что эти ребята выжили.
Саид аль-Барази тем временем в лагере переговорил с моими людьми и подошел ко мне. Поблагодарив его за спасение офицеров Его Величества, я вручил ему вознаграждение, а он попросился ко мне на службу. Я заверил, что работа для него всегда найдется, однако у Саида есть семья и стада, за которыми он должен следить. Соответственно, он не сможет уделять достаточно времени нашему делу, а значит, его нельзя принять в штат.
— Забудь про мою семью и стада, — сказал он. — Хочу работать с тобой. Возьмешь меня в дело? Я приведу с собой лошадь.
Я согласился и сказал, что после аттестации он будет числиться рядовым в Ливийской арабской армии, где ему определят такое же довольствие, как и тем солдатам, которых я привел из Египта. Тем не менее его мотивы оставались для меня загадкой, и я расспросил о них своих людей. Выяснилось, что о нашем периодическом сотрудничестве узнали его соплеменники, один из которых был осведомителем у итальянцев. (Как тут не вспомнить присказку Саада Али Рахумы: «Все барази — предатели».) Саида предало собственное племя. Пока он отсутствовал, итальянская полиция провела рейд в его деревне, сожгла его шатер, перебила его скот и взяла жену в заложники. Детей забрали на попечение родственники. Потеряв все, он пришел просить у меня работу. Менее достойный человек кричал бы о своих страданиях и лишениях, но не таков простой сенусси — он просто попросил об одолжении позволить ему присоединиться к нашей борьбе против итальянцев. Ему казалось недостойным воина и мужчины выпячивать свою боль или докучать другу рассказами о своих несчастьях.
Я поручил Саиду аль-Барази разузнать о лагерях для военнопленных в районе Бенгази: мне пришло в голову организовать побег и вернуть часть узников в Египет. Саид должен был выяснить, где именно расположены лагеря, кого (британцев или индийцев) и в каком количестве там содержат, а также раздобыть сведения обо всех постах, защитных укреплениях и системе охраны в целом. Задача непростая, но он ускакал очень воодушевленным (его лошадь я выкупил, но разрешил ему ею пользоваться).
Эта идея пришла ко мне, когда через несколько дней после двух летчиков арабы поочередно привели к нам в штаб трех военнопленных. Всем им удалось удрать из какого-то лагеря, как они говорили, к югу от Бенгази, но точное его местоположение ни один указать не мог. Но им всем хватило ума двигаться к южным предгорьям Джебеля, где арабы их встретили, накормили и проводили к нам. Таким образом они довольно быстро и без особых происшествий добрались ко мне, хоть для этого и пришлось прошагать больше двухсот километров. Мне казалось, что если создать в лагере тайную ячейку и договориться с живущими поблизости арабами, то получится сформировать ручеек, а может быть, даже полноводный поток беглых военнопленных, которые будут с относительным комфортом добираться до наших позиций.
Я отправил радиограмму LRDG, чтобы они скорректировали маршрут своего патруля и забрали пять человек, которые оказались в моем лагере. Следующей ночью мы получили ответ: патруль R1 (новозеландский) выйдет на связь спустя три дня с южных склонов холмов Хакфат-Джильджафа и будет ждать в условленном месте встречи в 16:00. Вот туда мы и отправили всех пятерых беглецов верхом на верблюдах в сопровождении наших солдат. После несложного двухдневного перехода они прибыли в указанное место, их встретили и в лучшем виде доставили в Египет.
Вместе с ними уехал и бедняга Шортен, которого я отстранил от службы. Он, конечно, был очаровательным и отчаянно смелым парнем, но для моих задач не подходил: слишком юный и безответственный. Нельзя, чтобы такой человек командовал арабами, каждый из которых лучше, чем он, справляется с нашей работой. Тем не менее я дал ему блестящие рекомендации, и, вернувшись в Египет, он поступил на службу в полк SAS. Позже я с сожалением узнал, что он погиб, когда его джип перевернулся в ходе стремительного наступления после битвы под Эль-Аламейном.
Меня несколько беспокоило нарастающее количество визитеров, ежедневно прибывавших в наш лагерь в Ар-Ртайме. Мы становились чересчур знаменитыми, и неизбежно рано или поздно к нам бы нагрянули неподходящие гости. Так что я перенес штаб-квартиру в другое вади, у Хавлана, ближе к Мартубскому обходу и наблюдательным постам Чепмэна. Да и радиосвязь тут работала лучше. Рядом находился источник воды, а в дружественных шатрах поблизости всегда можно было купить молока, а иногда достать козленка или барашка. В Ар-Ртайме я оставил двух человек, чтобы они принимали всех посетителей и отправляли к нам только тех, за кого они могли ручаться. Радистов перемены в их скучной жизни особенно порадовали.
Я изучил содержимое наших складов и составил длинный список необходимого, который мы по радио передали LRDG. Через несколько дней пришел ответ:
ПАТРУЛЬ R2 ПРИБУДЕТ В БИР-БИЛАТЕР 4 ИЮНЯ В ДВАДЦАТЬ ОДИН НОЛЬ НОЛЬ СО ВСЕМИ ЗАКАЗАННЫМИ ПРИПАСАМИ ТЧК ТАКЖЕ С R2 ПРИБЫВАЮТ ГРАНГИЙО И ДВА АРАБА С ПРИПАСАМИ ТЧК БЛИЖНИЙ ВОСТОК ТРЕБУЕТ ВАШЕГО ЕМУ ВСЕМЕРНОГО СОДЕЙСТВИЯ КОНЕЦ СВЯЗИ.
