Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Илья Долгов. Сциапоника. Поэтический и практический гид для грациозного растениеводства. СПб.: Все свободны, 2024. Содержание
1
Где рождается тень?
К примеру, на китайских заводах, в китайских логистических центрах: трансграничный таможенный контроль приветствует ее в новых краях и странах.
По крайней мере, таково происхождение светодиодов и блоков питания для них, тех самых, что своей тихой песенкой напоминают нам о сциапоническом чувстве, а своим кристаллическим излучением питают растения.
Тем же самым способом — с маркетплейса алиэкспресс— ко мне попали несколько семян лотоса.
Крупные, очень твердые, ореховидные: анонимный китайский эксперт рекомендует скарифицировать семена для благополучного прорастания. Также рекомендуется держать их в малом количестве воды без питания, условия эти якобы направляют их сразу к цветению (довольно миниатюрному, конечно), минуя этап работы над развитием корневища, кроны, накоплением силы и опыта.
Первую рекомендацию я выполнил— отщипнул кусачками заостренные кончики лотосовых орехов, — вторым же рецептом пренебрег.
Итак: лотосы проклюнулись, выпустили каждый по длинному толстому белому корню, а затем и по маленькому круглому подводному листку.
Я добавил им немного питательного грунта. Лотосы продолжили рост, корневище ползло внутри субстрата, листовые пластинки становились крупнее и массивнее. В ответ я пересадил растения в бóльшую емкость с бóльшим количеством грунта, принесенного мною с залива. Лотосы стали расти еще быстрее и азартнее. Им стало не хватать естественного питания: начались хлорозы, проступили болезненные пятна на листьях.
Продолжив игру, я начал подкармливать сильные водные растения удобрениями. В противовес китайскому методу выращивания лотоса в стакане воды мне хотелось вырастить его в бочке: домашняя болотная пальма.
Наша с лотосами игра в перегонки закончилась нехорошо: на каком-то из витков соревнования «кто больше накормит / кто больше вырастет» удобрения и новой воды оказалось слишком много. Ползучее корневище — погруженное в дурно пахнущий ил сердце лотосового растения — отмерло.
Если начать сравнивать эти способы выращивания лотоса дома (рекомендуемый алиэкспрессом и мой экспериментальный) с той жизнью, что ведут лотосы в дельтах теплых рек, — оба варианта следует признать сумасбродными. Они вырывают живое создание из привычного для него мира и предлагают ему другой: странный, перекошенный, непредсказуемый.
Здесь нужно сделать короткий вывод: не существует естественных, природосообразных способов выращивать растения внутри человеческих гнезд. Тень, с которой пытается иметь дело сциапоника, — это не тень природы.
2
Несчетное множество людей занимается, ради чистого удовольствия, выращиванием растений (будь то орхидеи, филодендроны, кактусы, хищники и далее далее) внутри своих жилищ.
Значительная часть из них в какой-то момент начинает задавать себе простые вопросы: что значит «хорошо выращенное растение»? Как отличить успех от неудачи? К чему стремиться?
Теория, этика и эстетика любительского растениеводства рождаются спонтанно — и поэтому во множестве мест и множество раз.
Я возьмусь коротко перечислить возможные варианты ответов на поставленные вопросы: это любопытно само по себе и может помочь в утверждении теневодческого ремесла.
Одна из традиционных парадигм растениеводства утверждает следующее. В природе живые существа, включая и зеленотелые, не живут, а выживают. Паразиты, хищники, болезни, суровые зимы и засухи, недостаточное питание, внезапные катастрофы — и прочие неустранимые злоключения — как бы не дают им выйти за пределы минимально необходимого раскрытия своего потенциала. В благоприятных же условиях теплиц, оранжерей, садов, подоконников эти же самые растения могут наконец счастливо применить все заложенные в них природой возможности роста и процветания.
Именно на это — полное раскрытие природного потенциала — и должна быть направлена культура выращивания. Растения у придерживающихся этой программы людей становятся пышными, яркими, накормленными, обильно ветвятся и цветут намного чаще и крупнее, чем в природе. Усилия и технологии направлены на то, чтобы растения всегда жили в идеальных — с точки зрения питания, освещенности, увлажнения, доступного пространства — условиях, как можно реже сталкиваясь со сложностями и стрессами.
В наши дни этот подход встречается все реже, при этом полностью сохраняя свое влияние на промышленное производство комнатных растений. Арбузовидные кактусы и ультрацветущие фаленопсисы в ближайшем магазине — пример такой «раскрывающей природный потенциал» заботы.
