Зачарованное место. Медиапотребление, медиаграмотность и историческая память сельских жителей / А. Г. Качкаева [и др.]; под ред. А. Г. Качкаевой, А. А. Новиковой. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2021. Содержание
До середины ХХ века сохранению и воспроизводству важных элементов сельской культуры способствовал народный фольклор. Фольклорная культура позволяла проявлять творчество, оставаясь в рамках традиционных культурных форм и набора идей. Фольклор стал основой социальной мифологии, которая транслировалась как устной, так и письменной культурой в начале XX века. По мере активизации процессов урбанизации сельский фольклор сменился городским, сохраняя базовые признаки. Смена форм презентации культурной памяти, а фольклор был важной частью культурной памяти, происходила не быстро. Чаще можно говорить о том, что новые формы начинали существовать наряду с прежними, расширяя рамку традиционной культуры, включая элементы народного и профессионального искусства в массовую культуру, формируя современную мифологию, адаптируя традиционные нарративы и формы к требованиям времени и новых технологий. Отголоски личной, семейной и исторической памяти, уходящие корнями в крестьянскую культуру, и сейчас узнаваемы во многих артефактах массовой культуры. Они были органично сплетены с идеологией и художественными приемами социалистического реализма в литературе, живописи, монументальном искусстве и кино, укоренились в сознании сельских зрителей и теперь воспринимаются ими как часть личной памяти и личного опыта. Учитывая слабо выраженную у россиян потребность в новизне и свободе, на которую указывали исследователи «Европейского социального исследования», не стоит удивляться тому, что советская массовая культура до сих пор продолжает оказывать сильное влияние на художественные предпочтения сельских жителей.
Эти предпочтения хорошо укладываются в рамку особого типа культуры, точнее, субкультуры, которая получила название — китч. Для ее определения мы будем пользоваться формулировкой А. Яковлевой, поскольку именно этот подход дает нам возможность рассматривать китч не только с эстетической точки зрения, но и как проявление обыденного сознания. Анна Яковлева описывает китч как «особый способ структурирования мира в соответствии с потребностями обыденного сознания, это форма укоренения поселкового сознания, по существу своему бездомного». По ее мнению, большое количество россиян — носители поселкового сознания, «вышедшего из фольклорной среды и не вошедшего в городскую элитную, независимо от их места жительства».
Излюбленные темы китча — семейно-детская, любовно-эротическая, экзотическая и историко-политическая — прекрасно вписались в советский массовый кинематограф и программную политику радио и телевидения. Разумеется, китч — явление универсальное, оно свойственно не только отечественной культуре. Однако в Советском Союзе он имел свою специфику, позволяя интегрировать принципы социалистического реализма, фольклорные нарративы и экранные приемы воздействия в единое целое. Об этом советском кинокитче регулярно вспоминали наши сельские собеседники во всех регионах, приводя его в пример того искусства, к которому они продолжают обращаться в периоды досуга, которого им не хватает в современном телевизионном эфире.
Предметы в стилистике китча были основным набором украшений домов и квартир — веера, настенные календари, вышитые картины, фотообои с тиграми и тропическими деревьями, живописные картины провинциальных художников, на которых хозяева дома были изображены в виде королей и вельмож (люди говорили, что такие одно время было модно заказывать в подарок к юбилею), и т. д. Книги, видеофильмы, картины, которые мы видели в домах, в подавляющем большинстве тоже были артефактами советской и постсоветской массовой культуры, которую также можно считать китчем. Например, литературные произведения из школьной программы, изданные массовыми тиражами (часто в сокращенном виде) в сериях, подобных «Школьной библиотеке». Или видеокассеты с подборками популярных советских фильмов о войне. Таких примеров сохранения личной и исторической памяти в формах китча нам встречалось множество, а артефакты иных культурных стилей были большой редкостью.
Китч, возникший как ответная реакция на культуру нового времени с ее непредсказуемостью, стремится представить жизнь как предсказуемую и узнаваемую, сделать мир надежным и понятным для обыденного сознания, населяя пространство повседневности и сознание символами стабильности, извлекая их из фольклора, высокой культуры, массовой культуры. Упрощая, он банализирует действительность, одомашнивает культурную память и художественные артефакты. Среди современных кино- и телевизионных персонажей, которых большая часть наших собеседников признавала «своими», преобладали персонажи китчевые. К ним мы относим героев мелодраматических и детективных сериалов канала «Россия 1» и комедийных сериалов СТС и ТНТ. Кстати, нам кажется важным, что каналы СТС и ТНТ разделили в некоторых регионах (например, в Ростовской области и Республике Татарстан) первые позиции с традиционными каналами «большой тройки» — Первым каналом, «Россией 1» и НТВ.
Заявляя о своей готовности отказаться от советского китча в пользу современного контента, молодые и обеспеченные сельские зрители при этом не меняли своих эстетических предпочтений. Одну китчевую реальность сменяла другая, сохраняя обязательное условие — имитацию стабильности, узнаваемости, простоты и «человечности» образов и сюжетов. Тематические ниши, характерные для китча, тоже оставались неизменными — семья и дети, любовь с оттенком эротизма, экзотика (от фантастики до экзотической природы) и историко-патриотическая тема.
