Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
ДрАнтология. М.: Выргород, 2023. Содержание
«Солнечный гений» Вени Д’ркина просиял в 90-е годы ХХ века. Он ушел из жизни, не дожив до тридцати, в 1999-м, — как кажется, совсем чуть-чуть не дотянув до настоящей славы, до хоть какого если не успеха, то не-нищеты, так и не создав настоящую группу, толком, профессионально так и не записавшись.
Но его песни (очень разные по глубине и качеству, но часто — прекрасные) продолжают слушать и, видимо, будут слушать всегда. Его след в русской культуре не велик, но прочен.
Веня Д’ркин (Дрантя, Александр Литвинов) — редчайшая нехапужная реализация последнего советского поколения, редчайшее по светлой силе творческое оправдание эпохи 90-х, редчайшее благословение горделивого, но измученного Донбасса и других малоосвященных мест рухнувшей советской цивилизации.
— Это — вспышка, — говорит лидер группы «Алоэ» Игорь Бычков. — Сгусток какой-то человеческой победы. Главное — юмор, ирония постоянно. Оптимизм. Такой, иногда мрачный, но все равно веселый.
Он просиял, именно просиял в, казалось бы, беспросветной географической и временной дыре постоветской эпохи, закрыв ее собой. И непонятно, кто бы еще смог так.
— Он же ж волшебствовал, он же ж как черт все это делал. У него эта энергия кипучая была завораживающей! Такое редко в людях есть, я же говорю: солнечный гений. Его перло, и всем было видно, что его прет, — вспоминает Анастасия Тюнина, музыкант, лидер группы «НастежЬ».
Но при всей харизме и мощности таланта не был он никакой рок-звездой. И не только потому, что не дожил до славы и ликующих стадионов или хотя бы наполненных влюбленными фанатками московских клубов, а потому что вообще он не был персонажем этого сюжета. В этом сюжете иисусы-христы-суперзвезды рок-н-ролльного прошлого платят ранней смертью за успех и обожание толпы. Он умер рано, но не звездой. Он заплатил, но так ничего и не взяв себе лично. Он все время отдавал и ничего не брал взамен. Он пел, рисовал, сочинял и рассказывал сказки не для гордой вечности, а просто для друзей. Но рядом с ним каждый становился больше.
— Вот что мне очень нравилось в Дранте — он всегда в каждом умел выцепить... звездочку, — говорит Полина Литвинова. — Он... он ничего для этого особого не делал. Но каждый при нем сверкал. Вот почему так всем стало больно, когда он ушел. Одно дело, когда ты чувствуешь себя большим, другое — когда источник уходит, нет больше света, прожектора, который освещает тебя. Чтобы кто-то увидел, что ты — звезда, кто-то должен направить на тебя лучик. Все-все — рядом с ним как фейерверки пылали.
<...>
— Короче, я спал уже, — рассказывает Игорь Бычков, лидер группы «Алоэ», к тому времени уже лауреат и член жюри «Лиры». — И вдруг я услышал аплодисменты, настоящие овации. Вылез из палатки, пошел смотреть. Ну там жег чувак. Просто жег. Люди ловили буквально каждый его и взгляд, и все.
Эти песни, никому до сих пор не известные, вдруг по-настоящему заработали, пошел настоящий кач.
— Когда он прогремел на фестивале «Оскольская лира», мы с моим другом детства Сашей Еремеевым только издали видели его, — рассказывает драматург, театральный критик, продюсер Наталья Осис. — Почему-то я запомнила, как девушки бегали за ним, чтобы взять автограф. Иногда никакой бумаги не было, и для автографа подставлялась длинная загорелая нога. Дранти аккуратно придерживал эту ногу — как будто бы это был блокнот — и не спеша выводил фломастером надпись, от коленки к неровному краю джинсовых шорт. Все кругом замирало. Девушки не дышали, молодые люди сглатывали слюну. «Ну и вот», — говорил Дранти, закрывая колпачок фломастера. И все снова приходило в движение.
<...>
Светлана Олейник вспоминает:
— Вениамин Дыркин... этот псевдоним себе придумал Юрий Рыданский, и, когда мы с ним впервые знакомились, он так и представился: «Дыркин Вениамин!». Сразу же его представили его родным именем. А вот потом, когда Дрантя выступил под этим именем и занял почетное место, Рыда прикалывался над ним: мол, Дрантя, что же это ты меня так подставил, люди знают, что это я, скажут, а ну-ка спой нам, а у меня ни слуха, ни голоса. Естественно, посмеялись и забыли, и у нас в компании он как был Дрантей или Саней, так им и остался, а вот для Оскола, Белгорода и Воронежа он стал Веней Д’ркиным (буква «Ы» выпала уже в заявке на «Лиру» 1995 года. — Авт.).
— Ну да, изначально получается — мой псевдоним, — говорит Рыданский. — Я использовал его скорее для охмурения молодых девочек в Краснодоне. Он, грубо говоря, не запатентован. Дрантя сам говорил, что, наверное, его родители последние узнали, что их сын — звезда, он все время побаивался авторитарного папы и не хотел светиться. А постольку-поскольку на первых «Лирах», еще на той «Лире», где он был, уже и телевидение было, и — экспромт: с одной стороны, чтобы замаскироваться от родителей, чтобы по телику не попалиться, с другой стороны, опять же, Веня Дыркин из Максютовки, Максютовка из того путешествия по Осколу на лодках. Проплывали мы деревню с таким названием. Она, правда, Масютовка, а с нами был Макс, переименовали тут же именем Макса — Максютовка. Деревня уникальная, с соломенными крышами, с журавликами-колодцами, семь домов — прекрасно. Вот Дрантя экспромтом, наверное, такой псевдоним себе придумал. Не придумал, а как бы явил в эфир.
