Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Руслан Меллин. Больная реальность: насилие в историях и портретах, написанных хирургом. М.: Бомбора, 2022. Содержание
Дети, страдающие от домашнего насилия, поступают к нам редко. Обычно родители привозят их из-за нападений животных или травм на спортплощадках. И даже в этих случаях я с особым трепетом отношусь к своим маленьким пациентам. Не знаю, насколько сильно на меня влияет отцовство, но мне всегда больно смотреть на страдания детей. Как повлияет случившееся событие на судьбу ребенка? Будут ли одноклассники дразнить за большой рубец на лице после укуса собаки? Боль и страх во время ежедневных перевязок могут навсегда закрепить мысль в еще неокрепшем уме о том, что врач — самый главный враг, а в больницы лучше не попадать. Это может отразиться на дальнейшей жизни не меньше, чем психологическая травма от самого несчастного случая. Что уж говорить, когда ребенок становится жертвой самых близких людей — мамы или папы. Тех, кто должен любить и защищать, с кем ребенок должен ощущать себя в полной безопасности. Я сам с детства чувствовал себя ненужным, неправильным, нелюбимым. И никогда не смогу понять, как можно причинить боль своей плоти и крови, и никогда не приму этого. Каждый подобный случай я помню, будто он произошел вчера. Каждый разбивает мне сердце, потому что я понимаю: моя роль в жизни этих детей слишком мала и изменить их судьбу я, к сожалению, не могу.
В больницу привезли девочку, которой было всего три месяца, с выраженной гематомой в области щеки.
Челюстно-лицевая хирургия не делится на взрослую и детскую, однако настолько маленькие дети встречаются крайне редко. Войдя в смотровой кабинет, где сидела женщина с младенцем на руках, я сразу же обратил внимание на изрядно потрепанную и грязную одежду девочки. Мама не внушала доверия: она неумело держала дочь на руках и достаточно резко качала ее, пытаясь унять плач, грубо приговаривая: «Да что тебе еще надо?! Прекрати!». Одета она была неопрятно, на голове — настоящее «гнездо» (не исключаю, что там могли жить грызуны). Я обратил внимание на руки, которыми она держала ребенка: под ногтями разной длины целые куски грязи, но главное не это. Оба предплечья покрыты так называемыми зарубками — множественными горизонтальными рубцами.
Такие порезы на руках говорят не только о попытках суицида и селфхарме — их также оставляют наркоманы, чтобы скрыть следы от множественных внутривенных инъекций. Моя догадка оказалась верной. Во время сбора анамнеза я выяснил, что мать ребенка употребляет до сих пор, но, по ее словам, с появлением ребенка стала делать это реже. Однако, только узнав о беременности, женщина решила остаться верной своему образу жизни. Пагубная привычка привела к инфицированию ВИЧ. Говорить о наблюдении врача и приеме противовирусных препаратов, чтобы ребенок родился здоровым, даже и не стоит. Поэтому у дочери тоже было подозрение на ВИЧ-инфекцию.
Я приступил к осмотру. Маленькая пациентка была сильно обезвожена и абсолютно невосприимчива к окружающему. Обычно в таком возрасте дети уже уверенно держат головку, реагируют на людей и даже активно улыбаются знакомым лицам, но не в этом случае. Если честно, было ощущение, что ребенок уже устал от всего, что происходит вокруг. А ведь она еще совсем малютка! Вся левая половина лица была отекшей, кожа над щекой лоснилась и была синюшного цвета. Я осторожно принялся ощупывать лицо. Хоть переломы костей в таком возрасте практически невозможны, я все же прощупал все костные ориентиры, чтобы в этом удостовериться. Меня смутило, что ткани в области щеки напряжены. Это нехороший признак в перспективе, поэтому я принял решение госпитализировать девочку, хотя на момент осмотра показаний для операции не было.
Ребенка сразу же определили в отделение реанимации. Выстроить нормальный диалог с матерью не удалось ни у меня, ни у анестезиолога-реаниматолога: она упорно настаивала, что гематома возникла сама по себе. Даже не медику стало бы ясно, что это неправда. Да и как грудничок может получить травму сам? В этом возрасте дети полностью зависят от своих родителей. Так что был очевиден факт жестокого обращения. Однако говорить об этом наверняка мы вначале не могли. Врачи очень долго пытались вывести мать на разговор, но сама она не интересовалась здоровьем своего ребенка и на вопросы отвечала неохотно, часто утаивая информацию. В итоге в какой-то момент ее удалось уличить во лжи, и она практически созналась, что гематома возникла из-за того, что ребенка избили. Женщине объяснили, что правда о заболевании важна для жизни девочки, что иначе вылечить ее не удастся.
В работе нам часто приходится прибегать к различным ухищрениям, чтобы добиться правды от пациента, ведь достоверная информация может в корне изменить подход к лечению.
Мы пытались лечить маленькую пациентку консервативно, не прибегая к хирургическим методам: не хотели оставлять шрамы такой крохе. Но в итоге гематома все же нагноилась. У ребенка отсутствовал нормальный иммунитет, организм был ослаблен, поэтому операция была неизбежна. Пришлось сделать разрезы на лице, чтобы выпустить гной и кровь. Заживало все очень плохо и медленно.
После стабилизации состояния ребенка перевели из реанимации в педиатрию. Мы, челюстно-лицевые хирурги, выступали в роли консультантов и каждый день делали перевязки. Несмотря на вранье матери, информацию в полицию передали еще при поступлении. Судьба ребенка после выписки мне неизвестна, но хотелось бы верить, что к этой истории подключились органы опеки.
Рисунок Руслана Меллина из книги «Больная реальность»
***
Это ужасно, когда насилие по отношению к детям совершают родители. Но иногда они не делают что-то плохое своими руками, зато приводят в дом человека, который становится страшным кошмаром для ребенка. Сейчас я говорю об отчиме. К сожалению, не многие понимают смысл фразы «Чужих детей не бывает». Но как можно не принимать ребенка любимого человека? Тем более если живешь с ним в одном доме и заботишься о нем. Какое дело в таком случае до кровного родства?
А иногда случается наоборот, и отчим проявляет к ребенку своей жены слишком уж сильную «любовь».
В этой истории я выступал в роли консультанта, и меня вызвали осмотреть шестилетнюю девочку, которую изнасиловал отчим. Несмотря на то что для меня это был уже не первый случай, он сильно врезался в память.
Предыдущая история меня ничему не научила, и, исключив переломы костей лицевого скелета, я не смог остаться равнодушным и решил узнать подробнее о судьбе пациентки.
Как-то вечером, когда мама девочки пришла с работы, она заметила, что обычно игривый, подвижный и разговорчивый ребенок вдруг стал сам не свой. Девочка замкнулась в себе, совсем не играла, отказалась от еды, а на попытки матери узнать, в чем дело, отрешенно смотрела в пол. Сердце матери почувствовало неладное, поэтому она не оставила попытки выведать истину, и чуть позже девочка призналась, что отчим приставал к ней, больно щипал и снимал одежду. Женщина сразу вызвала скорую помощь и полицию, но, пока ждали врачей и правоохранительные органы, отчим сбежал. И несмотря на то что серьезных повреждений у ребенка, к счастью, не обнаружилось, психологический вред был непоправим. При попытке осмотреть ребенка врач-гинеколог пыталась снять одежду, из-за чего девочка потеряла сознание. Пациентку госпитализировали, весь период лечения с ней и ее матерью работал психолог. Но сможет ли она оправиться после случившегося? Этот вопрос не перестанет мучить меня.