Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Эрика Манн. Школа варваров: воспитание при нацистах. СПб.: Jaromír Hladík press, 2023. Перевод с английского Владимира Лазариса. Содержание
Гитлер сумел распространить как важный фактор своей внутренней политики ощущение, что война близка. Немецкий народ вообще считает, что война уже идет.
Можно заставить народ терпеть голод, отсутствие свободы и произвол, приносить себя в жертву, можно поднять людей на сверхчеловеческие свершения, убедив их, что они живут в исключительных обстоятельствах. Можно конфисковать их собственность и ввести военное положение — но только в том случае, если люди убеждены, что они уже на войне, что надо сражаться, воевать и умирать за свою землю. Люди, стоящие у власти, оказались фокусниками, создавшими в Германии именно такую атмосферу и убедившими, особенно молодежь, в том, что битва уже идет, и это всерьез.
Но где же враг?
Никто не знает. Фюрер приказывает — народ подчиняется.
Он — главнокомандующий армией в фантастической войне с невидимым врагом. Гитлер, которому Германия и Австрия сдались без малейшего признака борьбы, человек необразованный, но поклонник Вагнера, любитель кроваво-красных флагов и тайных полуночных клятв. Вечером 30 июня 1934 года, в тот день, когда он убил своих лучших друзей, он слушал музыку, которая так волновала его, что он испытывал почти сладострастное чувство при мысли о том, сколько крови было пролито. Он — идеальный полководец этой не существующей, а лишь желаемой войны. Две натуры уживаются и взаимодействуют в нем: романтическая, движимая мистической кровожадной фантазией, и расчетливая, осторожная, движимая звериным упорством, которая держит свою жертву за горло мертвой хваткой.
Но, если даже существующая только в мечтах война станет реальностью и Гитлеру нужно будет защитить себя от зримого врага, окончательный исход такой войны может зависеть от того, какая из его натур возобладает — натура затворника или хитрого, твердолобого упрямца.
Периодические издания оказали Гитлеру неоценимую услугу: они-то и помогли сплотить его «государственную» молодежь, приучить ее к голоду, к стремительным маршам, к тяготам выдуманной фюрером войны.
Один из наиболее важных молодежных журналов, «Г. Ю. (Боевой листок Гитлерюгенда)», пишет: «Гитлеровская молодежь! Вы стоите в центре сражения! Вооружайте себя чтением „Г. Ю.“!» («Г. Ю.», 11 сентября 1937 года) Это — постоянный лозунг журнала, почти все содержание которого — эссе, поэмы, рассказы, воспоминания — делает акцент на «битве».
Но Гитлерюгенд — официальная организация всемогущего правительства, которое ни с кем не сражается. Какое сражение возможно внутри государства? Какое сражение тут прославляют?
Годы борьбы перед тем, как Гитлер захватил власть, отражены в этих журналах. Редакторы вынуждены хвататься за соломинку, выискивать в истории те случаи, когда Гитлерюгенд действительно за что-то «сражался». Были «битвы в залах», когда юные нацисты разгоняли митинги пацифистов, и «уличные бои», во время которых республиканская полиция арестовывала гитлеровских молодчиков за их поведение. Но все-таки это была борьба! Были великие дни, когда одни юные нацисты стояли на страже, пока другие рисовали свастику или развешивали нелегальные плакаты; демократическое правительство можно было обмануть сотней способов. «Нелегальные плакаты» пестрят почти в каждом номере нацистских молодежных журналов; даже наиболее умеренный журнал «Помогай вместе!» не может не упомянуть об этой детали «боевых лет».
