Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Лора Камминг. Раскат грома. История о жизни и смерти создателя «Щегла» и удивительной силе искусства. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2025. Перевод с английского Людмилы Никитиной
В Делфте воскресенье, и фонарь отбрасывает отблески на обнаженные стены церкви. Солнце струится по нефу, и прорези окон отражаются на противоположной стороне. В этом хранилище незапятнанной чистоты черные квадраты и ромбы старинных гербов, развешанные по колоннам, кажутся русскими иконами или образчиками абстрактной живописи. Мужчины, одетые в плащи, замерли в молчании, как шахматные фигуры на доске. Дети, сидя на корточках, играют с игрушками. Собаки снуют туда-сюда. Время от времени кто-то возносит молитвы или склоняется над Библией. Но в первую очередь внимание зрителя привлекает удивительно прекрасное представление света, который освещает разные закоулки, пронизывает воздух, ложится рябью на поверхности или сгущается, чтобы потом озарить все золотой вспышкой, которая (вы ждете этого) вскоре утихнет, а то и вовсе исчезнет за колонной или, вырвавшись наружу, скроется за облаками, плывущими над Голландией. Никто из художников не передавал мимолетные колебания света с кинематографической точностью, как это делал Эманюэл де Витте.
В течение десяти лет он рисовал великие церкви Делфта, а затем еще двадцать (и даже больше) — Амстердама. Он воспевал глыбы из света и тьмы с высокими кафедрами и обнаженными плитами, вокруг которых люди бродили как оторопелые туристы или во время проповедей собирались, словно на посиделках с друзьями. Так и напрашивается сравнение с Моне и его кувшинками или с Сезанном, который раз за разом возвращался к огромной, раскаленной на солнце горной гряде Сент-Виктуар. В качестве клиентов де Витте выступали церкви. Возможно, у него было несколько мирских покровителей. Но никакими заказами не объяснить эту долгую череду внутренних убранств, исполненных спасительной благодати солнечного света, это внимание, с которым он рисовал маленьких человеческих существ где-то далеко внизу под высокими окнами, откуда виднелись подернутые дымкой виды другого мира, и эту величественную обстановку.
Де Витте изображал даже настоящих туристов — тех, кто прибывал в Делфт, чтобы посетить Новую церковь и посмотреть на гробницу Вильгельма Молчаливого, героического отца нации, человека, который восстал против испанцев и сплотил голландцев против жестокости инквизиции только для того, чтобы его убили в собственной резиденции, когда он спускался по лестнице после приятного обеда с тестем Рембрандта. В стенах Принсенхофа сохранились отверстия от пуль. Можно засунуть туда палец и перенестись в прошлое, ощутить, с какой силой выстрел пробил штукатурку, представить, как погиб Вильгельм Оранский, Отец Отечества, как его называли, первый правитель в истории, которого застрелили из пистолета.
Его похоронили в Делфте, поскольку не могли перевезти тело в Бреду, где покоились другие представители Оранского дома (ее тогда контролировали испанцы). Поначалу место упокоения было совсем скромным, под стать этому немногословному человеку, но Хендрик де Кейзер, спроектировав мавзолей, придал захоронению величественности. С тех пор там хоронили всех нидерландских монархов. Люди и сегодня фотографируются с семьями на фоне могилы, словно в доказательство, что они там побывали. Усыпальница превратилась в пункт назначения.
Именно это передает де Витте в своей картине «Вид на могилу Вильгельма Молчаливого». Путешественник в красном плаще простирает руку в экстравагантном жесте, демонстрируя следы истории своей беспечной молодой жене, которая больше внимания обращает на оборвыша, выпрашивающего милостыню. А вот верная борзая, которую они взяли с собой на могилу погибшего героя, ведет себя образцово. Черные квадраты на контрасте с пуритански белыми стенами подобны закрытым лицам. В светлых окнах можно разглядеть очертания зданий снаружи. Некий господин в тюрбане, прислонившись к ограждению, прислушивается к истории, будто она предназначена для него. Все утопает в золотом свете, ярком, как весенним днем.
В Метрополитен-музее дети у де Витте разрисовывают церковные стены, а собака справляет нужду, пока ее товарка носится посреди нефа. В этой картине ничего не напоминало бы о религиозных мотивах, если бы вечерняя церковь не была озарена мягким багрянцем. На картине, которая хранится в музее Тиссена в Мадриде, персонажи роют могилу под каменной плитой. Логично предположить, что картина призывает зрителя задуматься о смерти, но утреннее солнце, освещающее белый воротник мужчины, колонну в центре композиции и далекие столбы позади сидений для певчих, увлекает глаз, как увлекла бы слух песня.
Церковные убранства вновь и вновь появляются на картинах, под разными углами мы смотрим на их арки и проходы. Священники виднеются отовсюду, отбрасывая черные тени на белоснежные стены. Мы начинаем узнавать прихожан и предметы интерьера. Там, где сидят люди, есть любопытные укромные уголки, и пару раз в работах де Витте мелькает рембрандтовская старуха, поглощенная чтением Библии, которая будто бы отбрасывает мягкий свет на ее чепец. Мужчина в красном плаще появляется регулярно, олицетворяя собой обывателя, который удивленно смотрит на алтарь, ребристые своды и готические арки, находя в них своего рода умиротворение.
