Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Алексей Вдовин. Загадка народа-сфинкса. Рассказы о крестьянах и их социокультурные функции в Российской империи до отмены крепостного права. М.: Новое литературное обозрение, 2024. Содержание
Можно уверенно утверждать, что начавшаяся в 1853 г. Крымская война лишь усилила общественный интерес к рассказам и драмам из народного быта в русской литературе, а восшествие на престол Александра II в 1855 г. и пробудившиеся надежды на отмену крепостного права сделали репрезентацию крестьян литературным мейнстримом и модной индустрией, в которой стремились поучаствовать едва ли не все русские писатели того времени. Наиболее популярными в Петербурге и получившими широкое публичное (а не только у критиков) признание поставщиками текстов о простонародье стали Писемский, Потехин и Горбунов. С 1853 г. они оказались в центре внимания не только журнальной критики, но и разношерстной театральной публики, а также литературных, чиновничьих, аристократических и придворных кружков и салонов Петербурга и Москвы. Это сделало их в современном смысле слова celebrities, перед которыми были открыты все, даже придворные двери великого князя Константина Николаевича (брата будущего императора Александра II), а их произведения и выступления становились предметом обсуждения в столичных газетах. Рассмотреть, как произошло восхождение провинциальных начинающих писателей, не обладавших социальным и экономическим капиталом, — значит в то же самое время описать каналы, сети и институты, благодаря которым в начале войны распространялись образы, нарративы и ритуалы.
Социальную модель, в рамках которой в 1853–1856 гг. происходил обмен национальными образами и формировались особые ритуалы, можно схематично представить в виде четырех социальных институтов — прессы (толстых журналов и газет), театра, Морского министерства и петербургских салонов, — которые были связаны между собой плотными сетями общения литераторов, журналистов, издателей, аристократов, либеральных чиновников и сановников. Между крупными чиновниками и литераторами существовали патрон-клиентские отношения: так, великий князь Константин Николаевич, возглавлявший Морское министерство, а также его личный секретарь А. В. Головнин, будущий министр народного просвещения, и другие «либеральные бюрократы» покровительствовали издателям, журналистам, университетским профессорам, писателям, актерам, которые могли состоять с ними в переписке и рассчитывать на адресную финансовую и ресурсную поддержку и продвижение своих творческих проектов. Эта скрытая от широкой столичной публики и прессы вертикальная сеть коммуникации в середине 1850-х гг. дополнялась публичным институтом многочисленных петербургских светских салонов и литературных кружков, в которых за одним столом могли оказаться, например, издатель журнала «Отечественные записки» и газеты «Санкт-Петербургские ведомости» А. А. Краевский и губернатор Петербурга Н. М. Смирнов. Многие события светской жизни попадали в журнальные фельетоны и газетную хронику.
Рассмотрим теперь, как сложилась описываемая модель и как в ней стала возможной циркуляция национальных образов и нарративов. Почва для «националистического поворота» в высшей бюрократии была подготовлена еще в конце 1840-х гг., после того как в 1845 г. под патронатом Константина Николаевича было учреждено Императорское Русское географическое общество, которое объединило быстрорастущую группу прогрессивно мыслящих чиновников, администраторов, ученых, университетских профессоров и литераторов, заинтересованных в изучении «русской народности» и других этнических групп для постепенной модернизации управления Российской империей. В результате противостояния «русской» и «немецкой» партий внутри общества победила первая: география и этнография в империи постепенно принимали отчетливо «русскоцентричный» характер. Во время Крымской войны великий князь Константин Николаевич, с 1853 г. возглавлявший Морское министерство, перенес многие этнографические проекты под эгиду своего ведомства. Напомню, что именно оно в 1855 г. организовало первую и крупнейшую этнографическую экспедицию в истории России, когда известные русские писатели Писемский, Потехин, Григорович, Михайлов, Островский и др. были командированы в отдаленные уголки империи для наблюдения за различными сторонами быта и написания путевых очерков. Особую роль в рекрутировании писателей сыграл Головнин — помощник и секретарь великого князя, знакомый со многими издателями и редакторами журналов, а через них — с некоторыми известными писателями, например Тургеневым и Панаевым.
Центральной фигурой, связывавшей высшую бюрократию Петербурга в лице Константина Николаевича и литературный мир Москвы, был известный историк, профессор Московского университета и издатель толстого журнала «Москвитянин» М. П. Погодин. После смерти в 1852 г. поэта В. А. Жуковского, который был наставником великого князя Константина Николаевича, на эту роль стал претендовать Погодин. Полемизировавший в те годы и с западниками, и со славянофилами, Погодин развивал собственную политическую идеологию в духе официального панславизма, в котором автономная русская цивилизация выполняла миссию объединения всех славянских народов в борьбе с Османской империей. Погодин мечтал, что его политические проекты станут руководством к действию при дворе, укрепив тем самым его политический вес.
