В проекте АСТ «Редакция Елены Шубиной» вышло переиздание «Елтышевых» — семейного эпоса Романа Сенчина, впервые увидевшего свет в 2009 году. В свое время роман был откровенно недооценен и не получил ни одной значимой литературной премии, однако критики преимущественно сходились во мнении о том, что «Елтышевы» достойны намного большего — вплоть до включения в школьную программу. Новое издание дополнено ретроспективой рецензий на роман (в том числе текстами Льва Данилкина, Виктора Топорова и других авторов), а также специально написанным послесловием, которое «Горький» сегодня и публикует. В нем литературный критик Константин Мильчин объясняет, почему роман Сенчина можно по праву считать одним из ключевых текстов русской прозы рубежа нулевых и десятых.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Роман Сенчин. Елтышевы. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022. Содержание

Константин Мильчин. Возвращение романа

Начнем издалека, причем совсем издалека. Лет двенадцать назад на одной из московских книжных ярмарок меня окликнул некий юноша. «Я такой-то, — представился он. — Я присылал вам свою рукопись. Вы ее, конечно же, не читали». Рукопись категоричного юноши я странным образом читал, хотя критики, и я в их числе, редко открывают самотек; в повести речь шла про успешного офисного клерка из Москвы, который нехотя возвращался в родную рязанскую деревню. Первые страниц сорок герой настолько долго и настолько обстоятельно рассуждал о преимуществе города над деревней, что у меня сразу же закралось подозрение: в конце произведения герой радикально поменяет свои взгляды. И действительно, так и случилось, все заканчивалось торжественным переселением героя с чадами и домочадцами на его сельскую родину, а еще триумфом дыма отчества над западными соблазнами.

Я вежливо объяснил начинающему литератору, что повесть его никуда не годится, потому что все описанное там — обман. Черт с ним с Западом, но вот отравленный или, если хотите, пропитанный городом человек ни в какую деревню вернуться уже не сможет, да и не ждет там его никто. Категоричный юноша пытался возражать, но я просто сказал: «А как же „Елтышевы?“» И тут начинающий прозаик как-то сразу сник, потому что тогда слава этого романа была велика. Сладок миф о деревне, о возвращении в некоторую традицию, к корням, к пасторали, хочется изобразить деревню именно такой. Грубо было бы сводить функционал книги Романа Сенчина исключительно к прививочному, хотя как вакцина от пасторального мифа он тоже хорошо работает. Но дело тут не только в этом. «Елтышевы» остаются одной из главных книг рубежа нулевых и десятых, которую дружно и преступно проигнорировали все литературные премии. Попробуем объяснить, чем именно этот текст столь значим для литературы.

Начнем с краткого пересказа сюжета: глава семьи Елтышевых, сотрудник милиции, из-за скандала вынужден покинуть органы. А вместе с увольнением рушится вся устоявшаяся и относительно сытая жизнь, потому что квартира была казенная, положенная только действующим сотрудникам. Жить теперь семье, главе семейства, матери, сыну и еще одному сыну, который вот-вот должен выйти из тюрьмы, негде, но есть дом в деревне — значит, можно переезжать туда и попытаться там наладить какое-то существование. Возможно, Елтышевы теперь возродятся в деревне. Ренессанс через возвращение к сельским корням предсказуемо не получается — как потому, что городские уже не могут стать деревенскими, так и потому, что деревня сама в полнейшем кризисе и не способна никак помочь семье. Деревня конкретная и деревня как институция. История Елтышевых начинает стремительно приближаться к предсказуемой катастрофе, но дальше мы встаем на путь спойлеров. Лучше обратимся от романа к автору.

