Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Андрей Иванов. Архитектура без архитектора. Вернакулярные районы городов мира. М.: Слово/Slovo, 2023. Содержание
Странам, богатым разнообразной вернакулярной архитектурой, невероятно повезло в современном мире. Вернакуляр увеличивает сложность, гетерогенность, полифоничность их культурного ландшафта и, более того, повышает их устойчивость в условиях нарастающей нестабильности. В книге я приведу примеры живого вернакуляра из Бельгии, Германии, Греции, Португалии, Швеции, Финляндии и упомяну об опыте Австрии, Норвегии, Швейцарии и некоторых других стран, признавших исторический вернакуляр своим национальным достоянием, стратегическим преимуществом и всячески поощряющих его сохранение, воспроизводство и обновление.
Но во многих случаях это уникальное наследие не осознается как ценность и поддерживается лишь усилиями консервационистов-подвижников, отдельных мастеров и градозащитников. Такое положение дел наблюдается в большинстве государств постсоветского пространства, что подтверждают приведенные в книге примеры из Армении, Грузии, Киргизии, России. Властям, многим архитекторам, значительной части населения этих стран изначально присущ либо намеренно внушен агрессивно-антивернакулярный взгляд на город и мир. Понимание архитектуры как высокого, элитарного, демиургического искусства исключает признание каких-либо достоинств за «низким» вернакуляром.
Это связано с доминированием в общественном сознании модерно-колониальной оптики, которая, как пишет Мадина Тлостанова, профессор университета Линчёпинга, в сборнике «Деколониальность: настоящее и будущее», способствует обесцениванию и искажению тех знаний, субъектностей, мироощущений, форм жизни, которые не вписываются в модерность. А вернакуляр в нее не вписывается.
Характерные признаки такого взгляда на предмет появились в недавнем монологе главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова, талантливого зодчего, в одном лице представляющего и власть, и профессиональный цех. Приведу несколько выдержек из него, сопроводив их краткими комментариями:
1) «Новая архитектура должна потеснить историческую застройку, сохраняя шедевры прошлого, но жестко обходясь с утилитарными зданиями, не обладающими культурной ценностью».
Город разделяется на «шедевры» и все остальное — неценные «утилитарные здания», которые поэтому нужно заменять «лучшими» новыми.
2) «До недавнего времени никакой роли массового потребителя [в „производстве“ и обсуждении архитектуры] не существовало. Люди просто жили и пользовались тем, что им предлагалось». Активность рядового горожанина (строительная, политическая и вообще мыслительная) сводится к нулю. Роль его — принимать дары государства либо потреблять рыночный товар.
3) «До сих пор нет однозначного ответа на вопрос, <…> до какой степени можно позволить самим жителям привносить свои предложения и конструктивные решения». Власть относится к «простому человеку» как к априори пассивному объекту ее воздействий, разрешая или не разрешая ему то, что она захочет.
4) «Надо понимать, что объект становится памятником не потому, что Ленин там выступал, а потому, что это значимая архитектура».
Ценность зданий устанавливается исключительно сверху. Для причисления их к «памятникам» используются чисто архитектурные критерии, понятные лишь специалистам. Вся «незначимая» историческая архитектура обрекается тем самым на легкий и безжалостный снос.
Сергей Кузнецов искренне хочет сделать Москву лучше и красивее. Вот только — если разобраться в его словах — без каких-либо признаков вернакуляра. Впрочем, его в столичной Москве и без Кузнецова остались крохи.
Мировые провернакулярные тренды
Той же точки зрения, что и главный архитектор Москвы, еще недавно придерживалось большинство архитекторов-модернистов. Но ситуация быстро меняется. Лауреатами Притцкеровской премии, архитектурного аналога Нобелевской, все чаще становятся не звездные архитекторы, строящие по принципу top down, «сверху вниз» (такие как Фрэнк Гери, Норман Фостер, Заха Хадид или Жан Нувель), а мастера, творчество которых основано на местных, вернакулярных традициях.
Архитектор из Индии Балкришна Доши (1927–2023), лауреат Притцкера 2018 года, при создании большого жилого района «Аранья» у себя на родине построил несколько зданий-образцов, ориентированных на семьи разного размера и достатка. После этого жители, взяв за основу созданные архитектором прототипы, проектные изображения или соседские постройки и модифицируя их согласно собственным материальным возможностям и эстетическим представлениям, сами (или приглашая мастеров-каменщиков в помощь) строили свои жилища.