Грангийо был тем офицером, которого я хотел заполучить на должность интенданта. Я поразился, что в ответ на мой запрос они устроили такую экспедицию, и решил, что, может быть, зря пренебрежительно относился к Ближневосточному командованию. Правда, последнюю фразу в сообщении я так и не понял. Неужели они думали, что я не окажу всемерного содействия офицеру, которого сам вызвал? Но эту мысль, лежащую за пределами моего понимания, я быстро прогнал.
Чепмэн, Шевалье и я в приподнятом расположении духа отправились к Бир-Билатеру на встречу с Грангийо. Дик Кроучер и его новозеландский патруль подъехали вовремя, и мы устроили вечеринку. Новозеландцы вообще отличные ребята, а искренний и веселый Кроучер был моим старым товарищем. На час мы отбросили обычаи арабов и запутанные отношения племен, забыли про наблюдение за дорогами и планы новых диверсий: мы болтали, пили пиво и ром с лаймом. Затем они уехали, а мы остались грузить привезенные ими сокровища на верблюдов.
Капитан Грангийо, теннисист международного уровня из Александрии, любил изображать стереотипного француза. Он вскрикивал, махал руками, и, хотя и не расцеловал нас, казалось, мог сделать это в любой момент. Его сопровождали двое солдат Ливийской арабской армии, а еще он привез множество таинственных тяжелых мешков, по форме напоминающих сосиски. Пока мы неспешно возвращались к лагерю, я поведал ему о специфике нашей работы и своих ожиданиях от него.
— Буду рад помочь вам, — сказал он. — Но у меня есть и свое задание.
— Какое задание?
— Этого я сказать не могу.
— Как так? — спросил я. — Ты сам не знаешь?
— Знаю, более или менее, — ответил он, как будто смущаясь. — Но об этом мне говорить запрещено.
— Почему?
— Это тайна, и у меня есть особые инструкции не обсуждать это с вами.
— Так ты прибыл сюда не по моему запросу?
— А у вас был интерес на мой счет? Мне ничего не говорили.
Ситуация сложилась идиотская, и мы оба расхохотались. Я отметил, что вряд ли смогу чем-то помочь, не зная, в чем суть его задания, а без моего деятельного участия он не сумеет выполнить свою миссию в восточном Джебеле, который в каком-то смысле находится под моим контролем. Возможно, он достигнет некоторых успехов, но информация о них обязательно дойдет до меня, таким образом, секрет неизбежно выйдет наружу. Так не лучше ли сейчас все рассказать мне? Тогда я действительно смогу помочь.
Грангийо не был дураком и понимал, какое положение я занимаю в Джебеле. В то же время как хороший военный он знал, что должен следовать приказу — до определенного момента. Он на мгновение задумался, склонился в седле и заговорил по-французски.
— Ce sont de cons, — он говорил о нашем каирском начальстве, — mon vieux Popski, mais nous allons être plus malins qu’eux.
Он рассказал мне, что из Англии на Ближний Восток пришло распоряжение содействовать побегам наших военнопленных и помогать им добираться до наших позиций. Грангийо присоединился к этому проекту. Его миссия в Джебеле заключалась в том, чтобы создать продовольственные склады на потенциальных путях следования беглецов и договориться с местными арабами, чтобы они помогали нашим отыскать провизию и добраться до подходящих точек, откуда их сможет забрать LRDG. В таинственных мешках, как он мне объяснил, хранились какие-то новейшие пайки, специально разработанные учеными, а еще он привез с собой 40 тысяч лир — чтобы подкупать арабов.
Я сказал, что схема выглядит вполне разумной и, вероятно, сработает, если немного адаптировать ее под реальные условия. У меня и так зрел похожий план, и я был рад помочь в реализации такого проекта.
— Не могу понять, почему полковник запретил мне говорить об этом с тобой, — задумался Грангийо. — Секретность секретностью, но кто-то же должен знать, что я тут делаю.
— Сколько лет твоему полковнику?
— На самом деле он пока еще подполковник. Довольно молодой, лет двадцать восемь, если не меньше.
— Кадровый офицер?
— Полагаю, что так.
— Думаю, дело здесь не в секретности, — сказал я. — У него мог быть другой мотив. Допустим, месяц назад твой полковник был простым капитаном. Возможно, у него есть влиятельные друзья или просто повезло. В любом случае он получил хорошее место в штабе с перспективами карьерного роста. Это много значит для кадрового военного, он постарается не упустить свой шанс. Он хочет преуспеть. Поэтому он отправил тебя за линию фронта туда, где, как ему известно, уже некоторое время работаю я. Он думает, что у Попски все схвачено. Он уверен, что если Попски узнает, зачем послан Грангийо, то Попски, конечно, поможет Грангийо, они спасут несколько военнопленных, а потом Попски присвоит себе всю славу. Его оценят в 8-й армии и заберут на повышение. А уж если Попски освободит всех военнопленных, то рано или поздно возникнет вопрос, почему организация, специально созданная для этого, не справилась со своей задачей. Возможно, ее расформируют и, скорее всего, сместят возглавляющего ее офицера, заменив его более опытным специалистом, хотя бы тем же самым Попски, хоть он всего лишь и майор. В результате твой начальник рискует лишиться звания, а то и, не дай боже, угодить на фронт!