Рассказ «Таинственная трубка» Джорджа Альфреда Генти впервые был опубликован в составе сборника «Рассказы об отваге и опасности» (Tales of Daring and Danger) в 1890 году. Основные события происходят в 1857 году. В то время Индия была колонией Британской империи, но управляла Индией не английская королева, а Ост-Индская компания (которая очень колоритно показана в недавнем сериале «Табу»). Время действия выбрано не случайно: именно в 1857 году произошло восстание сипаев, которое сейчас принято называть Индийским народным восстанием или Первой войной Индии за независимость. Восстание было подавлено, но Индия после него перешла под управление британской короны, а в 1874 году Ост-Индскую компанию расформировали.
Впрочем, Генти не вдается в детали: для него исторические события становятся лишь фоном для погонь, перестрелок и чудесных спасений.
Таинственная трубка
Веселая компания собралась вокруг пылающего камина в старой усадьбе неподалеку от Уорика. Был поздний час; малыши вдоволь наплясались у елки, наелись сладостей, наигрались и теперь ушли спать, а мальчики и девочки постарше собрались вокруг своего дяди, полковника Харли, и стали упрашивать его рассказать историю — лучше всего о привидениях.
— Но я никогда не встречал привидений, — смеясь, сказал полковник. — И к тому же нисколько в них не верю. Я изрядно поездил по свету, ночевал в домах, про которые говорили, что в них водятся привидения, но ничего особенного не видел — и не слышал даже шума, который нельзя было бы списать на крыс или сквозняки. Я никогда, — тут он помолчал, — кроме одного случая, не сталкивался с явлениями или событиями, которым нельзя было бы найти разумное объяснение. И потом, я же знаю, что рассказы о моих собственных приключениях вам нравятся больше пустых выдумок.
— Конечно, дядя. Но что это за случай, который вы не смогли объяснить?
— Это довольно длинная история, — сказал полковник, — а уже поздно.
— Нет, дядя, ну пожалуйста! В канун Рождества можно не спать сколько хочешь, и чем длиннее история, тем лучше; а если вы не верите в привидения, какой же случай вам не удалось объяснить?
— Поймете, когда расскажу, — сказал полковник. — Моя история не о привидениях, а скорее о том, что шотландцы называют вторым зрением.Так шотландцы называли дар ясновидения и почитали “seсond sight” за национальное достояние, выгодно отличавшее их от англичан. Что это было на самом деле, решать вам, но сначала дослушайте до конца.
Я прибыл в Индию в 1850 году и после обычной муштры вместе с отрядом выступил вглубь страны, чтобы присоединиться к своему полку, который стоял в Джабалпуре, в самом сердце Индии. Сейчас это крупный город, через него проходит железная дорога, пересекающая всю страну, и там многое изменилось, но в то время это было одно из самых отдаленных и, должен сказать, одно из самых приятных мест в Индии. Город стоял на возвышенности, река Нармада отлично подходила для гребли, но главное, это было прекрасное место для охоты: в бескрайних холмах, покрытых еще неизведанными лесами и джунглями, в изобилии водилась разнообразная крупная дичь.
Моего лучшего друга звали Симмондс, он был во всем как я: мы прибыли на одном корабле, вместе прошли всю страну и были как братья. Он учился в Итоне, я — в Вестминстере,Итон и Вестминстер – две престижные и старейшие английские школы. У наших героев и правда было много общего. Общие увлечения наверняка привиты со школьной скамьи – гребля обязательный вид спорта для учеников Итона и Вестминстера. мы оба любили греблю и, конечно же, все виды охоты. Но сейчас речь не о том. Жители этих холмов зовутся гонды, это настоящее дикое племя, то есть аборигены, с виду похожие на негров. Вожди у них смешанной крови, а остальной народ почти чернокожий. Считается, что они исповедуют религию индусов, на деле же они глубоко невежественны и суеверны. Местные жрецы — что-то среднее между браминами и негритянскими шаманами, одна из их основных обязанностей — заклинаниями отгонять тигров от деревень. Как и по всей Индии, были там и бродячие факиры, которые славились своей мудростью и праведностью. Люди приходили к ним издалека за амулетами и предсказаниями, слепо веря в их силу.
В то время, когда мы стояли в Джабалпуре, один из факиров своей славой затмил всех прочих, и ничего не делалось без его согласия и благословения. Мы постоянно слышали всевозможные чудесные истории о его даре предвидения, благодаря которому он безошибочно предсказывал исход болезней у людей и скота; вера в него была так сильна, что полковник запретил всем полковым советоваться с факиром, поскольку его предсказания часто сами влияли на ход событий — ведь те, кому было сказано, что их болезнь смертельна, теряли всякую надежду и просто ложились на землю и умирали.
Впрочем, многие случаи нельзя было объяснить таким образом, и потому факир и его чудеса часто обсуждались в офицерской столовой. Одни потешались над всей этой историей, другие, ссылаясь на множество довольно правдоподобных рассказов, утверждали, что некоторые факиры каким-то образом могут предсказывать будущее.
Верили в основном офицеры постарше, а мы, молодежь, только смеялись. Но так как факиры очень редко предсказывали будущее европейцам, некоторые хотели съездить к местной знаменитости и испытать его силу. Впрочем, никто из нас его даже не видел.
Факир жил в старом разрушенном храме посреди джунглей у подножия холмов, в десяти-двенадцати милях от нас.
Я служил в Джабалпуре уже около года, когда однажды ночью меня разбудил туземец и сообщил, что в его деревне около восьми вечера тигр убил человека и утащил тело.