Другая парадигма растениеводства, становящаяся все более популярной в последнее время, заявляет обратное. Скромный, суровый, непритязательный, зачастую потрепанный вид природных растений является эстетическим идеалом, заключая в себе одновременно и экологический идеал. Ведь этот неухоженный облик складывается не из абстрактного потенциала отдельного растения, а как отпечаток его существования внутри конкретной жизненной среды. Более того, эта среда — через видовую и популяционную историю — является неотъемлемой частью растения. Выходит, что те признаки, которые первая, «раскрывающая» теория и практика растениеводства считает результатом внешних неблагоприятных воздействий, для второго, «средоориентированного» типа растениеводства, являются самой сутью растения и неотделимы от него.
Практика такого растениеводства старается максимально имитировать условия естественных мест обитания тех или иных видов: начиная от подражания сезонным изменениям климата до составления чрезвычайно изощренных почвенных субстратов. Растение считается правильно выращенным, если внешне походит на своих соплеменниц на фотографиях in habitat. Кстати, очевидно, что до появления дешевых способов путешествий и массовой цифровой фотографии эта идеология растениеводства просто не могла появиться — свое становление она начала вместе с XXI веком.
Третий подход соглашается с определениями и целями второго, но совершенно не признает природоподражательных способов их осуществления. Вернее, он разумно указывает на то, что в горшках и садах совершенно невозможно создать такие же условия жизни, как в различных природных средах.
Вы можете смешать красный подмосковный суглинок, балтийский гранит, слюду, лаву в попытке сымитировать почву боливийских плоскогорий — и все равно потерпеть неудачу, вне зависимости от того, какие еще, пускай самые фантастические, компоненты для приготовления смеси окажутся доступны.
Ведь в ней не будет почвенной флоры и фауны боливийских плоскогорий. В ней не будет выпадать утренняя роса боливийских плоскогорий. В сезон дождей в вашу смесь не будет стекать поток с вышестоящего утеса, несущий питательные органические и минеральные частицы.
Даже если привезти настоящую почву из Боливии и посадить в нее происходящие оттуда же растения, все равно это никак не приблизит их жизнь к природным путям и способам.
Субстрат очень быстро начнет деградировать, менять структуру, слеживаться, беднеть, вымирать.
И это только почва! А еще ветер, осадки, ультрафиолет, изменение светового дня...
Что же предлагает третий подход? Ориентироваться на природный, естественный облик растений как образец и цель растениеводческого увлечения — и идти к этой цели любыми доступными технологическими способами, включая совершенно неприродные и противоестественные, будь то искусственные системы питания или освещения.
Это эстетский антиэкологический мятеж! Внешний вид диких растений провозглашается самодостаточным идеалом, настолько ценным, что для его достижения можно забыть про все влияния конкретной жизненной среды, которые и способствовали его появлению.
И наконец, четвертый подход к любительскому растениеводству — всю свою страсть отдающий гибридам и культиварам — в принципе выходит за рамки споров и взаимоотношений трех предыдущих.
Зародившееся в Нидерландах, а ныне переместившее центр тяжести в юго-восточную Азию, «четвертое» растениеводство совершенно не помнит природы. Оно понимает себя как чистое творчество — искусственное с ног до головы, — которое постоянно открывает для себя новые пути и соблазны.
Это безудержное растениеводческое экспериментирование постоянно подвергается упрекам: за программную антиприродность, за отсутствие внятных ориентиров и ценностей, за безудержную погоню за новизной и кратчайшую память, за неостановимую продуктивность, подрывающую любые попытки сфокусироваться и углубиться. Впрочем, именно эти же особенности и привлекают огромное количество неофитов.
Среди одного из многочисленных достижений четвертого направления растениеводства, к примеру 100 000 «искусственных» видов орхидей против 30 000 естественных, — и первое число ежегодно продолжает расти (второе, вследствие уничтожения природных мест обитания, уменьшается). Мы можем критиковать это движение, но не можем его не замечать.
3
Я взялся перечислить и описать различные виды увлеченного растениеводства не для того, чтобы взять их за основу сциапоники через критическое или одобряющее отношение.
Корзина теней пополняется компонентами, отводками, осколками, спящими почками — расщепим растениеводческие идеологии так, как расщепляют лозу, и возьмем из каждой по ниточке-смыслу.
Из 1 — внимание к спящим душам и заботу об их пробуждении
Из 2 — знание о том, что сросшееся, запутавшееся так же значимо, как отдельное, самостоятельное
Из 3 — умение выплести из сросшегося, запутанного отдельный кусочек, сохраняя его живым и благополучным
Из 4 — волнующее и вдохновляющее желание двигаться без опор и оглядки
4
Несмотря на все отличия между описанными (и многими другими) способами выращивать растения внутри человеческих логовищ, у них есть одно общее определяющие начало: люди начинают поддерживать существование растительной жизни там, где она самостоятельно быть не может.
Что происходит, когда тропическое растение попадает в северный сад и при помощи самых разных средств и приемов не погибает? Что происходит, когда растение с ультрафиолетового высокогорья растет в hobby room под металлгалогеновой лампой? Что происходит, когда новая форма жизни — в результате человекосделанной гибридизации — приходит во вселенную, в которой раньше такой формы жизни не было?