Роман Сенчин — мрачный, редко улыбающийся человек, который и сам не смеется, и глаза его никогда не смеются. Он родился в столице Тувинской АССР. Про Кызыл и Туву он напишет довольно много крайне любопытных текстов. Но тут важно другое: в начале 90-х его семья, как и многие русские жители республики, была вынуждена переехать в соседние регионы. Какое-то время семья будет жить в деревне, примерно как и Елтышевы, и часть книги безусловно автобиографична — до такой степени, что в начале 2010-х кто-то из коллег называл писателя выжившим Елтышевым. Да не только выжившим, но и действительно возродившимся, правда, уже в Москве. Сенчин закончил Литинститут, начал публиковать рассказы и повести, писать рецензии (отличные, кстати) и сочинять opus magnum. В 2009-м «Елтышевы» были опубликованы, прочитаны, недооценены. Через пару лет Сенчин все-таки получит одну из «Больших книг» за полупублицистический роман «Зона затопления» о жителях деревень, которых должны переселить из-за строительства гидроэлектростанции, потому что «цивилизация требует жертв». Но именно Елтышевы — один из ключевых текстов русской прозы рубежа нулевых и десятых. Почему? Потому что именно он продолжает лучшие традиции отечественной и мировой литературы.

В золотом веке русской литературы, который был в реальности не в первой половине ХIХ века, как учат в школе, а во второй половине того же столетия, когда наша словесность была, пожалуй, ведущей в мире, основой, стержнем, сутью прозы были романы о семьях. Да, в центре сюжета находились герои, их сомнения, взросления или деградация, а попутно происходили события большой всемирной или российской истории. Но это еще и книги о семьях, о родах, об их возвышении или падении.

«Война и мир», «Братья Карамазовы», «Отцы и дети», менее известные сейчас, но гремевшие тогда «Гарденины» Эртеля, пьесы Островского и Чехова — всё это тексты о семьях, которые меняются под воздействием происходящего вокруг, а заодно о том, как эта институция меняется. Роман о семье — это и есть русский роман. Вслед за ним величайшие романы других стран мира ХХ века будут рассказывать о судьбе рода и заодно фиксировать, что на том или ином этапе происходит с самой идеей семьи. И советская литература тоже продолжит работать в этом большом жанре. А наследующая ей новая русская литература уже в ХХI веке про тему семьи почему-то забудет — мало сейчас романов о семьях. Да, в каком-то формате эта тема сохранится в достаточно узкой жанровой нише, в формате семейных саг. Но вот литература больших задач и серьезных тем отойдет, отступится. Нет у нас своего Джонатана Франзена, который из романа в роман описывал бы проблемы и деградацию семьи конкретной, и самой подобной конструкции нету. И «Елтышевы» не то чтобы совсем уникальный, но редкий пример подобной прозы, сохранения традиции русской литературы, которую у нас проворонили, а сохранили на Западе.

У мрачного Сенчина достаточно справедливая репутация почвенника и традиционалиста. Получившая «Большую книгу» (Возвращение Романа) «Зона затопления» своего рода оммаж «Прощанию с Матерой» Валентина Распутина и вообще прозе деревенщиков. Но Сенчин — как раз очень городской писатель, зафиксировавший полное поражение традиционного уклада и невозможности к нему возвращения, печально это или отрадно. И при всей своей мрачной самости он открыт мировой литературе, а в «Елтышевых» отсылки к русской и советской романным традициям мирно уживаются с параллелями, скажем, с Камю. В более позднем романе Сенчина «Дождь в Париже» главный герой, начитанный пролетарий из все того же Кызыла, с детства влюбленный во французскую культуру, покупает путевку в Париж, мечтает, как он посетит город из своих любимых книг и фильмов, по дням и по часам расписывает поездку. В итоге, добравшись до вожделенной Франции, он доходит лишь до магазина, покупает спиртное и в номере погружается в пьяную ностальгию по Кызылу его детства. Из этого Кызыла нельзя выбраться, но в него нельзя и вернуться. Как нельзя вернуться в ушедшую под воду местность из «Зоны затопления», как нельзя вернуться в деревню Елтышевых. Мы оказались в тупике, но у нас еще в 2009 году был отличный роман, описывавший этот тупик. Тогда он не был прочитан и оценен по достоинству, может быть, он будет наконец-то оценен сейчас.