Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Судха Раджагопалан. Путешествия советских вещей. Холодная война как жизненный опыт на Кубе и в Индии. СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2024. Перевод с английского Арсения Черного. Содержание
Поскольку в рассказах кубинцев постоянно фигурирует троп благодарности и чувства долга перед Советским Союзом, напрашивается вопрос, чувствовали ли кубинцы себя в этих отношениях подчиненными. В работах о политической помощи говорится, что в «культурах обращения» жесты солидарности и помощи дискурсивно конструируются таким образом, что благотворитель является «источником модерности». Для СССР подобные отношения нередко формулировались в патерналистских терминах, что подкрепляло самовосприятие в качестве щедрого покровителя нуждающихся.
Предполагалось, что Куба может стать источником вдохновения для советской молодежи, но ведь и сама Куба изображалась совсем молодой, даже инфантильной, в типичной для империализма манере. «И сама республика [Куба] совсем юна, — сообщал читателям в 1961 году журнал „Вокруг света“, — как и ее лидеры, национальные институты, рабочие артели, школы».
Подобными жестами поддержки и иного рода помощью подкреплялось не только изначальное экономическое превосходство, но и моральный диктат державы.
Впрочем, действия реципиента вовсе не обязательно всегда будут подтверждать подобную власть. Пусть «добрую волю» и гуманитарный аспект советской внешней торговли вполне можно истолковать как насаждение гегемонии, упрочивающей неравенство экономических и политических сил, мои собеседники утверждают как раз прямо противоположное. Сам факт советской помощи Кубе в преодолении разрушительных последствий американского эмбарго обрамляется здесь гуманистическим пафосом; хотя кубинцы и считают, что были незаслуженно обижены американским государством, они вовсе не видят себя пассивными реципиентами советских технологий. Конечно, они благодарны, но отнюдь не считают, что советская материальная помощь Кубе воспроизводила асимметрию государственной власти. Этот мотив отчетливо звучит в последующих рассказах, где советская техника встраивается в моральные рамки равноправного партнерства и солидарности.
Кубинцы, с которыми я беседовала, наглядно свидетельствуют о том, что местная инициатива всегда играла важную роль: мне подробно и терпеливо объясняли, что Советы не просто перевезли на Кубу технологии, но помогли мобилизовать население, призванное на месте собирать поставленную продукцию. Такое ощущение равенства Антолин Барсена (1948 года рождения) объясняет тем, что стороны могли мириться с различиями и умели соглашаться с расхождением позиций друг друга.
Когда в 1961 году американцы отказались поставить нефть, которую мы здесь перерабатывали, все начали думать: «Как же нам выжить?» На помощь нам пришли Советы. Американские заводы больше не работали, и Советы очень выручили нас. У Советского Союза были и положительные, и отрицательные стороны; у них был свой путь. Да, они контролировали многие страны, но с нами все было иначе. Мы ведь были за много километров, так что и отношения у нас были особенными. Я бывал в Восточной Европе, видел, что там к Советам относятся совсем по-другому. Наши же отношения с ними строились на равных. Кастро так и не простил их [русских] после Карибского кризиса. Поэтому, когда он приезжал туда, советские власти избегали этой темы и всячески старались угодить ему... В одном из интервью Кастро сказал: «Да, наши страны дружны, мы бы не смогли выжить без них... но есть вопросы, по которым у нас разные взгляды, решая которые кубинский народ никогда не станет на советский путь».
Исследователи, занимавшиеся темой локализации гуманитарной помощи, приводят убедительные аргументы в пользу того, что понятие локальности, «местного» следует переосмыслить как нечто процессуальное и комплексное — в качестве пространства каждодневных взаимодействий — вместо проведения четкой дихотомии между локально-местным и интернациональным как соседствующих точек в ареале перемещения технологий.