А лауреатом 2022 года стал Френсис Кере, уроженец Буркина-Фасо. В заявлении притцкеровского жюри говорится:
«Он разработал чуткий архитектурный подход „снизу вверх“, поощряющий соучастие местных сообществ. <…> Его первое здание, начальная школа в родной деревне Гандо (2001), было построено самими жителями деревни. Они вкладывали свой труд и ресурсы на всем пути от замысла до завершения здания, создав почти все его вручную, следуя изобретенным архитектором формам и используя местные материалы и современную инженерию. <…> Работы Кере показывают силу материальности, укорененной в определенном месте. Его здания, построенные для сообществ и совместно с ними, неотрывны от этих людей, что проявляется в процессе их создания, материалах, функционале и уникальном облике».
В самых разных местах — от Англии, Германии и США до Чили, Индии, Китая, а теперь и Африки — появляется все больше реализованных проектов, вдохновленных вернакуляром.
Чилийский архитектор Алехандро Аравена (тоже недавний — 2016 года — лауреат Притцкера) создал жилой массив на месте трущоб Кинта Монрой в городе Икике. Государство давало жителям дотацию, недостаточную для строительства полноценного дома, однако этой суммы хватало на половину постройки. Аравена предложил строить именно половину, а вторую жители должны были достроить сами — своими силами и по удобному им графику. Эта схема оказалась более чем удачной, бюро Аравены Elemental спроектировало около 2500 квартир и односемейных домов такого типа в разных точках Латинской Америки. Эта «вторая половина дома» — чистый вернакуляр в союзе с современной архитектурой.
На использовании вернакулярных традиций основана и архитектура так называемого нового урбанизма (архитекторы Леон Крие, Андрес Дуани и другие) и ее различных региональных ответвлений. Так, спроектированный Леоном Крие экспериментальный городок Паундбери в Южной Англии, который возводится под эгидой и на землях принца Уэльского (ныне короля Карла III), — не просто внешняя имитация средневекового английского города: здесь осознанно применяются «естественные» нерегулярные планировочные паттерны и традиционные «ручные» строительные техники, а в качестве прототипов в работе используются исторические постройки соседнего Дорчестера и его окрестностей. Заметку об этом в мае 2019 года оставил в одной из соцсетей сам Крие:
«В Паундбери нет ничего утопического. Это работающий традиционный английский город, такой же, как и все, что жили и развивались здесь в течение столетий. После векового периода расползания застройки в формах американской субурбии принц Уэльский добивается последовательного взаимосогласованного воплощения всех тех качеств, которые отрицались модернизмом и субурбанизмом: урбанность, активная роль сообщества, смешанные функции, человеческий масштаб, близкие соседские отношения, неповторимость, гармоничность, пешеходность, натуральные местные материалы, красота, долговечность. В Европе это первая последовательная и очень успешная контрмодель субурбии и мотопии».
Иной, но тоже вернакулярно-ориентированный подход реализуется в городе Сельфосс (Исландия), новый центр которого формируется из воссоздаваемых старых построек.
Все сооружения здесь или вдохновлены историческими зданиями, утраченными в результате пожаров либо разрушенными временем, или являются их реконструкцией. Это место уже привлекло в город множество гостей — сюда едут люди со всей Исландии, чтобы познакомиться с традиционной архитектурой своей страны. К слову, маркет-холл Mjólkurbú Flóamanna, ставший частью этого проекта, даже победил в общескандинавском опросе о самом красивом здании 2022 года.
К признанию культурной ценности вернакуляра и работе по его принципам склоняется все больше хороших архитекторов. Например, японский архитектор Кэнго Кума, рассуждавший об этом в недавнем интервью изданию Rigas Laiks:
«Среда обитания человека и архитектура в Японии долго оставались разными вещами. <…> Дом проектировали и строили плотники. Это немножко другое, чем архитектура. <…> Само понятие архитектуры пришло к нам с Запада, и это почти разрушило наш ландшафт. Мы переходим из индустриальной эры в постиндустриальную. И суть постиндустриальной эры в том, что во всем участвует отдельный человек. Именно участвует. И в архитектуре становится популярным метод „сделай сам“. Людям нравится самим проектировать и создавать собственные пространства».