Некий Петер Остен в очерке «Лихие берлинские мальчишки» («Помогай вместе!», сентябрь 1936 года) рассказывает о своем прошлом опыте, «печальном и радостном». Он пишет: «Мы были только небольшим отрядом гитлеровских мальчиков и девочек и помогали с плакатами и газетами. Складывали пачками „Атаку“ и „Сигналы“ с утра до позднего вечера. Примерно после часа ночи мы полностью заканчивали нашу работу. Но большинство из нас не могло идти домой так поздно, так как наши родители думали, что мы отправились в поход вместе с безвредными бойскаутами, и мы продолжали заниматься пропагандой. Как-то раз мы решили рисовать плакаты. Для этого было самое подходящее время. Нам не хватало только одного: краски и двух кистей. Но неожиданно появилось и то и другое. Лулу, один из наших лучших и наиболее активных членов, „организовал“ их откуда-то. После этого мы занялись разведкой нашего района. Впереди шли плакатчики, а за ними, на тот случай, если застукает полиция, несколько „обычных прохожих“».
А немного раньше, в этом же тексте, описывая агитационную поездку на автомобилях, которые члены Гитлерюгенда совершали по стране в больших количествах, Остен пишет: «Вначале все шло своим чередом, и некоторые из нас были немного разочарованы, что не случилось ничего нового. Несколько рабочих-коммунистов прошли мимо нас и вызывающе прокричали нам свое приветствие: „Рот фронт!“ Конечно, мы рассмеялись в ответ. Но затем решили развлечься. Автомобиль остановился, и несколько наших ребят сделали свою работу быстро и чисто».
Петер Остен вспоминает и другой эпизод из жизни «нелегальных плакатчиков»: «Ганс надвинул на лицо фуражку, крепко зажал подмышкой портфель и быстро зашагал к назначенному месту. Голубой термос для кофе торчал из его кармана, придавая ему вид молодого рабочего. С бешеной скоростью Герхард примчался к месту встречи на велосипеде. Они весело поздоровались, и оба решили, что на самом деле удачно замаскировались. Дальше они пошли вместе и в конце концов присоединились к другим, за садами на окраине города. Все громко смеялись. В центре группы стояла девушка, которая бойко заигрывала с трубачом Вернером. „Просто для практики“, — сказала она, вернее он, ибо это был не кто иной, как Трауготт, чья гладкая кожа как нельзя лучше подходила для его роли. „Тихо! — скомандовал Герхард. — Сейчас мы прежде всего заберем инвентарь“. Тут же появились две большие банки с краской, две новые кисти и немного клея. „За краску и кисти вы можете благодарить меня“, — гордо объявил Вернер. Вскоре все было готово. „Если кто-нибудь из нас попадется полиции, ничего не говорить про остальных“, — сделал последнее предупреждение Герхард, предводитель группы.
Два мальчика на велосипедах поехали на разведку окрестностей, чтобы избавить группу от неприятных сюрпризов. Перед мальчиками, которые должны были малевать надписи, взад и вперед разгуливала парочка влюбленных. В их небольшой дорожной сумке были все необходимые инструменты. И вот художники надели перчатки и выбрали симпатичный черный забор как свое первое поле деятельности. Влюбленные тоже не стояли без дела, а взяли одну из банок с краской и начали бесстыдно мазать асфальт...»
Когда в конце концов появилась полиция, юные гангстеры без труда направили ее по ложному следу. И полиция, ничего не подозревая, пустилась на поиски преступников, которые нарушили ночной покой.
«— Порядок, — сказал Ганс, — наши липовые влюбленные были хорошей идеей.
На рассвете мальчики разошлись по домам, продолжая возбужденно обмениваться впечатлениями».
У этой героической истории есть все приметы «боевых времен»: тут и часовые, и краденые инструменты, и трюк, проделанный с полицией, и маскировка Трауготта. Портрет мальчика с гладкой кожей, переодетого девушкой, «бойко заигрывавшей с Вернером», — еще один пикантный момент, который вполне типичен. Капитан Рём был не единственным гомосексуалистом в рядах нацистов, и организация Бальдура фон Шираха по-прежнему верна традиции Рёма.
