Продукт коммунистической ментальности

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Рон Паджетт. Избранное: Албанский дневник. Стихотворения. М.: SOYAPRESS, 2025. Перевод с английского Андрея Сен-Сенькова

Суббота, 24 июня

Утро в римском аэропорту Фумичино. Мы — то есть Трейси Кабанис, поэты/учителя Брэд Лейтхаузер и Кристофер Меррилл, а также преподаватель Алан Ревидж — только что выпили по маленькому caffè. Полет сюда прошел гладко. Аэропорт приятный, большой и оживленный. В настоящий момент Трейси приближается ко мне, размахивая руками.

Трейси: Где взять девятивольтовую батарейку?

Рон: Девятивольтовую батарейку...

Трейси: Где мне ее достать и как за нее платят?

Рон: Обычно деньгами. И обычно в хозяйственном магазине. Тут есть один на углу... (мы оба хохочем). Подождите секунду. Мы прерываем наш эфир, чтобы найти девятивольтовую батарейку для Трейси.

И мы сразу же находим una pila di nove volte в магазине под названием «Дьюти-фри». Вот она, современная жизнь!

Теперь мы находимся над Адриатикой на рейсе авиакомпании «Алиталия» в Тирану. Я застрял на задних рядах среди курильщиков, представляющих собой настоящие дымовые трубы в человеческом облике. 12:40 дня: я только что заметил албанскую береговую линию. Выглядит точь-в-точь как итальянская! Мы проходим сквозь какие-то большие пушистые, пухлые, разухабистые, бугристые облака, так что толком ничего не видно — да, оно там внизу действительно похоже на Италию.

Теперь земля плоская и возделанная, но потом становится неровной и извилистой, и не такой ухоженной. Вдалеке вижу поднимающиеся гигантские холмы, темные и подернутые дымкой — по правой руке. Мы поворачиваем, идем на север, параллельно береговой линии. А дальше, за той грядой, кажется, еще более высокая. От гор до берега тянется равнина длиной где-то в десять миль. Мы долго кружимся над многочисленными дорогами, и теперь они достаточно близко, чтобы я видел, что все они немощеные. Это странно, но все эти дороги практически пусты. И вот внезапно вырастают какие-то зубчатые песчаные холмы с маленькими домиками с красными черепичными крышами и извилисто-вихляющее озеро с зеленью, разливающейся по склонам холмов, превращенных в возделанные террасы.

Мы над посадочной полосой, собираемся приземлиться — и вот удар! И вот мы на земле, закрылки опущены. Послушайте, как ревут эти двигатели! Всё. Мы здесь. Албания.

Первый албанец, которого я вижу, — это парень в зеленой униформе и зеленой фуражке, стоящий в высокой траве рядом с будкой часового возле посадочной полосы, просто стоящий там на солнцепеке.

На то, чтобы пройти паспортный контроль, уходит час, хотя здесь всего шестьдесят пассажиров. Таможня — жаркое и душное помещение, где нет ничего, кроме таможенной будки, одно из стекол которой разбито и торчит зазубренными осколками.

Женщина-носильщица довозит наш багаж до выхода, а дальше ей идти нельзя, так что другие носильщики относят его к такси, микроавтобусу последней модели, в котором я сейчас сижу. Все стоят снаружи у маленького терминала, болтая и обсуждая что-то. Я не знаю, что делать. Много мужчин и несколько женщин слоняются вокруг, несколько детей выпрашивают: «Один доллар, один доллар, пожалуйста». Носильщики — молодые люди в потрепанной одежде. Мы предложили им доллар, что весьма щедро для здешних мест, но они пытаются выдоить из нас два с тем выразительным умоляющим видом, который характерен для суетливой бедности. Теперь люди рядом с нашей группой жмут друг другу руки. Жар исходит от бетона. Два часа дня.

Внезапно у меня возникает вопрос: это то, чего я ожидал? И ответ: ну вроде да.

Пока мы едем в микроавтобусе с нашим хозяином Буяром Худри, его женой Сьюзан и их маленьким сыном Давидом, Буяр, сидящий на переднем сиденье, оборачивается и рассказывает нам о книгоиздании в Албании. Пока он говорит, я вспоминаю, как воображал его заранее: невысокий, толстый, лысеющий мужчина средних лет, немного потливый, одетый в мятый костюм и дешевую рубашку, со слегка съехавшим галстуком. Я представлял, как он пыхтит, отдувается и мечется туда-сюда, немного назойливый и чересчур умный. Настоящий же Буяр Худри — стройный мужчина, не выглядящий на свои сорок лет, с густой темной шевелюрой длинных вьющихся волос, оливковой кожей, узким лицом и проницательными темными глазами. На нем простые брюки и рубашка с коротким рукавом. Серьезный человек.

Его издательская компания — новая, рожденная демократическим движением и новообретенной албанской свободой слова. Но экономически все очень сложно. Его замечания на запинающемся английском перекрываются шумом шоссе и лепетом его четырехлетнего сына: «В книгоиздании... очень трудно что-то изменить... потому что... у нас нет опыта... ничего... мы начали с ничего, с нуля... и публиковать писателей в наши дни очень сложно, так как мы были в изоляции... ничего из Западного мира... так что мы читали только албанских авторов... поэтому хотим видеть, изучать, читать все иностранное... мы публиковали мало иностранных авторов... Теперь публикуем только иностранных авторов... Нет, я думаю публиковать много зарубежных авторов, но не забывать албанскую культуру. Это очень важно, но это невыгодно».

Трейси показывает в окно и кричит: «Смотрите!»

«Да, — говорит Буяр, — ослик. Я публикую романы, художественную литературу и воспоминания. У меня два года издательской деятельности. Я начинал журналистом. Думаю, я могу что-то сделать, потому что другие издательства нехорошие. Цена на книги очень низкая — может быть, один доллар или два доллара».

Рон: То есть здесь три миллиона человек?

Буяр: Да, в Албании три миллиона человек. Много албанцев живут в Югославии, это часть Албании, в Македонии. Один писатель, которого я публикую, из Косово.

Алан: Сколько экземпляров ваших книг вы продаете?

Буяр: От одной тысячи до двух тысяч копий. Невозможно напечатать больше, потому что никто не может их купить.

Он указывает на многочисленные полусферические бетонные бункеры, — заброшенные оборонительные сооружения, — усеивающие ландшафт: «Вы знаете, что это? Это продукт коммунистической ментальности».

Только когда мы въезжаем в Тирану я замечаю, что окна и балконы многоквартирных домов увешаны бельем и большими белыми тарелками спутникового телевидения. «Да, — говорит Буяр, — сын едет в Грецию на работу. Потом он присылает деньги, и первое, что мы покупаем, — это стиральную машину, потом телевизионную тарелку».

Когда мы проезжаем по центру Тираны, он указывает на интересные здания: «А тут был памятник Энверу Ходже, нашему преступнику. А тут мечеть Албании. А тут памятник герою Албании, Скандербегу. Тут Министерство промышленности. Это Министерство сельского хозяйства. Это здание построено во времена короля Зогу. Это дворец культуры. А тут албанский парламент». Мы проезжаем через рынок под открытым небом, где я вижу выставленные на продажу футболки и рок-н-ролльные кассеты. Он рассказывает нам, что «Кока-кола» построила большой современный завод — большой для Албании, во всяком случае, — около трех лет назад. Реклама «колы» повсюду.

* Фото в начале материала: Albinfo/Wikimedia Commons