Судя по рассказам кубинцев, советская бытовая техника занимает такое место, что отражает не только поддержку Кубы Советским Союзом, но и динамизм, инициативность самого кубинского государства, благодаря чему советские приборы и удалось локально адаптировать. Подобная локализация принимала различные формы, не ограничиваясь исключительно прагматической местной сборкой по советским чертежам: как уже упоминалось, во время особого периода советская техника и ее различные компоненты повторно использовались и активно модифицировались. Кроме того, вещи, производившиеся с советской помощью, получали уже кубинскую символику и наименования: скажем, телевизоры, появившиеся в результате советско-кубинского сотрудничества, которые и сегодня можно наблюдать у некоторых из собеседников, выпускались под маркой Caribé. Подчеркивая роль местной инициативы, Антонио Труэба (1942 года рождения) и Тересита Урра (1946 года рождения), с которыми мы беседовали по-русски, предложили мне новый термин — «тропикализация» (советской техники). Супруги (как и Антолин Барсена) были в числе первых кубинцев, отправившихся в СССР изучать русский язык, и затем много лет работали там: Антонио получил место в кубинском посольстве, а Тересита писала кандидатскую диссертацию в МГУ. Для советских артефактов у них есть отдельный сервант, однако же бытовых приборов советского периода у них в доме уже не осталось. По их словам, они даже не задумывались над тем, что эти вещи были не слишком высокого качества, с чем они вполне готовы согласиться; вместо этого они с теплотой вспоминают, что советские технологии были адаптированы для Кубы. Супруги видят в этом весьма «гуманный» подход к торговой и иного рода помощи в развитии страны.
ТРУЭБА:
У нас был видеоформат NTSC, а у них — SECAM; но, делая технику для нас — всякие видеомагнитофоны и телевизоры, — Советы делали ее совместимой с NTSC, то есть они адаптировали свои советские телевизоры под наши условия.
УРРА:
...да и вольтаж был, так сказать, «тропикализирован»... так как здесь, у моря, вещи могут просто в одночасье заржаветь и выйти из строя. [Тересита обращается к Антонио, и они обсуждают имевшуюся у них технику.] У нас был виниловый проигрыватель, а еще — стиральная машина. Так вот, с неправильным напряжением проигрыватель играл заторможенно. На Кубе стандартными были частоты 120 и 60 герц, а в СССР — 50 и 220. Но вся поставляемая нам техника была «тропикализирована», дабы адекватно работать в наших условиях. Из-за влажности у нас все постоянно ржавеет, а там, в СССР, климат, наоборот, очень сухой, поэтому приборы они дорабатывали специально под наш климат; заводы были там, но сами вещи собирались уже здесь.
Супруги то и дело подчеркивают, что Советский Союз проявлял уважение к условиям жизни кубинцев и их глубокое понимание. Другой мой собеседник, Хуан Кабрера (1961 года рождения), работает в министерстве туризма: он никогда не был в СССР, не имел дел с советскими специалистами, но его воспоминания о советской помощи подпитываются множеством имеющихся у него бытовых приборов той эпохи. У него есть, к примеру, радиоприемник Selena и телевизор Caribé, а раньше была еще «Лада», и он подробно рассказывает о том, как хорошо работали всегда эти вещи. Впрочем, этим его рассказ не ограничивается: он многократно подчеркивает, что «старший товарищ» и «благодетель» неизменно относился к Кубе как к равной, никогда не притесняя ее и не принуждая к чему-либо. Советско-кубинские отношения в целом он описывает как партнерские, а потому никоим образом не обременительные. Вот что он говорит о своих советских вещах:
Телевизор, автомобиль, радио — все эти вещи как работали, так исправно и работают по сей день [Авт.: приемник стоит тут же, на кухне, где мы беседуем, и действительно отлично работает]. Советы нам очень помогли... кубинцы активно пользовались многими произведенными там вещами. СССР сильно выручил нас, но у кубинцев очень сильное национальное самосознание, так что такие у нас и сложились отношения — исключительно на равных, при этом экономика наша была тогда не в лучшем состоянии, и, чтобы помочь нам, Советы закупали местную продукцию выше себестоимости.
Параллельно с указанием на повсеместное распространение советской техники, представлявшей Советское государство благожелательным и сочувствующим партнером, Кабрера также подчеркивает, что кубинцы имели все возможности для проявления инициативы и изобретательности. Да, советская техника была повсеместно распространена, выражая собой и мощь советского государства, но отнюдь не сама по себе: скорее вся поставленная техника начинала так действовать именно в материальной экосистеме, ключевая роль в которой была отведена кубинцам, сумевшим ее локализовать и адаптировать к имевшимся у них дореволюционным технологиям. Кабрера вспоминает:
Дело было не только в бытовой технике, но и в инфраструктуре в целом. Поезда все были советского производства, равно как если вы летели самолетом в 1972 году и в последующие годы: самолет тоже был советским. Если вы могли позволить себе телевизор — и он был советским, автомобиль — советским («Лада», «Москвич»). Если вы шли в кино, проектор там был советский, как и многие фильмы, в особенности мультипликационные. Мы вынуждены были импортировать технологии, потому что все иные пути развития оказались блокированными. Но Куба не была обессилена, так как были рабочие руки, свои ученые и инженеры — им удалось спасти кубинскую научно-техническую отрасль. Именно их усилиями мы смогли перезапустить сахарные фабрики, построенные еще на американской технике дореволюционных лет.