Сам Ширах — редактор журнала «Немецкая девушка», который позволяет ему по-братски и очень чутко интересоваться такими вопросами, как «духовное положение женщины в Германии» и «ее великая миссия», и «всеми специфическими женскими задачами». А Гитлерюгенд, наоборот, «подчеркнуто мужской союз и в том, что касается униформы, и еще по двум признакам: беспощадности и твердости взглядов» («Немецкая девушка», 15 декабря 1933 года). Обратите внимание на слово «беспощадность», которое носит почти хвалебный оттенок, делая это качество желательным.
Есть целый набор слов, которыми нацисты пользуются, полностью искажая их общепринятый смысл и придавая им благородный оттенок. Например, такие слова, как «твердый», «беспощадный», «безжалостный» и даже «варварский».
Хоровые песни и пьески нацистской молодежи остаются варварскими в том значении этого слова, в котором оно употребляется за пределами Германии. Их тексты можно найти в журналах, в брошюрах, в любом номере особо рекомендованных изданий, а иногда их распространяет администрация Гитлерюгенда. В брошюре «Песни для похода и военного лагеря», изданной по распоряжению одного из краевых отделений Гитлерюгенда, вы найдете песню «Пусть только придут»:
Пусть снова Моисей придет
И свой народ он уведет
В обетованный край,
Пускай расступится вода
Пред ними снова, но, когда
Меж стен воды пойдут, пускай
Сомкнутся стены невзначай
И поглотят евреев воды,
И мир сойдет на все народы.
Другой песенник, под названием «Трум-Трум. Песни для Юнгфолька», предназначен для детей от десяти до четырнадцати лет. Вот пример одной из песен:
Штурмовики, и стар и млад,
К оружию, скорей,
В отечестве немецком
Бесчинствует еврей.
Или такая:
В пулемете сто патронов —
Как один ударят вмиг,
В кулаке моем граната,
Только сунься, большевик!
Всем этим воинственным песням, наполненным ненавистью, обучаются дети. И все эти песни отличаются той же эмоциональной неразберихой, которая типична для Гитлера и его соратников: смесью жестокости с романтическими штампами.
Бей, барабанщик, в барабан,
Веди нас на Москву!
Пред нами большевистский стан
Склонит свою главу!
Пусть розы вспыхнут вдоль дорог,
Когда пойдем мы на Восток!
Или еще такая, из сборника «Для нас никогда не заходит солнце. Песни Гитлерюгенда»:
Омытый кровью выше стяг,
Кто любит лишь себя, тот — враг...
Когда придет отмщенья день,
Мы встанем под святую сень
Победной свастики и вместе,
Чуть утром озарится твердь,
Под стягом фюрера — на смерть!
Розы вдоль дорог и заря дня сражения — старинные образы немецких военных песен. Но не детских. К тому же в тех песнях развевался флаг отечества, а не гитлеровский флаг, во славу которого будет начат поход на Россию.
Все эти сборники песен на один манер. У них даже обложки одинаковые: гитлеровские дети, флаги, барабаны, свастики. Такие же песни есть и для девочек. Например, такая, из сборника «Гитлеровские девушки. Сборник песен для девушек и женщин»:
Враги стоят у рубежей державы,
На Запад и Восток направь свой взор,
Пусть знают: мы дадим отпор.
Чем больше их, тем больше славы!
Вперед, коричневое войско! В бой!
Веди нас, Гитлер, отстоим наш кров
От всех врагов,
Веди, мы — за тобой!
Песни, стихи, альманахи и «детские игры» — все они пропитаны воинственным духом. Если спросить, как мальчики проводят вечера дома, любой из них, скромно потупив глаза, расскажет вам, как хорошо ему живется, как он только что участвовал в спектакле под названием «Масонский цирк». Он не знает, кто такие масоны, но расскажет о противном волшебнике и об ужасном еврее Амшеле Ротшильде — директоре цирка. Есть также «черный брат», злобный, комичный, в церковном одеянии, и «красный медведь» с русским акцентом, и простофиля с «английскими» манерами.