Солнечный свет щедро разлит в этих церквях, озаряя пол со стенами, сверкая в проходах, развеивая сумерки, сгущающиеся вокруг колонн. На некоторых картинах (посредственных на репродукции, но впечатляющих в реальности) создается ощущение, что массивные интерьеры почти что растворяются в полупрозрачном воздухе. Церковь превращается в далекое царство света, где время замедляет свой ход и только солнечные лучи окутывают внутренние пространства вне зависимости от того, какое сейчас время года и дня. Хочется остаться там навсегда.
Де Витте родился предположительно в 1616 году в маленьком городке Алкмар, расположенном всего в нескольких милях от Мидденбемстера. Его первым наставником стал собственный отец, тоже школьный учитель, как Питер Карельс Фабрициус. Затем он продолжил обучение у несчастного Эверте ван Алста, который позже умер в нищете в Делфте.
Де Витте писал картины на мифологические и религиозные сюжеты, особенно прославившись благодаря своим церковным интерьерам, но обращался также к темам современной ему реальности. На одной из картин изображен оживленный рыбный рынок. На прилавке возвышается чешуйчатая сырая груда. Жабры рыб раскрыты, может, они еще живы. Женщина спрашивает, какая цена у приглянувшейся ей рыбины, а продавец ей пытается всучить еще несколько. Позади них только что отчалило судно, оно вернется, нагруженное лещом и окунем.
Это мог бы быть процветающий порт времен королевы Виктории с его рыбой, накрытой от ветра брезентом, и широкими юбками. Покупательница, румяная рыжая голландка в слегка потертой бархатной кофте, изображена с таким вниманием к ее личности, что не остается никаких сомнений — это заказной портрет. Перед нами госпожа Йорис де Вейс, жена домовладельца де Витте. Примерная дата портрета — 1662 год. Позже де Витте покинет свое жилище из-за ссоры (по крайней мере, так принято считать) и переедет к другому своему покровителю Хендрику ван Стрику, который потребовал, чтобы тот научил его писать церковные интерьеры, но только зря потратил время художника. Жизнь де Витте определенно была непростой.
Сегодня вы можете заказать в печатном агентстве копию «Нового рыбного рынка в Амстердаме», и она придет к вам со следующей подписью: «На прилавках голландских рынков продается рыба всех видов и размеров». Как будто это сводка из новостей. И в каком-то смысле в этом заключался другой талант де Витте — отовсюду, от амстердамской фондовой биржи до дельфтских рыночных прилавков, он приносил вам свежие новости.
Де Витте неутомимо переезжал из города в город — из Алкмара в Роттердам, оттуда в Делфт. Там он встретил женщину, которая родила ему ребенка. Через год они поженились, но вскоре он овдовел. В Амстердаме он снова вступил в брак с женщиной, у которой уже была дочь. В 1659 году они обе подверглись суровому наказанию за то, что обокрали соседей. Дочь отправили в печально известную женскую тюрьму Спинхёйс, а мать на шесть лет изгнали из Амстердама. Больше де Витте их не видел.
После приговора он переехал к Йорису де Вейсу, юристу и коллекционеру, который не только предоставил ему пищу и кров, но и выделил 800 гульденов в год, чтобы тот отказался от прав на свои картины в пользу него. Когда де Витте наконец разорвал эту сделку, которая представляла собой не что иное, как рабство и кабалу, то тайно увез с собой четыре картины, включая тот портрет с рыбного рынка. Госпожа де Вейс подала на него в суд и выиграла дело, но ходили слухи, что он пошел на хитрость и отправил ей копию, оставив оригинал себе. История сомнительная, учитывая, сколько времени и денег потребовалось бы для создания подделки, но не такая уж и невероятная. По описаниям современников, де Витте предстает человеком взвинченным, острым на язык, склонным к депрессии и обидчивым, который приходил в неописуемую ярость, если его хоть что-то отвлекало от работы.
После этой истории де Витте больше нигде не жил подолгу. Живя со своим учеником Хендриком ван Стриком, он был несчастлив и испытывал финансовые трудности. Мы знаем, что он постоянно проживал в Амстердаме, только благодаря тому, что он оставил после себя более сорока изображений Старой церкви, которые создавал одно за другим, год за годом. В январе 1692 года, выдавшемся исключительно холодным, он поссорился со своим домовладельцем, поскольку тот требовал с него арендную плату, которую он не мог себе позволить. Ночью де Витте ушел из дома и по темноте добрался до Коршепоортского моста, на перилах которого попытался повеситься. Но веревка оборвалась, и он рухнул в канал. После того как он утонул в черных водах, но прежде чем сгустившаяся ночь окончательно опустилась на землю, лед стал настолько крепким, что его тело оказалось заключено в ловушку под поверхностью.
Во время Малого ледникового периода велись столь подробные записи о погоде, что ученые сумели подтвердить правдивость слухов о его ужасной судьбе. Холода стояли до конца февраля, когда дожди принесли с собой оттепель. Тающий лед стал прозрачнее, и кто-то увидел тело де Витте.
В Кливленде выставлена картина, которая, кажется, превосходит все остальные своим балансом изящества и строгости. Это закат карьеры де Витте, да и на картине день клонится к закату. Взгляд устремляется к потолку тихой старинной церкви с белым убранством, все озарено нежным вечерним светом. Прекратив свары, собаки довольно отдыхают.
Но на картине изображена не определенная церковь, а скорее собирательный образ. Готическая архитектура больше не выходит на передний план, так что, смотря через всю церковь на большое окно-розетку, вы ее практически не замечаете. Де Витте будто в последний раз отдавался этой вечной красоте света, который сквозь окна проникал внутрь и с медленной грацией отбрасывал на стены сияющие полосы, которые уже совсем скоро исчезнут.