Оскар Санчес-Сибони. Красная глобализация. Политическая экономия холодной войны от Сталина до Хрущева. СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2022. Перевод с английского К. Фомина. Содержание
Повторная встреча с Японией
Вместе с западными партнерами интерес к неосвоенному Советскому Союзу проявлял его бывший противник с Востока. Япония, находясь под американской оккупацией в послевоенные 1940-е годы, переживала плохие дни. Несмотря на знаменитый «обратный курс», начатый в 1947 году, японская промышленность продолжала страдать от нехватки капитала, а ее экономика — от разрушительной инфляции, которая сделала экспорт неконкурентоспособным и, таким образом, лишила страну твердой валюты. В 1949 году предложенная детройтским банкиром программа жесткой экономии, координируемая правительством генерала Д. Макартура, верховного главнокомандующего союзными оккупационными войсками (ГСОВ) — термин относился к администрации так же, как и к личности главнокомандующего, — позволила взять инфляцию под контроль, поставив японскую экономику на грань новой депрессии. В контексте отсутствия общеевропейского, скоординированного управления американской помощью и доступа к емким глобальным рынкам европейских империй существенная помощь Америки Японии в размере около 2 млрд долларов — по сравнению с 4 млрд долларов, полученными Германией в рамках плана Маршалла, — мало что сделала для улучшения ситуации. Затем, в 1950 году, японцы были переориентированы на обеспечение американской военной машины в Корее. В погоне за удовлетворением американского военного спроса японская промышленность за четыре месяца произвела больше, чем за весь предшествующий двадцатилетний период. Подобно потоку воды, пущенному в сухое русло запруженной реки, твердая валюта прокладывала путь через экономику Японии, переоснащая ее производство и модернизируя заводы; для описания военных закупок японские бизнесмены использовали иную метафору — «благословенный дождь с небес».
Наконец, японцам было за что благодарить Мао Цзэдуна: его победа в Китае подстегнула давно назревавшее корейское противостояние, она же превратила Японию в важнейший оплот антикоммунизма в Азии, подтолкнув правительство США к прекращению оккупации и предоставлению стране внутреннего суверенитета. Оккупация закончилась в апреле 1952 года; летом Соединенные Штаты потребовали, чтобы Япония присоединилась к КоКому и Генеральному соглашению по тарифам и торговле (ГАТТ). Последняя выходила из явного подчинения и официально включалась в сложную сеть международных режимов и институтов американской гегемонии, в рамках которой империя-неудачник смогла развиваться.
Однако в 1952 году мало кто мог предсказать грядущее возрождение японской экономики, и меньше всего — кремлевские чиновники, привыкшие обращать внимание на все еще не решенные социальные проблемы Японии, а не на воскрешение ее бизнес-элиты. Тем не менее в том объеме суверенитета, который японцы получили, советское руководство увидело возможность. Открылись перспективы прекращения японской торговой дискриминации и вовлечения азиатского соседа во взаимовыгодный бизнес, под которым понималась традиционная торговля между двумя странами: обмен японских тканей, кораблей и промышленного оборудования на советский лес, уголь, асбест и медицинские товары. Сталин не дожил до восстановления отношений буквально несколько лет. Советские коммерческие амбиции совпадали с амбициями многих бизнесменов Японии, в которой уже давно существовал чрезвычайный экономический интерес к ресурсам Сибири.
Однако больше всего усилий для успешного восстановления дипломатических отношений между Японией и Советским Союзом приложило рыбопромышленное лобби. Процесс этого восстановления был запущен визитом в Москву в октябре 1956 года премьер-министра Японии Итиро Хатоямы, за которым вскоре последовала первая волна японских деловых делегаций. Уже в 1956 году мелкие и средние компании Японии сформировали группу для изучения перспектив торговли с Советским Союзом. Деловые отношения были налажены через год. Все это привело к заключению в декабре 1957 года торгового соглашения между двумя странами. С этого момента торговый оборот ежегодно удваивался вплоть до 1960 года, после которого он продолжал расти с поразительной скоростью. Десять лет спустя он увеличился в пять раз, что сделало Японию крупнейшим торговым партнером Советского Союза за пределами СЭВ — пусть даже всего лишь на один год.
Японцы с самого начала четко обозначили то, что они хотят получить от новых отношений с Советским Союзом. Японские бизнесмены объяснили своему советскому партнеру В. Б. Спандарьяну, что у Японии есть потребность в сокращении дефицита торговли с США, вызванного главным образом импортом зерна, ячменя, хлопка, коксующегося угля и нефти. Большую часть американских товаров можно было бы заменить советскими, так как торговля с СССР велась бы на клиринговой основе. Как сказал Микояну во время поездки в Москву в 1959 году губернатор префектуры Ниигата К. Кадзуо, японская сторона в среднесрочной и долгосрочной перспективах уповает на то, что преодолеет свою зависимость от американской нефти и японская промышленность в будущем будет функционировать благодаря советской нефти.
