Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Эйнхард. Жизнь Карла Великого. Перенесение и чудеса святых Марцеллина и Петра. Письма. СПб.: Наука, 2024. Пер. с лат. Р. Шмаракова, О. Воскобойникова; ст., ком. А. Сидорова. Содержание
1. Когда, находясь еще во дворце и занимаясь мирскими делами, я разнообразно помышлял о досуге, которым желал когда-нибудь насладиться, я обнаружил некое уединенное место, весьма отдаленное от людской толчеи, и по щедрости государя Людовика, которому тогда служил, получил оное. Это место находится в лесистом углу Германии, расположенном между реками Неккаром и Майном, и в нынешнее время у жителей его и соседей зовется Оденвальд. Построив там, по мере своих способностей и средств, не только дома и здания для жилья, но и не лишенную красоты базилику, пригодную для отправления божественных служб, я охвачен был сомнением, во имя и в честь какого святого или мученика лучше бы ее освятить. И когда я долго уже пребывал в этих колебаниях, случилось, что один диакон Римской церкви, по имени Деусдона, явился во дворец просить у короля помощи в своих нуждах. Он задержался там на некоторое время, а когда, завершив дело, для которого прибыл, готовился отправиться обратно в Рим, однажды мы из учтивости пригласили его, как чужеземца, к трапезе нашей худости. Поговорив за обедом о многих предметах, добрались мы за беседою до упоминания о переносе тела блаженного Себастьяна и о небрежении, в каком пребывают гробницы мучеников, которых в Риме великое множество. Затем разговор обратился к посвящению новой нашей церкви, и я принялся расспрашивать, как бы добиться, чтобы досталось мне что-нибудь из подлинных останков тех святых, что покоятся в Риме. Тут он поначалу колебался и отвечал, что не знает, как это сделать; но потом, приметив, что я этим и озабочен, и заинтересован, обещал завтра ответить на мой вопрос.
Засим, снова мною приглашенный, он вынул из сумы книжицу и протянул мне с просьбою, чтобы я прочел в уединении и не отказал сообщить ему, как мне понравится написанное. Я взял книжицу и, как он просил, прочел ее тайно, оставшись один. В ней говорилось, что у него дома есть великое множество останков святых и что он хочет дать их мне, если сможет с моей помощью вернуться в Рим. Он знал, что у меня есть два мула, так, если я дам ему одного из них и пошлю с ним вместе моего верного человека, чтобы получить от него оные останки и отвезти мне, он, диакон, тотчас мне их пошлет. Предложение мне понравилось, и я решил немедленно испытать искренность этого ненадежного обещания; поэтому, дав мула, о котором он просил, и прибавив еще денег на дорогу, я велел моему секретарю Ратлейку отправляться с ним, так как он и сам имел желание пойти в Рим ради молитвы. Итак, отправившись из Ахенского дворца, где в ту пору был император со своим двором, они добрались до Суассона. Там они беседовали с аббатом Хильдуином в монастыре Святого Медарда, ибо упомянутый диакон ему посулил устроить так, что в его распоряжении окажется тело блаженного мученика Тибурция. Соблазненный этими обещаньями, аббат послал с ними одного пресвитера, человека хитроумного, по имени Хун, наказав получить от диакона тело помянутого мученика и привезти ему. Затем они, отправившись в дорогу, пустились в Рим так быстро, как могли.
