Английскую писательницу и поэтессу Хелен Данмор (1952–2017) интересовал сталинский СССР, с этим периодом русской истории у нее связаны два романа — «Блокада» (2001) и «Изменник» (2010). Вторую книгу, которая посвящена «делу врачей», перевели на русский язык, и она должна вот-вот выйти в свет в издательстве «Аркадия». В совместной с интернет-магазином «Лабиринт» рубрике мы публикуем фрагмент «Изменника».

Он поднимается, обходит стол и встает за спинкой ее стула. Она откидывается назад и прижимается к нему затылком. Наклонившись, он целует ее в щеку, потому что не может дотянуться до губ. Она закрывает глаза, берет его руку и целует ее, удерживая у лица. Потом касается ее губами еще и еще раз. У них есть немного времени до Колиного прихода, и если они поторопятся…

Но он не может. Он должен ей рассказать.

— Аня.

— Да?

— Сегодня кое-что случилось.

Она резко оборачивается, чтобы взглянуть ему в лицо: глаза вопросительно распахнуты, тело застыло в напряжении.

— Что?

— Может, еще и ничего. Но Русов попросил меня осмотреть одного из его пациентов.

Она не произносит ни слова, ждет.

— Это ребенок, мальчик десяти лет. Его отец, по крайней мере, со слов Лены — из МГБ. Волков.

— Волков! — она вздрагивает, будто через ее тело пропустили электрический разряд.

— Да, именно.

Между ними повисает молчание. Анна встает, подходит к окну и долго в него смотрит. Через некоторое время она поворачивается к Андрею. Он не может различить выражения ее лица, потому что она стоит спиной к свету.

— Ты хочешь сказать, тот самый Волков?

— Да. Он там один такой, я надеюсь.

— Боже мой… — она непроизвольно понижает голос. — А что с ребенком?

— Русов отказывается говорить. Он дал мне понять, что симптомы указывают на какую-то форму ювенильного артрита. Отек, боль, покраснение. И не сказал ничего, что бы обрисовало полную картину. Это было совершенно непрофессионально. Но Лена говорит, там что-то серьезное.

— Она-то откуда знает?

— Потому что Русов по-тихому сделал рентген.

— Но это же невозможно?!

— Ему, похоже, удалось. Никаких записей не сохранилось, поэтому я не знаю, что он показал.

— Но значит…

— Можешь не говорить.

— …это что-то плохое. Поэтому он и не хотел, чтобы ты знал.

— Трудно не прийти к такому выводу, — сухо отвечает Андрей.

* * *

Они не стучатся, они колотят в дверь. «Наверное, боковой стороной сжатого кулака», — думает Андрей, пока идет в прихожую.

— Одну минуту! — кричит он, как будто просто сосед решил заглянуть к нему среди ночи.

— Откройте! — раздается крик, как будто они не слышат, что он уже гремит замком.

Андрей собирается с духом и открывает дверь. За ней четверо мужчин в форме. Синие фуражки. Офицер и трое солдат. Сбоку от двери стоят управдом с женой в той одежде, в какой их вытащили из постели.

— Алексеев Андрей Михайлович?

— Да.

— У нас есть ордер на ваш арест.

Возникает пауза, затем офицер нетерпеливо говорит: ≪Отойдите в сторону!≫ — и в следующую секунду все они проталкиваются в квартиру, сминая Андрея с дороги. Один из солдат берет его за руку повыше локтя, последний раз Андрея так хватали в школе, перед тем, как отвести к директору для выволочки. Другой включает везде свет.

Анна стоит рядом с кроватью. Одной рукой она зажала себе рот, другой схватилась за сердце. Он видит ее с ужасающей ясностью, как будто больше никогда не увидит. Ее тело под стареньким фланелевым халатом круглится из-за беременности. Глаза широко распахнуты от ужаса.

— Отойдите от кровати, — отрывисто говорит офицер, и Анна отступает в сторону, запнувшись, но тут же выпрямившись, раньше, чем Андрей успевает броситься ей навстречу, а стоящий рядом солдат отдергивает его назад.

— Сядьте на этот стул, — приказывает офицер Андрею. — А вы, — он жестом указывает на Анну, — сюда, на кровать.

— Мне нужно в туалет, — говорит Анна.

— Во время обыска никому не разрешается покидать помещение.

— Моя жена беременна, — вмешивается Андрей.

Офицер не отвечает. Он смотрит на бумаги, которые держит в руках, хмурится, пожимает плечами и громко приказывает: «Обыщите другую комнату!».

Читайте также

Мыши кота хоронили
Про запрещенный к показу фильм «Смерть Сталина»
24 января
Контекст
«Ведь наше правительство — не правительство Гитлера»
Всеволод Емелин о книге воспоминаний крестьянина Ивана Юрова
4 декабря
Рецензии
«Воплощение революционных идеалов не меняет природу этого мира»
Философ Михаил Рыклин о личной истории террора, Шаламове и двадцатых годах
7 ноября
Контекст