Как и в ходе предыдущих встреч и переговоров, японским и советским торговым представителям потребовалось некоторое время, чтобы познакомиться друг с другом. И как обычно, у советских представителей было четкое понимание новых отношений, в то время как их партнеры — на этот раз японцы — долго думали над тем, какую пользу можно было бы из этих отношений извлечь. Могли бы советские представители использовать в сделках больше долларов и меньше фунтов? Могли бы они купить больше потребительских товаров? Советские представители оказались в знакомой им ситуации, и их ответ был, соответственно, отрицательным. Но взаимоотношения с японскими бизнесменами все же имели характерные отличия. Их первые два года были отмечены наплывом различных японских деловых групп, спешивших заключить сделки с СССР. Министерство внешней торговли быстро научилось использовать одну группу против другой, иногда заставляя представителей японских деловых кругов активно писать письма, в которых они жаловались на советскую нелояльность и предлагали с каждым разом все лучшие условия. Когда летом 1959 года японцы попытались рационализировать импорт из СССР древесины, создав ассоциацию, которая выступала бы от имени всех вовлеченных в торговлю групп, советское руководство заявило в ответ, что будет торговать только с отдельными фирмами, — нетипичная реакция для государства, которое часто поощряло появление таких рационализирующих процесс обмена ассоциаций в деколонизированных странах. В случае с Японией руководство СССР выступало поборником капиталистической конкуренции, даже если способствовало организации централизованной торговли на территории стран глобального Юга.
В конечном счете долгосрочное развитие советско-японских отношений зависело от нефти. Последняя была бы наградой для японских групп и объединений бизнесменов, прибывших в Москву вслед за дипломатами. В сентябре 1959 года президент Японской ассоциации по торговле с Советским Союзом и социалистическими странами Европы (СОТОБО) заявил Спандарьяну, что для доставки советской нефти в Японию потребуются значительные капиталовложения в инфраструктуру порта, расположенного на побережье Охотского моря. Прежде чем вкладываться, японцы хотели убедиться, что СССР будет поставлять нефть надежно и без перебоев. В этом случае советская власть не могла быть препятствием. Как отмечал Спандарьян, руководство всегда было готово подписать долгосрочные соглашения о поставках нефти и других товаров. Проблемы были связаны с Министерством международной торговли и промышленности (ММТП) Японии, которое нередко медлило и иногда отказывалось выдавать японским предприятиям необходимые разрешения на импорт советской нефти. И вновь за этой политикой стояли привычные финансовые ограничения еще не оформившейся Бреттон-Вудской системы, идущие в паре с американской враждебностью.
Положение японцев было не таким уж и плохим. Руководство Daikyo Oil (ныне Cosmo Oil), обратившееся к советской власти с предложением о покупке сырой нефти, хотело, чтобы она предоставила скидку, которая компенсировала бы потенциальный риск, связанный с отказом американцев от покупки товаров Daikyo по причине того, что они сделаны из советской сырой нефти. Более крупные игроки японского нефтяного рынка уже были связаны с американцами долгосрочными соглашениями, и только небольшие компании, не имевшие иностранного капитала, такие как Daikyo, имели гибкость, позволяющую им вести дела с Советским Союзом. Эти ограничения накладывались не только на продажу нефти. В эти первые несколько лет у СССР также были проблемы с продажей в Японии чугуна. Суть их заключалась в том, что за 1953–1958 годы Япония получила от Всемирного банка 101 млн долларов в виде займов (в эту сумму входили 73 млн долларов, предоставленные в 1958 году). Kawasaki, главная фирма — импортер чугуна, получила 20 млн долларов в 1957 году, 8 млн — в 1958 году и надеялась получить еще 20 млн в 1959 году. Советской стороне было сказано, что японские сталелитейные заводы чувствовали моральную ответственность перед своими американскими кредиторами, связанными с западной финансовой сетью, которая не будет благосклонно относиться к бизнесу с СССР. Такие моральные сомнения, как представляется, можно было бы снять, если бы советское руководство продавало свой чугун по более конкурентоспособной цене, — по крайней мере, так считал японский торговый представитель.
В марте 1959 года советское предприятие «Союзнефтеэкспорт», занимающееся экспортом нефти, начало изучать проект, воплощения которого ждали японцы: трубопровод, по которому западносибирская нефть шла бы на Восток. Советское руководство хотело получить взамен трубы и цистерны. В качестве пилотного проекта предполагалось проложить трубопровод от Урала до Иркутска, из которого нефть бы доставлялась поездом. Проект должен был быть завершен к 1961 году, но сначала необходимо было дождаться его согласования с Токио. В течение следующих десяти лет привлечение к строительству нефтепроводов в Советском Союзе иностранных инвестиций станет одним из самых важных и имеющих далекоидущие последствия проектов коммунистической власти. Японии, увы, придется ждать долго. Но это разочарование пришло позже. В 1959 году оба партнера все еще изучали друг друга. Чуть ранее, в декабре 1958 года, западноевропейские валюты — но не йена — стали полностью конвертируемыми, раскрыв потенциал Бреттон-Вудского соглашения и ускоряя международную торговлю. В Японии ходили слухи, что рубль тоже станет конвертируемой валютой. На вопрос взволнованного японского дипломата о статусе рубля Спандарьян ответил, как всегда ясно и прямо, что в Советском Союзе такие слухи не ходят.