2. Случилось по приходе их в Италию, что мальчик-слуга моего секретаря, по имени Регинбальд, пораженный трехдневной лихорадкой, своим недугом немало мешал их странствию, ибо в те часы, как охватывал его жар лихорадки, они не могли продолжать путь. Их ведь было мало, а потому они не хотели разделяться. И в то время как путь их был немало замедлен этим неудобством, они же старались, как могли, его ускорить, за три дня до их прибытия в Город явился в видении лихорадящему мальчику некто в диаконском облачении, расспрашивающий, чего ради господин его торопится в Рим. Когда же тот поведал ему, насколько сам о том знал, и обещания диакона послать мне останки святых, и посулы его аббату Хильдуину, тот человек сказал: «Выйдет не так, но исход дела, ради которого вы пришли, будет весьма отличным от ваших помыслов. Ибо тот диакон, что упросил вас прийти в Рим, исполнит или мало, или вовсе ничего из своих обещаний. Посему я хочу, чтобы ты последовал за мной и прилежно внимал тому, что я тебе покажу и скажу». Тут он взял мальчика за руку и, как тому виделось, заставил взойти вместе с собой на вершину высочайшей горы. И когда они поднялись и стали там, он сказал: «Повернись на восток и взгляни на поля пред твоими очами». Когда мальчик это сделал и взглянул на помянутые поля, увидел на них здания огромных размеров, возведенные как некий великий город; и на вопрос того человека, знает ли он, что это, отвечал, что не знает. Тогда тот сказал: «То, что ты видишь, — Рим» и тотчас прибавил: «Направь взор на отдаленные части города и приглядись, видно ли тебе в тех местах какую церковь». И когда мальчик молвил, что видна какая-то церковь, тот сказал: «Ступай и объяви Ратлейку, что в церкви, которую ты только что видел, сокрыто то, что он должен доставить своему господину. А потому пусть приложит усилия, чтобы добыть это как можно скорее и вернуться к господину». Когда же мальчик сказал, что никто из пришедших с ним не поверит в таком деле его словам, тот отвечал: «Ты знаешь, что всем, кто свершает этот путь с тобою, ведомо, что уже давно ты мучишься трехдневной лихорадкой и все еще не находишь облегчения». Мальчик: «Да, все так, как ты говоришь». «Посему, — продолжает тот, — я хочу, чтобы знаменьем тебе и тем, кому ты объявишь сказанные мною слова, стало то, что с сего самого часа ты по милосердию Божиему избавишься от лихорадки, доныне тебя угнетавшей, так что более она тебя в сем путешествии не постигнет». При этих словах пробудившись, мальчик позаботился передать Ратлейку все увиденное и услышанное. Когда же Ратлейк изложил это шедшему с ним пресвитеру, оба рассудили испытать достоверность сна подлинностью обещанного исцеления: ведь в тот самый день мальчика, видевшего сон, по свойству обыкновенно мучившей его лихорадки должно было лихорадить. И во свидетельство, что это было не пустое наваждение, но прямое откровение, ни в тот день, ни в следующие в его теле не обнаруживалось ни следа обычной лихорадки. Так случилось, что они поверили видению и не полагались на обещания диакона.
3. По прибытии в Рим они нашли приют возле той базилики Блаженного апостола Петра, что зовется «в оковах», в доме того самого диакона, с которым пришли, и провели с ним несколько дней, дожидаясь исполнения его обещаний. Но он, будучи не в силах выполнить обещанное, свою неспособность сдержать слово прикрывал всяческими проволочками. Наконец они завели с ним беседу, осведомившись, отчего ему вздумалось морочить их таким образом, и прося больше не задерживать их обманом и не препятствовать их возвращению пустыми надеждами. Услышав это и видя, что уже не может сбывать им свои плутни, он сперва сообщил моему секретарю насчет обещанных мне останков, что не располагает ими, затем, что брат его, которому он, пускаясь в путь, препоручил дом и все свое имущество, отправился по делам в Беневент, когда вернется, ему неведомо; и так как он предал тому на хранение эти останки вместе с прочим скарбом, он не может знать, что брат с ними сделал, ибо ему так и не удалось отыскать их в доме; поэтому пусть он, секретарь, рассудит, как поступить, ибо ему со своей стороны не на что надеяться. После того как он сказал все это моему секретарю, а тот пенял ему, что он его морочил и дурно с ним обошелся, диакон, наговорив Хильдуинову пресвитеру невесть каких пустых и нелепых вещей, расстался с ним, одушевив его подобной же надеждой.