Между московским профессором и управляющим Морским министерством установилась регулярная переписка, в которой Погодин не только консультировал сына императора по историческим вопросам, но и рассказывал о литературных новинках и рекомендовал ему перспективных авторов из своего журнала, прося оказать кому-либо из них протекцию и тем самым упрочить символический капитал «Москвитянина». Благодаря этой патрон-клиентской связи великий князь узнал от Погодина о существовании и огромных талантах писателя Писемского и драматурга Потехина, которых Погодин «открыл» и печатал у себя в журнале. Еще в конце 1851 г. в ответ на просьбу сообщать ему обо всех новинках русской науки и словесности историк информировал своего патрона о новой комедии Писемского «Ипохондрик», называя автора «русским Мольером», который в будущем будет изображать в резко комическом ключе не «купцов 3-й гильдии» (как его конкурент Островский из «молодой редакции» «Москвитянина»), а «паркетных помещиков» и зарвавшихся буржуа. В 1852 г. Погодин бывал на обедах у Константина Николаевича и, вероятно, продолжал свои рассказы о современной «национально окрашенной» литературе, тем более что его высокопоставленный покровитель настоятельно об этом просил. Так происходило продвижение «очерков из крестьянского быта» Писемского («Леший», «Питерщик», «Плотничья артель»), изданных в 1856 г. в Петербурге отдельной книгой и принесших автору славу одного из ведущих бытописателей.
Не менее показательна и промоция, которую Погодин оказывал другому автору «Москвитянина» — молодому драматургу Потехину. По воспоминаниям последнего, его первая народная драма из жизни крестьян, «Суд людской — не Божий», настолько понравилась издателю «Москвитянина», что он решил немедленно продвигать ее на сцену, для чего послал драматурга с рекомендательным письмом к секретарю Константина Николаевича Головнину. Пьеса была одобрена, и 27 декабря 1853 г. Потехин читал «Суд людской» в Мраморном дворце Петербурга в присутствии великих князей и широкого круга придворных. Впечатление Константина Николаевича было настолько благоприятным, что в ответном письме Погодину он характеризовал драму как «замечательное сочинение», особо отметив «прекрасный талант [автора] и большое знание быта и языка крестьян наших». Характерно, что великий князь воспринимал Потехина скорее не как писателя, а как этнографа. Одновременно в письме к министру императорского двора В. Ф. Адлербергу Константин Николаевич рекомендовал драму Потехина для постановки, подчеркивая, что «сочинение это, выставляя глубокие чувства, религиозность и доброту души, которые отличают народ наш, имеет прекрасное направление». 29 апреля 1854 г. на сцене Александринского театра состоялась премьера пьесы, и вплоть до окончания Крымской войны она с большим успехом шла и на петербургской (5 постановок), и на московской сцене (6 спектаклей). Петербургские газеты увидели в пьесе Потехина «признак возрождения нашей литературы, стремящейся к созданию национального репертуара». После оваций публики 20 февраля 1855 г. Потехин сообщал Погодину о том, что во время масленичного представления «театр был полон до последнего места и его высочество великий князь Константин Николаевич изволил быть в театре. Это известие меня ободрило, а до тех пор я был в состоянии полусумасшедшего человека».
Оставляя анализ проявлений национальной идентичности в народной драме Потехина до последнего раздела главы, отмечу здесь два следствия, вытекающих из самого факта огромного успеха драмы Потехина из крестьянской жизни в разгар военных действий. Во-первых, театр как зрелищное и массовое искусство в еще большей степени, нежели литература и публицистика, становился институтом, в рамках которого зрители могли переживать националистические чувства. Во-вторых, присутствие в переполненном зале как великого князя, так и, без сомнения, низших слоев, обычно располагавшихся на галерке, указывает на единение публики, образующей локально возникающее и переживающее сообщество. Особый драматизм спектаклям должно было придавать то, что в те февральские дни российская армия терпела тяжелые поражения в Крыму, а 18 февраля в Зимнем дворце скончался император Николай I, отец Константина Николаевича.
Помимо театра в Петербурге времен войны существовал еще один, уже неформальный институт, который способствовал циркуляции патриотических и националистических образов и перформансов в широких столичных кругах. Речь идет о светских салонах и пересекающихся с ними литературных кружках, существенно поменявших свой габитус во время войны. Этот процесс хорошо виден на примере популярности выступлений начинающего актера и рассказчика сцен из народной жизни Горбунова — первого в России артиста разговорного жанра (stand-up на современном языке) и непревзойденного имитатора диалектов и чужих голосов.
В апреле 1855 г. Горбунов, получивший некоторую известность в Москве благодаря протекции драматурга Островского и кружка «молодой редакции» «Москвитянина», прибыл в Петербург и постепенно стал главной литературной сенсацией сезона. Помощь в продвижении в кулуары высших петербургских салонов Горбунову оказал уже закрепившийся в них Писемский, который начиная с марта 1855 г. читал свою повесть о крестьянах «Плотничья артель» «у сильных мира сего» — у издателя Краевского, министра народного просвещения А. С. Норова и в салоне высокопоставленного сановника управляющего II отделением Собственной его императорского величества канцелярии Д. Н. Блудова. Горбунов начал выступать в салоне Краевского, где познакомился с цветом петербургской литературы и журналистики — Григоровичем, Гончаровым, А. Н. Майковым, И. И. Лажечниковым, А. В. Никитенко, Е. П. Ковалевским и др. Благодаря связям Горбунов получил возможность выступать со своими рассказами у известного писателя и сановника князя Одоевского и графа Соллогуба, которые сделали его постоянным гостем в домах высшего столичного света — у чиновника Морского министерства графа Д. А. Толстого, у губернатора Петербурга Н. М. Смирнова и его знаменитой супруги А. О. Смирновой-Россет), у министра внутренних дел Д. Г. Бибикова. Наконец, 24–26 июля 1855 г. в Ораниенбауме Горбунов читал одну из комедий своего друга Островского великой княгине Елене Павловне.