Поскольку события сериалов и других развлекательных программ каналов СТС и ТНТ происходят преимущественно в городской среде, сельским зрителям приходилось наблюдать жизнь горожан, показанную часто в комедийных формах. Особенного возмущения они при том не высказывали, хотя большинство наших собеседников во всех сельских поселениях утверждали, что в городе жить хуже, чем в деревне.
Набор аргументов повторялся:
∙ в городе разрушена связь с природой, а в деревне она сохранилась;
∙ в городе разрушены связи между людьми (семейные, соседские, дружеские), а в деревне они сохранились;
∙ в городе потеряны нравственные ориентиры (там гораздо больше убийств, насилия, безнравственности, жестокости к детям).
В принципе, такой набор убеждений (точнее, предубеждений) нельзя назвать полностью неправильным. Все названные виды связей в городах, очевидно, если не разрушаются совсем, то существенно трансформируются и по сравнению с крестьянской культурой, которую описывал Теодор Шанин, и по сравнению с мифом о сельской культуре, которую тиражировал советский кинокитч. Если учитывать, что все неузнаваемое и непохожее кажется нашим собеседникам «чужим» и вызывает опасения, то очевидно, что город, в котором больше непохожего, будет казаться пугающим. Тем более что наши собеседники (особенно в Ростовской области, где любовь к китчу проявлена в максимальной степени) демонстрировали жесткую настроенность по отношению к мигрантам, сексуальным меньшинствам, нарушителям традиционной морали. Очевидно, что шанс встретить все это в большом городе гораздо выше, чем в сельской местности.
Сравнивая ценности, подчеркиваемые нашими собеседниками, с описанием крестьянских ценностей в работах Шанина, можно отметить, что традиционная привязанность к земле как кормилице сегодня проявляется в виде разговоров о связи с природой. Семейные же и соседские связи, очевидно ослабленные или модернизированные, все еще продолжают сохранять первостепенное значение, особенно на фоне недоверия практически ко всем иным социальным институтам. А вот традиционный для крестьянской культуры приоритет общих (семейных, соседских) интересов над личными («мы» над «я») не проявлялся у наших собеседников практически никак. На селе люди, как и в городах, ориентированы прежде всего на удовлетворение своих личных потребностей. Это на бытовом уровне проявляется, например, в индивидуализации медиапрактик. (Люди стремятся приобрести достаточно технических устройств, чтобы смотреть телевизор отдельно от других членов семьи.) Объединение соседей для решения каких-то поселковых проблем тоже явление редкое. Современных примеров отказа от личных интересов, самоотречения нам не приводили. Хотя уважение к такой жизненной стратегии сохранилось, нам об этом достаточно часто говорили, рассказывая о жизни родителей в послевоенное время или пересказывая сюжеты любимых фильмов и сериалов.
Кроме уже упомянутого набора ценностей, роднящих традиционную крестьянскую культуру и культуру китча, мы, опираясь на материалы интервью, можем назвать еще несколько. Нам кажется, что они уточняют и конкретизируют то, как сегодня проявляется неуверенность в себе и окружающем мире, характерная для обыденного сознания, нуждающегося в дополнительном структурировании мира через его банализацию:
∙ склонность обвинять во всех бедах центральную, региональную или местную власть;
∙ уверенность в невозможности личного участия в улучшении жизни на селе;
∙ неприятие никаких форм гражданской активности, например городских протестов (их считают несерьезными, так как протестующие «не знают жизни», а тем, кто знает, «протестовать некогда, а надо выживать»).
Большую часть этих убеждений люди черпают не из личного опыта, а из телепередач или семейной памяти. В районах, где происходили в советское время крестьянские и националистические (Чистопольский район Республики Татарстан) и рабочие волнения (Ростовская область), местные жители хорошо запомнили их безрезультатность и жестокое подавление со стороны властей.
Собственного же опыта взаимодействия с представителями социальных групп, считающимися движущей силой изменений, характерных для современности, у сельских жителей нет. Среди сельских жителей практически нет представителей элиты, формирующей ядро культуры и являющейся движущей силой культурной модернизации, нет молодежи, ориентированной на высокий профессиональный статус и социально устойчивое положение (их сельские жители видят преимущественно в отечественных сериалах в гротескных образах), нет «богемы» и других групп людей, ориентированных на получение удовольствия от жизни. Все они — жители больших городов.
Вероятно, уехав из сельской местности, часть молодых людей постепенно входит в какие-то из вышеперечисленных групп. Но сельским родственникам они не слишком подробно рассказывают об этом, зная, что незнакомое насторожит их и вызовет непонимание. Приезжая на родину, они стараются не шокировать старших своими «новыми ценностями» (о чем иногда вскользь упоминают в интервью наши собеседники разных возрастов). Однако значительная часть уехавшей в города молодежи и на новом месте продолжает сохранять предпочтения и привычки, характерные для их родителей. Культура потребления китча оказывается очень живучей, и современные медиа только облегчают доступ к ней, предоставляя неограниченные возможности ее поиска с помощью интернета.