Что происходит? Зарождается тень.
5
Исследовательница взаимодействия машин и людей Люси Сачмен утверждает, что новое появляется не когда что-то сплетается из отдельных кусочков, а когда, наоборот, из сплетенного выплетается одна из его частей.
Экологическая наука и мудрость (а также наука и практика машинных миров) за последний век крепко научили нас тому, что новое, сложное, действующее — это всегда сеть, отношения, взаимосвязи и взаимозависимости: великая паутина жизни. Отдельные кусочки, нити, вещи обретают смысл и одушевленность только внутри этой паутины. И если наша работа направлена на появление нового живого — то это работа плетения и связывания.
Люси Сачмен говорит другое: наш мир — это не отдельные элементы, которые ждут взаимодействия, ждут своего включения в густую и умную сеть.
Наш мир — это всегда уже вселенная густых и умных сетей, они уже здесь, они были здесь всегда. И если наша работа направлена на появление иного живого — то это работа осторожного отведения, выплетания участков этих сетей в отдельные созданьица.
Конечно, это отдельность временная. Созданьица просто не могут жить автономно: они или стремятся к новым сетям и связям, или разрушаются.
Что происходит? Зарождается тень. Тень — это короткая, полунезависимая, полуживая жизнь между двумя материнскими сетями, двумя мирами-паутинами.
Тенеделие — это операция по выплетению кусочка сети или внимание к случайно /самостоятельно отошедшим кусочкам сети; это забота о кусочке-тени до тех пор, пока он не окажется в новой сети. Сциапоника — это передержка теней.
Вместе с маками я посеял колосник песчаный.
Этот злак еще называют морским овсом — вместе с морским горошком, морской горчицей, морской колючкой, морской розой и т. д. он является частью растительной жизни песчаных балтийских побережий.
Растет он и на пляжах моего острова. Растет прижатыми, упругими, опаснорежущими колониями, удерживая песчаные дюны на месте своими прочными корневищами. Сизо-металлические широкие листья с острым сужением-шипом на конце невозможно спутать с листьями других злаков. Осенью над серебристыми куртинами стоят на высоких соломинах крупные песочно-выгоревшие колосья.
Однажды я собрал несколько таких колосков без всякого плана. И вспомнил о них уже при посеве маков из Норвегии — мне сентиментально захотелось, чтобы их встречало местное растение Финского залива. Вместе с реснитчатыми листьями-ладошками над укрытым парусиной столом поднялись тонкие, свернутые трубочкой листья морского овса.
Маленькие злаки оказались гораздо устойчивее маков к жизни в новых для своего вида обстоятельствах. Более того, они пережили пару лет легкой заброшенности: кочевали из одного угла мастерской, от одной тусклой лампы к другой, неудовлетворительной: я лишь изредка, с обширными периодами промежуточной засухи, делал полив.
Прошлой осенью я предоставил колоснику просторный контейнер для корней и обильный искусственный свет для фотосинтеза. Растения (вспомним первый тип растениеводства) смогли проявить свой природный потенциал: теперь это многолистная, яркая, ползучая колония.
Однажды, уходя из мастерской, я забыл вернуть контроллер освещения в автоматический режим — и две последующие недели растения провели без темных часов покоя.
Морской овес воспользовался избыточными ресурсами чтобы зацвести: разместил среди осветительных конструкций светло-зеленые колосья с нарядно свисающими желтыми пыльниками. Простое переопыление методом встряхивания — и через два месяца есть уже зрелые семена.
Я уже собирался заняться посевом, когда судьба привела эти семена в животики зимующих в здании мышей.
Вечерами, выходя после работы на берег, я встречаю сизолистные гнезда песчаного колосника.
Днем, входя в мастерскую за 30 км от этого берега, я встречаю сизолистное гнездо песчаного колосника.
Это растение было выплетено — при моем непосредственном участии — из породившей его жизненной ткани. Эта ткань включала в себя также шелковистое низкое северное солнце, западный ветер с его весенними и осенними штормами, пластиковый мусор с проходящих фарватером судов, гул вертолетов пограничных войск, голоса отдыхающих людей, сны перелетных птиц и другое, и другое.
Выплетенный кусочек теперь живет совсем иначе. Возможно, кто-то увидит в этом «иначе» одиночество и скудность.
Да, время тени — это действительно время отделенности и пустоты.
Но не только. За прошедшие годы рядом с колосником соприсутствовали многие другие растения, иногда буквально сплетаясь с ним листьями. О колоснике заботились машины маленькие: светодиоды, микропроцессоры, насосы — и машины большие: электростанции, городская водоносная система. Множество часов провел рядом с колосником я, все больше и больше рассказов о нем слышат гости мастерской. Эти операции медленно, полудвижениями, полувдохами, вплетают растение в другую паутину другой жизни.
А пока это вплетение не завершено, оно получает сциапоническое внимание и общение.