Назавтра же, увидев их весьма опечаленными, он убедил их пойти с ним к гробницам святых: ему казалось, там можно найти что-то такое, что удовольствует их желания, так что не придется им возвращаться на родину с пустыми руками. И хотя им понравилось это предложение и они желали как можно скорее взяться за то, к чему он их побуждал, однако он по своему обыкновению забросил это дело и вверг их, воспрявших было духом, в такое отчаяние этой задержкой, что они решили, если и это не вышло, возвращаться на родину, хотя ничего не добившись.
4. Но мой секретарь, памятуя сон, виденный его слугою, начал побуждать своего спутника пойти к гробницам без их хозяина, который обещал, что отведет их посмотреть на оные. Итак, нашед и наняв вожатого, чтобы показал места, приходят сначала к базилике Блаженного мученика Тибурция на Лабиканской дороге, в трех милях от Города, и осматривают могилу мученика со всем возможным тщанием, изучая с великой осторожностью, можно ли открыть ее так, чтобы никто другой не заметил. Потом спускаются в крипту, примыкающую к этой базилике, где погребены были тела блаженных Христовых мучеников Марцеллина и Петра, и, осмотрев состояние и этого памятника, уходят, рассчитывая скрыть эти действия от своего хозяина. Но вышло иначе, чем они думали. Хоть они и не знали, по каким приметам, однако он быстро известился об их действиях и, боясь, что они добьются желаемого без его участия, решил поспешить и предупредить их замысел; зная эти места совершенно и во всех отношениях, он ласково заговорил со своими гостями и убеждал их пойти туда с ним вместе, чтобы, если Бог удостоит благосклонствовать их желаниям, с общего согласия сделать все, что им представляется нужным. Они согласились и сообща назначили время, когда к этому приступить.
Выдержав трехдневный пост, они приходят на место ночью, когда никто из римских жителей их не заметит. Войдя в базилику Святого Тибурция, они попытались сначала открыть алтарь, под которым, как думали, лежит священное тело. Но подготовка к началу дела мало отвечала их намерениям, ибо памятник, возведенный из прочнейшего мрамора, легко отражал попытки открыть его невооруженными руками. Потому, оставив гробницу этого мученика, они спускаются к могиле блаженных Марцеллина и Петра и там, воззвав к Господу нашему Иисусу Христу и помолясь святым мученикам, силятся сдвинуть с места камень, закрывавший верх гробницы. Убрав его, они видят священнейшее тело святого Марцеллина, положенное в верхней части гробницы, и мраморную доску, поставленную у его головы; надпись на доске ясно указывала, члены какого мученика здесь покоятся. Подняв и вынув тело, как подобает, с величайшим благоговением и обернув чистым полотном, передают диакону, чтобы унес и хранил; а чтобы не осталось ни намека на похищение тела, вновь кладут камень на место и возвращаются в Город, в свое жилье. Диакон же, утверждая, что хочет и может хранить полученное тело блаженнейшего мученика подле базилики Блаженного апостола Петра, называемой «в оковах», где был у него дом, поручил блюсти его своему брату, по имени Лунизон. Думая, что моему секретарю этого довольно, диакон начал побуждать его вернуться на родину, взяв тело блаженного Марцеллина.
5. Но тот обдумывал и затевал нечто совсем иное. Как он мне потом говорил, ему казалось непозволительным возвращаться на родину с одним только телом блаженного Марцеллина: было бы почти нечестиво, чтобы тело блаженного мученика Петра, который был общником Марцеллину в страстях и больше пятисот лет покоился с ним в одной гробнице, оставалось там, в то время как тот оттуда уходит. Когда зачалась в нем эта мысль, он в такой был тягости и таким был мучим замешательством, что не находил отрады и приятности ни в пище, ни в сне, пока тела мучеников, соединенные в страстях и во гробе, не соединятся для путешествия на чужбину. Он, однако, сильно недоумевал, как это можно исполнить, зная, что ему не найти никого из римлян, кто ему помог бы в этом предприятии, и даже такого, кому он отважился бы открыть свои тайны. Пребывая в сем сердечном томлении, он отыскал одного странствующего монаха, по имени Василий, который за два года до того пришел из Константинополя в Рим и там вместе с четырьмя учениками нашел пристанище на Палатинском холме у других греков того же монашеского чина. Ратлейк пошел к нему и открыл терзавшую его заботу. Одушевленный его советами и полагаясь на его молитвы, он стяжал в сердце своем стойкость такую великую, что решил скорейшим образом испробовать эту затею, хотя и с опасностью для своей головы. И призвав своего спутника, Хильдуинова пресвитера, он завел речи о том, чтобы вновь тайком отправиться, как уже делали, к базилике Блаженного Тибурция и снова попытаться открыть могилу, в которой, как полагали, погребено тело мученика. Одобрено его предложение; взяв с собою слуг, с ними прибывших, они тайком отправились в путь ночью, причем хозяин вовсе не знал, куда они идут.
