Сидеть на асфальте, несмотря на холод, хотелось бесконечно. Пусть идет время, пусть что-то происходит вокруг, пусть начнется война, бомбежка, землетрясение — он не встанет. Потому что так жить нельзя. Должно быть нечто, чего человек не должен делать ни при каких условиях. А если делает — он не человек…
— Саша, это ты? — послышался вдруг знакомый голос. Сашка испуганно поднял голову и увидел над собой удивленное девичье лицо с желто-зелеными глазами и редкими веснушками.
— Катя?
Это было как будто сотню лет назад. Корпус. Экскурсия старших гимназических классов к кадетам первого года обучения. Полудетские конкурсы, показательные стрельбы, вечером — танцы. Катя Краева. Дочь капитана Краева. Бант в длинной косе, глупое хихиканье с подружками и упорные, завороженные взгляды на Сашку. На танцах, когда девочки приглашали, она сунулась было к Сашке, но он разгадал ее намерения и поспешно удрал из зала. Потом Катя стала по поводу и без повода приходить к отцу на работу. Оказалось, что у нее проблемы с правописанием, а она собиралась поступать в университет. Краев попросил Сашку вечером помочь Кате разобраться с правилами. Они сидели в пустом полутемном классе: Катя и Сашка с учебником, а через две парты, улегшись на скамеечку, дремал Илья, без которого Сашка уже никуда не ходил. У Сашки от общения с Катей осталось впечатление, что не правописание ее занимает, а он сам, и огромное чувство неловкости, потому что разговаривать с девушками он не умел. Но все это было давно, и уже месяц он Катю не видел. И не должен был видеть никогда. Когда ты не из гвардейского Корпуса, когда ты голоден, грязен и в синяках, нормальным девушкам незачем с тобой общаться.
— Я видела, как ты под машину попал, — сказала Катя. — Сильно ушибся?
— Нет, не сильно, — буркнул Сашка.
— Не ври, — она вытащила из кармана платок, — возьми, у тебя кровь носом идет. И вообще, в случае аварии у человека шок бывает. И он даже с переломами может некоторое время ходить. Ты уверен, что у тебя ничего не сломано?
Сашка не был уверен. Молча взял платок и приложил к носу.
— Пойдем ко мне, я недалеко живу, — решительно сказала Катя. — Там и разберемся, что с тобой.
— Я не могу к тебе пойти. Понимаешь…
— Да все я понимаю. Папа про тебя говорил. Тебя выгнали из Корпуса. Все подумали, что ты в Энск хотел убежать.
— Хотел, — Сашка усмехнулся, — еще я хотел весь город отравить, а из центра сделать южные развалины. А еще…
— Саша, — прервала его Катя, — успокойся, пожалуйста. Я не верю, что ты мог предать город. Мне папа все рассказал. Это твой друг виноват, Илья. Мне он, кстати, никогда не нравился, — Катя протянула ему руку.
— Пойдем, сейчас у меня дома никого нет. Мама на дежурстве в поликлинике, а папа в части. Вернется поздно. Пошли, не бойся.
Сашка вздохнул и, проигнорировав протянутую руку, поднялся сам.
— Телефон у тебя есть? — делать у Кати ему было нечего, но от нее он мог позвонить домой.
— Да, идем.
Сашка пошел следом, стараясь не очень хромать и придерживая одной рукой окровавленный платок, а другой — ребра.
— А где ты сейчас устроился?
— В танковом училище.
— Да-а? — Катя с сомнением покачала головой. — А чего ты без формы и одежда у тебя дымом пахнет?
— В самоволку удрал. Надел что подвернулось, — Сашка разозлился. — И вообще, я к тебе домой не просился. Не веришь — не веди.
— Ладно, ладно, — заторопилась Катя, — подумаешь, обиделся сразу.
Они шли по длинной улице, названия которой Сашка не мог вспомнить, хотя раньше ходил здесь. Просто было это давно, а может, и вовсе не было. Не было у него никакого дома, никакого Корпуса, а девочка, что идет рядом, ошиблась и приняла его за другого.
Катя меж тем все время говорила, взволнованно всплескивая руками:
— Папа долго переживал свой перевод и сейчас переживает. Нам ничего не говорит, но я вижу, он сам не свой. Пятнадцать лет в Корпусе служил, а его выгнали. Ведь он не виноват! Получается несправедливо. А еще он о тебе вспоминал. Жалеет, что так получилось. Хотел место тебе подыскать, но друзей у него почти не стало. А ему очень обидно!