Веня — удачное имя не только для шутовского образа, но и для серьезного, вернее их смеси на грани молитвы и карнавала, потому что Веня — это еще и отсыл к Венедикту (Веничке) Ерофееву, автору «Москва — Петушки», библии русской алкогольной мистики. Но для донбасской тусовки он остается Дрантей, а для остальных — Сашей.
— Я называл его пару раз Веней, когда мы начинали знакомиться, — вспоминает Бычков. — И тут же почувствовал: что-то не то. Это же сценический псевдоним, а мы не на сцене. На сцене, если объявить надо его, то будем объявлять его Веней Д’ркиным, а если общаемся в жизни, то у него есть имя — Саша.
<...>
В мае Д’ркин снова в Воронеже — у него несколько небольших концертов и большой и хорошо записанный концерт 3 июня 1997 года в Центре культуры и бизнеса «Апекс».
— Концерт в «Апексе» был первым «настоящим» концертом Д’ркин-бэнда, — пишет Петр Глухов на сайте «ДрДом». — Дрантя приехал в Воронеж ради этого концерта почти на целый месяц. Специально для репетиций был снят частный дом на улице Сакко и Ванцетти. На тот момент из состава Д’ркин-бэнда были только Дрантя и Вероника. Остальных музыкантов искали уже на месте. Это, пожалуй, самая радостная из «бэндовых» записей. Конечно, лажающая ритм-секция, перегруженный бас, запись с пульта на кассету... «А все равно клево», как сказал сам Др на неожиданно раннее вступление барабанов в одной из песен.
Вот как вспоминает о подготовке концерта одна из его организаторов Наталья Осис:
— Больше всего делал Толич Коркуш: он нашел домик, где жил и репетировал Дранти — на этот раз в частном секторе, — на спуске к реке, очень близко от центра Воронежа. Тот же Толич предложил в качестве площадки «Апекс». Договариваться мы ходили вдвоем и как-то очень легко договорились, что было удивительно. Ребята начали репетиции — кроме Веронички, был ее тогдашний бойфренд, игравший на аккордеоне (я тогда в первый раз видела, как Дранти, сидя на одной табуретке и положив нотную бумагу на другую, легко расписывает партии для трех инструментов. Я была поражена, если честно). На ударных играл Олег Головин — это был его дебют, и Дранти очень бережно с ним обращался. Все мы, кто работал тогда над организацией концерта, практически переселились в этот маленький домик. Там же была сделана лучшая в жизни Дранти серия фотографий. На стене мы повесили огромный ватманский лист <...>, и на этот лист ватмана мы записывали все звонки, сообщения и встречи. А каждый вечер проводили планерки. Дрантя нарисовал афишу. Мы все работали как сумасшедшие, чтобы все получилось. И все получилось. А еще, по-моему, мы все тогда были очень счастливы.
В «Апексе» он спел «Пароходик» (первое исполнение этой песни — 22 марта), который звучит как предчувствие:
Говорят, пароходики — это не вредно.
Говорят, пароходики — это не страшно.
От них и любовь, и цветы, и пенье,
И от этого живей идет распродажа.
Увидел пароходик и сгорел дотла,
Оставив на поверхности мазутные пятна, —
Может, от любви, а может, от зависти.
Не уберегли, недосмотрели...
7 июня у Д’ркин-бэнда концерт в Харькове, в кинотеатре «Юность». Ритм жизни сумасшедший. Лерыч вспоминает:
— После концерта в Харькове Дрантя поехал в Краснодон. Перед «Лирой» (она была 25-26 июля) две недели репетировали в Воронеже, после «Лиры» опять ненадолго вернулся домой, а в середине августа снова в Воронеж, репетировал с новой ритм-секцией — из Черниговской области приехали басист Сергей Лепень и барабанщик Виталий Котовский. И оттуда на электричках в Москву.
На «Оскольской лире» он почувствовал себя уже больным, как вспоминает Наталья Осис:
— К концу лета Дранти, видимо, уже чувствовал себя неважно. Он надолго уходил в лес, говорил, что сидит там на пенечке, пока птицы не начинают садиться ему на плечи и вить в волосах гнездо. Я даже не исключаю, что это могло быть на самом деле. В нем всегда было что-то такое... от Святого Франциска. Ну и ему, конечно, просто нужно было периодически поставить босые ноги на землю — просто как Антею. И это всегда было очень видно — отсюда и невозможные требования маленького домика в больших городах... «В этой жизни слишком часто все становится сложно, — говорил он. — Когда перестаешь понимать, что правильно и что нет, когда всех жалко или всех ненавидишь, тогда надо пожить максимально близко к природе. Она дает очень ясное ощущение, что правильно и что нет. А если встать на землю и закрыть глаза, то даже с закрытыми глазами будет ясно, где верх и где низ. С этой ясности можно начать».