Учиться у истории, соединять хайтек и традиции призывает и упомянутый ранее Норман Фостер. Во время своего выступления на экологическом форуме Lafarge Holcim Foundation в 2019 году он рассказал об одной швейцарской деревне, где — чтобы молодежь не уезжала — открыли современный общественный центр, построенный с использованием местных технологий, руками местных мастеров, для развития местных ремесел и общения местных жителей.
Возможно и совершенно новаторское отношение к вернакуляру. Так, о возрождении и «перезагрузке» вернакулярной архитектуры говорит Бьярке Ингельс, архитектор из Дании, основатель бюро BIG. Его концепция Vernacular 2.0 вместо возврата к прошлому и традициям предлагает взаимодействие с профессионалами, концентрацию на новых технологиях в строительстве, использование разных архитектурных стилей и моделей при создании новых зданий и районов для людей всего мира.
По многим причинам мы сильно отстаем от этих тенденций. А оборачивается такое отставание массовой утратой ценной исторической застройки, потерей поселенческой и человеческой идентичности, десубъективизацией общества, примитивизацией культуры и городской среды.
Гордость и презрение
Подробнее феномен стигматизации вернакуляра можно изучить на примере Армении: отношение к заявленной теме здесь особенно далеко от мировых трендов. Армяне по праву гордятся своими древними храмами (IV, VI, VII веков), советским «розовым» Ереваном (XX век), и это понятная национальная гордость — за то, что стали первым христианским государством, за достойную новую столицу возрожденной страны.
А вот не очень старым городом Гюмри (ранее Александрополь, Ленинакан), застроенным в XIX — начале XX века искусными мастерами-каменщиками практически без участия профессиональных архитекторов, гордятся только немногие его жители. Ереванским вернакулярным районом Конд с застройкой XVIII — начала XXI века не гордится никто. Его скорее стыдятся.
И если согласиться с девизами «чем древнее, тем ценнее» и «чем богаче, тем лучше», то все они правы. Наверное, это действительно трудно — увидеть какое-либо другое ценное помимо ярких наклеек древности, столичности, богатства.
С подобным вѝдением прямо связаны явная антипатия и даже презрение к вернакуляру, и оно имеет глубокие корни. Социум Еревана собран из дальних и ближних культурных и генетических потомков жителей слишком многих империй — от древних Великой Армении и Римской до более поздних Османской, Российской, Советской, — жизнь в которых была пронизана привычкой к контролю сверху и архитектурным шовинизмом по отношению к любым подлинным проявлениям местного
В таком контексте особенно интересной видится фигура Александра Таманяна. «Краеугольным камнем» Еревана как новой столицы Армении считается генеральный план, разработанный этим архитектором и утвержденный в 1924 году. Город был радикально перепланирован (сохранены лишь трассы нескольких центральных улиц), а вся его застройка, за исключением церквей и мечетей, подлежала полной замене. Осмелюсь предположить, что во многом именно такое отношение к старому Еревану закрепило приятие в Армении тотальной перестройки исторического города как основного метода, которым в течение десятилетий осуществлялась реализация модернистского таманяновского генплана.
Общепризнано, что Таманян «изобретал» столицу советской Армении, руководствуясь концепцией английского города-сада и древнеармянскими архитектурными канонами, но на деле он действовал в полном соответствии с модернистским духом времени, диктовавшим одно: отменить, сделать незначимой для нового дня предшествующую эпоху.
Советский период вживил в сознание ереванцев устойчивую матрицу: жесткое ценностное деление города на правильный таманяновский центр из розового туфа, нейтральные районы новых многоэтажек и места-парии — позорные «трущобы, помойки, крысятники» Конда и других анклавов аутентичного Ереван. Вернакулярный район Фирдус вблизи площади Республики. Медленное разрушение старого города. Гордость неравенством (если ты «наверху») и порядком (на самом деле видимостью порядка) и выученное презрение к тем, кто «внизу», к самоорганизации и свободе — две стороны одной и той же имперской парадигмы отношения к городу.
Постсоветский этап ничего не изменил. Напротив, благодаря такой, ставшей конвенциональной, ментальности, продолжающейся антивернакулярной пропаганде властей и большим деньгам новоармянских олигархов старый город разрушают еще более активно.