Зайдя в дом, Сашка, прежде чем разуться, немного помедлил, но под требовательным взглядом Кати скинул ботинки. Через крохотную темную прихожую они прошли в длинную и мрачноватую комнату. Такой она выглядела, возможно, из-за коричневых обоев, а может, из-за тяжелых штор на окнах. Или просто день такой был, хмурый и пасмурный… Стояли в комнате диван, кресло, низкий столик с разбросанными по нему газетами и шкаф. Еще из комнаты вели три облупившиеся двери. Две из них были приоткрыты, и Сашка увидел кусочек кафельного пола в ванной и книжные полки от стены до стены в другой комнате. В кухню вела полукруглая арка.
Сашка боком, стараясь, чтобы не видно было дырок на носках, приблизился к дивану. Над ним висели картина — написанный масляными красками гвардейский Корпус — и несколько фотографий. Одна из них Сашке была знакома: Краев в аудитории Корпуса. Снимали недавно.
— А это кто? — спросил Сашка, увидев фото незнакомого молодого человека в форме парадной роты.
— Это мой брат, — Катя вздохнула, — он погиб пять лет назад. Его, как тебя, Сашей звали… А я уже на курсы хожу при университете. Чтобы на следующий год поступить. Только папа меня все на факультет права отправляет, а мама — на медицинский. Но я не хочу. Хочу на естественный. Слушай, а ты чего в университет не поступишь? Ты ведь так хорошо учился.
— Я поступлю, — сказал Сашка, не сводя глаз с погибшего сына Краева. — Потом.
— Поступай на философа, — предложила Катя. — Самый интересный факультет. Я бы сама пошла, но туда оценки отличные нужны. У меня там тоже знакомый есть. Он мне на день рождения книгу редкую подарил. Представляешь, довоенную. Библия называется. Там такие имена смешные! Навуходоносор, например. Ха-ха.
— Да, очень смешные, — подтвердил Сашка.
— Ну ладно, — Катя показала ему в сторону ванной, — ты сходи, посмотри, что у тебя там ушиблено, и помойся. Мало ли, заражение какое-нибудь. Я тебе полотенце дам.
Сашка взял полотенце и покорно поплелся в ванную.
Там его поразило огромное зеркало во всю стену. Он включил воду и стал медленно раздеваться. Страшно было увидеть себя после стольких приключений. Под ребрами действительно расплывался большой кровоподтек, да еще синяки на руках и ногах не то от драки с Женькой, не то от мешков, которые они грузили у падальщиков. Но страшнее всего было лицо. Сашка выглядел ничуть не лучше Витьки Шиза: те же ввалившиеся щеки и круги под глазами. Да еще из носа течет. Увидев себя со стороны, он удивился, как Катя не побоялась вести его домой… Теплая вода уже наполнила ванну, Сашка погрузился в нее и закрыл глаза. Ему казалось, что он много лет не был в тепле… Время шло, а он все лежал и грелся.
— Ты скоро? — крикнула из-за двери Катя. — Ты там живой?
— Живой, — нехотя отозвался он.
Сашка выдернул пробку и мрачно смотрел, как убывает вода, серая от грязи. Потом долго стоял под душем, думая, как все странно. Выходит, Краев не поверил в то, что Сашка — предатель…
— Наконец-то, — Катя сидела на диване перед маленьким столиком и прихлебывала чай. — Я думала, ты там жить останешься. Садись, ешь. Я тебе хлеб маслом намазала. А хочешь колбасы? Представляешь, в семь утра пошла за колбасой, три часа стояла, и мне последней досталась. А если бы после вышла, уже бы и не хватило. Раньше папе в Корпусе выдавали паек, и в нем все было. И колбаса, и соевое масло, и жир. А теперь стало сложно — платят только деньгами…
— Я колбасу не люблю, — соврал Сашка и взял хлеб.
Он изо всех сил старался есть не торопясь, но ничего не получилось. Катя дала ему второй бутерброд, потом третий.
— Ты не обижайся, но вид у тебя какой-то беспризорный. Вас что, в танковом училище совсем не кормят?
Сашка чуть не подавился.
— Я просто болел.
— А в самоволку зачем побежал?
— К маме, — Сашка отвёл глаза. — Она все с сердцем мается, ей надо меня видеть чаще.
— Ну и отпросился бы у начальства. Что они там у вас, звери, что ли? Отпустили бы! — Катя подозрительно прищурилась. — Мне один знакомый сказал, что из любой ситуации можно разумный выход найти. Нужно только хорошо подумать.
— Может быть, — Сашка вздохнул.