Пришед на место, помолясь пред дверьми храма об успехе своей затеи, они входят. Товарищи разделились: пресвитер с несколькими остался в базилике, дабы искать тело блаженного Тибурция, а Ратлейк с остальными, вошед в примыкающую к церкви крипту, подступил к телу блаженного Петра. Открыв гробницу без всякого затруднения, он беспрепятственно взял священные члены святого мученика и, уложив их на шелковой подушке, приготовленной для этого, заботливо укрыл. Между тем пресвитер, искавший тело блаженного Тибурция, истратив много труда впустую, когда увидел, что ни в чем ему нет успеха, оставив усилия, спустился в крипту к Ратлейку и начал спрашивать, что ему делать. Когда же тот ему отвечал, что, по его мнению, останки святого Тибурция уже нашлись, и показал, о чем говорит — ведь незадолго до того, как пресвитер пришел к нему в крипту, Ратлейк нашел в сей самой гробнице, где покоились священные тела святых Марцеллина и Петра, некое круглое отверстие, вырытое внутри, глубиною почти три фута, шириною в фут, а в нем немалую меру мелкого праха — обоим показалось, что этот прах мог остаться от тела блаженного Тибурция, после того как кости его были отсюда унесены, возможно, его некогда положили в той же могиле, между блаженными Марцеллином и Петром, чтобы его труднее было найти. Они сошлись в том, что пресвитер возьмет этот прах и унесет с собою как останки блаженного Тибурция. Так учинив и распорядив, они со всем найденным вернулись в свое жилье.
6. После этого Ратлейк, заговорив со своим хозяином, просит его вернуть священный прах блаженного Марцеллина, преданный ему на хранение, и не удерживать его, Ратлейка, никакой не нужной отсрочкой, затем что он намерен вернуться на родину. Диакон не только тотчас вернул ему то, о чем он просил, но и предложил немалую долю от останков других святых, собранных в один сверток, с тем чтобы он отнес их мне. На вопрос об их именах он отвечал, что назовет их мне, когда сам ко мне прибудет. Он, однако же, увещевал почитать эти останки с тем же благоговением, как и другие останки святых мучеников, ибо не меньшая у них пред Богом заслуга, нежели у блаженных Марцеллина и Петра; я-де в этом удостоверюсь, как только сведаю их имена. Ратлейк принял предложенный дар и, послушав увещевания, приобщил оный к телам святых мучеников. Посоветовавшись с хозяином, он велел, чтобы это священное и вожделенное сокровище, уложенное в ларцах и запечатанное, до Павии везли Лунизон, диаконов брат, упомянутый нами выше, и Хильдуинов пресвитер, с ним прибывший. Сам же он со своим хозяином оставался в Риме, семь дней напролет выжидая и прислушиваясь, не прознают ли горожане о похищении тел святых. Видя, что никто из чужих о том не поминает, и считая, что все осталось в тайне, он, взяв с собою хозяина, пустился вслед за теми, кого отрядил вперед. Когда нашли их в Павии, близ базилики Блаженного Иоанна Крестителя, что обыкновенно зовется Дамской и в то время была в моем владении по милости королей, решили задержаться там на несколько дней, чтобы дать отдыха лошадям, на которых прибыли, и самим приготовиться к более долгому пути.