Как и Хуан Кабрера, Дарлин Муньос (1968 года рождения) также вспоминает о помощи Советского Союза, но уже без благоговения перед достижениями «благодетеля». У нее до сих пор есть советский телевизор, который сейчас стоит у ее бабушки. Она говорит, что «это был вполне добротный, крепкий телевизор», с усмешкой вспоминая специфический прием телесигнала. Подчеркивая локальную принадлежность телевизора, Дарлин показывает заднюю панель, где написано: «Собран на Кубе по советской технической документации». «Телевизор был разработан там, но собран уже здесь. Советы пошли нам навстречу и очень помогли нашей промышленности. Телевизор был весьма хорошего качества и работает до сих пор». Местная сборка подобных телевизоров для Дарлин свидетельствует о том, что советско-кубинские отношения были не односторонне-императивными, но взаимными и основанными на сотрудничестве. С тех пор телевизор переехал к бабушке, а Дарлин приобрела новый, произведенный в Юго-Восточной Азии. Она добавляет: «Теперь у нас есть техника отовсюду, а еще можно съездить в Панаму и купить там вещи, которые доступны и американцам». На смену прежней парадигме солидарности явились новые, более широкие торговые коалиции, что весьма благотворно сказалось на кубинском быте.
Мы уже знакомы с Хосе Фигередо — владельцем старой советской «Аурики», переехавшей теперь на задний двор. Он рассказывает о том, как бывал в странах социалистического лагеря и восхищался их технологическими достижениями. Он и его супруга Мерседес Эчаге говорят, что ключевую роль в поддержании народной благодарности державе-«благодетелю» сыграла личная позиция Кастро в отношениях с Советами. Американская поддержка Кубы отличалась от советской сутью их отношений, так как с Советским Союзом кубинцы вполне ощущали себя самими собой.
Сравнивая с дореволюционным временем, можно сказать, что после революции у людей изменилось сознание: мы стали иначе видеть мир, смотреть на людей, американцев со всеми их бессмысленными действиями... на них мы тоже взглянули по-другому. Раньше мы все хотели уехать в Соединенные Штаты Америки, почитали их за богов. А потом мы поняли, что они вовсе не боги, а просто эксплуататоры. И наше мнение переменилось не только благодаря тому, что мы прочли что-то о Советском Союзе, но и благодаря тому, что мы поняли, что хотел сделать здесь, на Кубе, Фидель, какой путь он хотел бы выбрать для нас. Политическая работа Фиделя вызывала в народе огромный резонанс. И мы очень сопереживали Советскому Союзу, но в то же время вполне ощущали себя кубинцами. То есть не империя пришла к нам, навязывая свои правила, но скорее друг и товарищ, тот, кто поможет, но не будет ни к чему принуждать.
Мерседес серьезно кивает в знак согласия и прибавляет: «Да, нам помогали, выказывали солидарность, но мы оставались кубинцами. Фидель был тем, за кем мы следовали. Наше было именно нашим». Это ощущение следования за Кастро и (оттого) умение оценить вклад Советов особенно сильны среди пожилых кубинцев, когда они вспоминают о революции и тех изменениях, которые она привнесла в их жизнь. Рассказы кубинских респондентов об использовании, о функционале и ценности советской бытовой техники указывают как на ее самобытно-кубинский характер, так и на яркое чувство солидарности, которое, по их словам, олицетворяло ее наличие. Они подчеркивают, что поток советских вещей в холодную войну не лишал кубинцев прав и возможностей, не делал их народ маргинальным или подчиненным по отношению к «благодетелю». Вполне возможно, те, с кем мне довелось побеседовать, стремились утвердить собственное ощущение независимости, «несоветизированности». Частый акцент на роли кубинцев в сборке импортных товаров указывал на то, что в процессе циркуляции советской бытовой техники они были не пассивными ее реципиентами, но активными агентами. С куда большей охотой они приписывали злой умысел американцам до революции, нежели Советам в последующие годы. В приведенном выше пассаже Агустин Фандо, говоря о том, что американцы просто не желали, чтобы на Кубе хорошо жилось, уравновешивает это тем, как Советы помогали развивать кубинскую промышленность. В качестве иллюстрации сказанного он показывает на советский телевизор, собранный на Кубе и получивший название Caribé, вдохновленное, очевидно, Карибскими островами.