Летом 1855 г. известность Горбунова в Петербурге достигла таких размеров, что о нем стали писать в газетах как о главной новинке сезона. Корреспондент «Санкт-Петербургских ведомостей» сравнивал его карьеру и амплуа с французским бытописателем Анри Монье (Henry Monnier), который исполнял в парижских гостиных юмористические нравоописательные сценки: писатели очень быстро взялись за его продвижение и сделали из него драматурга и актера. Монье изобрел типаж господина Прюдома, ставший во Франции массовым стереотипом. Газетчики видели прямую аналогию между Монье и Горбуновым: «Так вот у нас теперь есть свой Анри Монье — И. Ф. Горбунов».
Кульминацией популярности молодых писателей Писемского и Горбунова, пишущих о простонародье, в высших петербургских кругах стало приглашение на фрегат «Рюрик» в июле 1855 г. для исполнения своих текстов о крестьянах перед великим князем Константином Николаевичем и его окружением. Встреча на борту корабля состоялась именно в то время, когда британский и французский флот блокировал Кронштадт, а театры были закрыты из-за траура по Николаю I. Писатели прибыли на корабль в сопровождении влиятельных посредников — крупного чиновника Морского министерства князя Д. А. Оболенского и князя Одоевского. Перформанс происходил на палубе за чаем, а потом за ужином, великий князь «пил чай, курил трубку», «хохотал» и особенно интересовался рассказами из крестьянской жизни: «Где это Вы насмотрелись этого? Вероятно, бывали в деревне? <...> Очень верно, прекрасно».
В поздних воспоминаниях о Писемском Горбунов добавил ряд важных и более красочных деталей. Великий князь якобы уверял Писемского в том, что читал его сочинения и неоднократно выражал свое удовольствие от того, что лично услышал их в исполнении самого автора. Кульминационный момент воспоминаний Горбунова простроен на контрасте театрального исполнения Писемским «Плотничьей артели» и пушечных залпов, которые внезапно прерывали чтение, вызывая у автора панику. Оказалось, однако, что чтец принял за атаку неприятеля всего лишь его салют по случаю прибытия новых судов. Ужас Писемского противопоставлен здесь спокойствию Константина Николаевича и его окружения, мирно пьющих чай и слушающих рассказ из простонародного быта. Сама ситуация, когда генерал-адмирал по причине неприятельского флота, отложив государственные дела в сторону, слушает рассказы о крестьянах, приобретала глубоко символическое значение. Патриотически настроенная политическая элита в кризисный момент перед лицом внешнего врага стремилась усилить переживание своей национальной идентичности через перформативное приобщение к крестьянскому быту. Он воспринимался как средоточие «русскости», однако не сам по себе, а в художественно-литературном преломлении профессиональных писателей и рассказчиков.
В середине 1850-х гг. в России народное сказительство и «звучащее слово» еще не были осмыслены как ценные, подлежащие изучению и культивированию практики. Только в 1861 г. П. Н. Рыбников начал публиковать сенсационные былины сказителей Олонецкого края. Не существовало еще никаких столичных крестьян-исполнителей или гусляров, которые появятся лишь в конце XIX в. В такой ситуации Горбунов, сын вольноотпущенного дворового крестьянина и автор-исполнитель, был обречен на успех у образованной элиты. Провинциальный костромской дворянин Писемский, по воспоминаниям современников, колоритно окал и искусно имитировал крестьянскую речь. Оба оказались идеальными посредниками между безмолвным крестьянским большинством и образованной элитой, своего рода чревовещателями бессловесного народа, запрос на голос которого усилился во время Крымской войны.
Таким образом, случай Константина Николаевича и его чиновников, слушающих Писемского и Горбунова, представляет собой яркий пример того, как образованная элита искала новое наполнение для понятий народности и «русскости» через переживание эстетических образов и нарративов, созданных писателями, которые позиционировали себя как знающие народ непосредственно. Произведения этих авторов эстетизировали крестьянский быт и речь, подавая их в когнитивно приемлемых для потребления высшего света и отчасти уже знакомых формах. Стремление великого князя и его окружения русифицировать патриотизм могло быть также следствием исчерпанности официальной пропагандистской риторики 1853—1854 гг. и симптомом поиска нового понимания «русскости» в 1855 г. Это оказалось возможным благодаря действию нескольких институтов, связанных, как я показал, многочисленными горизонтальными и вертикальными сетями коммуникации.