— У меня была хорошая роль, — говорит мальчик. — Меня загримировали под Марианну и с ног до головы обрызгали духами. Я должен был изображать Францию, понимаете? Это была политическая пьеса.
О, политическая пьеса! Это хорошо. А что в ней происходит?
— Вы сами хорошо знаете, что происходит! — говорит он с хитроватой улыбкой и подозрительно смотрит, не веря, что вопрос без подвоха. Он растягивает фразу, как хороший актер ударную реплику:
— Немец Михель побивает их всех!
Ну, разумеется, побивает...
— Хотите, я вам все изображу? — спрашивает он. — Мы репетировали тысячу раз, до того, как показали спектакль на областном митинге. Я знаю каждый акт наизусть, с любого места.
— Хочу. Например, что Марианна говорит красному медведю?
Покачивая бедрами, он изображает развязную походку уличной девки Марианны. Делает он это довольно успешно. А медведь угрожающе поднимает лапу.
— О, какая красотка! — рычит он.
— О, милый красный медведь, — щебечет он в ответ фальцетом, покачивая бедрами, и затем, с поднятым вверх кулаком (дуэт, — объясняет он):
— Давай заключим брачный союз.
«Нерушимый союз против Михеля», — расчетливо прикидывает Марианна, но медведь знает, что ему нужно, и продолжает грубо и алчно:
— Я хочу тебя, моя радость, я съем тебя, любимая, в один присест!
Просто замечательно! Мальчик — такой покладистый и такой хороший актер!
— И что же на это отвечает Михель?
Он хмурится, выпрямляется и начинает говорить хриплым монотонным голосом:
— На Женевском озере стоит дом, и много людей входит и выходит, и они говорят, говорят и говорят!
— О! — перебивает он себя. — Меня сейчас стошнит от этого разоружения! Мне надо выйти из комнаты. Убирайте тут за собой без меня!
Он корчит рожу, с отвращением трясет головой, в ярости высовывает язык и сплевывает. Спектакль окончен, он выходит из роли.
Играл он очень мило и даже убедительно, но без малейшего понимания.
— Все они такие, — говорит он бесцеремонно, — все.
Он знает и другие пьесы, знает, где их найти. Вышеупомянутая пьеса была опубликована в сборнике «Игры немецкой молодежи», который издает департамент культуры управления имперской молодежи НСДАП, а есть еще сборник «Цирк в походном лагере», в котором собраны игры и шарады — вопросы и ответы.
— Вы эту книжку знаете? — спрашивает он.
— Не знаю. А что это за книжка?
Он широко, как только может, открывает рот, и откидывает назад голову с копной мягких белокурых волос. «Такая там картинка, — объясняет он, — это французы. Они остолбенели, когда поняли, что им теперь не взять нашу Рейнскую область».
Совсем неплохо.
— А еще?
Он выдергивает из своей чудесной шевелюры волос и размахивает им.
— Видите это? Вот на таком волоске висит Лига Наций!
Затем в игру вступает другой мальчик и говорит:
— Мысли о Лиге Наций вызовут у вас зубную боль. Мы ее вылечим. Мы вырвем больной зуб.
— Зуб? — переспрашиваю я.
— Я не знаю, зуб или Лигу, — отвечает он равнодушно, — но это все равно.
Это — единственное мнение, которое он высказывает, повторяя заученные слова без всяких эмоций. Игры его не волнуют. Он вынужден в них играть, и они вошли у него в привычку, которая со временем обернется равнодушием. Но сейчас ему надо идти. Завтра у него экзамен.
— Конечно, иди домой, — говорю я, — и садись за учебники...
— Учебники... — повторяет он в присущей ему задиристой, небрежной манере, а на лице написано удивление. — Мне учебники не нужны. Это экзамен по оборонительному спорту, но в этот раз он очень трудный. Я просто не могу его провалить. Он — самый важный из всех двадцати двух спортивных экзаменов. Пора идти, у меня еще час тренировки. Хайль Гитлер!