Мы с Симмондсом часто охотились на тигров, и жители всех деревень на двадцать миль вокруг знали, что мы всегда готовы заплатить за сведения о звере. Тигр причинил много бед и загрыз уже три десятка мужчин, женщин и детей. Страх перед ним был так силен, что люди в округе осмеливались выходить из дома только группами по пять-шесть человек. Мы не раз охотились на него, но он был стар и ужасно хитер, как все людоеды, и хотя мы несколько раз стреляли в него, ему всегда удавалось спасти свою шкуру.
У нас с Чарли был один слон на двоих, и через четверть часа после известия о нападении мы уже сидели на нем, а туземец, сообщивший о тигре, указывал дорогу. Наш шикари,охотник-туземец отличный парень, шел позади, и мы двигались самым быстрым шагом, на который только была способна старушка Бегума — так звали слониху. Деревня находилась в пятнадцати милях от нас, но мы добрались туда вскоре после рассвета. Нас приняли с восторгом. Через полчаса все было готово для охоты; мужчины вызвались быть загонщиками и вооружились колотушками, палками, ружьями, тамтамами и прочими предметами для создания шума.
След мы отыскали без труда. Широкая полоса примятой травы с пятнами крови указывала, что тигр утащил свою жертву к роще в паре сотен ярдов от деревни.
Мы не особенно надеялись найти его там, но все же двинулись вперед с ружьями наготове, а жители деревни в страхе остановились. Впрочем, там были только кости и достаточно много крови. Когда рассвело, тигр сбежал из рощи в джунгли примерно в двух милях от нас. Мы довольно легко его выследили: он укрылся в большом овраге, от которого отходило несколько других, поменьше.
Место было неудобное: окружить его с таким количеством людей было невозможно. Мы расставили загонщиков по краям оврага и велели им шуметь на все лады. Наконец, все было готово, и мы дали сигнал. Впрочем, я вам не охотничью байку рассказываю. Скажу только, что мы не смогли ни найти тигра, ни вспугнуть его. Напрасно мы гоняли Бегуму сквозь непроходимые джунгли, покрывшие склоны и дно оврага, пока наши люди кричали, били в тамтамы и осыпали проклятиями тигра и всех его предков до седьмого колена.
День выдался на редкость жаркий; после трех часов поисков мы решили сделать привал и расположились в тени, пока шикари старательно осматривали склоны оврага, чтобы удостовериться, что тигр не ушел. Вернувшись, они сообщили, что никаких следов обнаружить не удалось и тигр наверняка все еще там. Тигр может спрятаться в совсем маленьком островке густой травы и порой даже не шелохнется, пока чуть ли не наступишь на него. Мы решили еще раз прочесать лес, а если и эти поиски ни к чему не приведут, послать в Джабалпур за людьми и слонами, а самим до прибытия подкрепления жечь костры по периметру и шуметь, чтобы зверь не сбежал. Новые поиски не увенчались успехом. Казалось, мы проверили каждый куст, каждую расщелину, где мог затаиться тигр, и как раз дошли до вершины оврага, когда услышали оглушительный рык, а за ним — крики и вопли туземцев.
Рычание раздалось с противоположного конца оврага: было ясно, что людоед сбежал.
Мы поспешили назад, и наши опасения подтвердились. Зверь выскочил из своего убежища, набросился на одного из дикарей, жестоко изранил его и вырвался на открытую местность.
Было ужасно досадно, но нам оставалось только пуститься в погоню. Мы без труда проследили его путь до джунглей в двух милях от оврага. Лес протянулся на четыреста или пятьсот ярдов, и по возгласам людей мы сразу поняли, что это тот самый лес, где в разрушенном храме живет факир, о котором я уже рассказывал. Забыл сказать: один из деревенских шикари успел выстрелить в тигра, когда тот выскочил из укрытия, и утверждал, что ранил его.
Начинало смеркаться; не было смысла ночью устраивать облаву в джунглях, поэтому мы отправили гонца с запиской для полковника с просьбой прислать отряд добровольцев и рабочих слонов, чтобы окружить лес, когда утром мы возобновим охоту.
Внезапное появление тигра. Художники: Сэмуел Ховитт, Томас Уильямсон. Иллюстрация из книги «Oriental field sports», 1808 год
Изображение: via wikimedia commons
Свою просьбу мы обосновали тем, что тигр-людоед постоянно нападал на местных жителей и причинил много вреда. Затем, посоветовавшись с нашим шикари, мы послали одного человека за провиантом, а оставшимся велели собирать хворост и сухую траву для костров.
Нас обоих тревожила мысль, что на факира в любую минуту может наброситься разъяренный тигр. Местные не видели причин для беспокойства: зверь не посмеет тронуть такого святого человека. Наша вера в то, что тигр питает уважение к святости, была не так прочна, и мы решили предупредить факира о чудовище в джунглях. Поручить это мы никому не могли: туземцы не пошли бы в лес ни за какие сокровища, поэтому мы снова сели на Бегуму и отправились в путь. К храму вела довольно широкая тропа, к тому же наша слониха была хорошо обучена и переступала через ветки, упавшие на дорогу, так что мы двигались практически бесшумно и держали ружья наготове, зная, что можем наткнуться на тигра.
Наконец показались развалины. Поначалу никого не было видно, но затем из храма вышел факир. Мы были позади него, скрытые деревьями: он не мог ни видеть, ни слышать нас, и сразу принялся громко нараспев молиться. Не успел факир пропеть и двух слов, как голос его заглушило грозное рычание, и через мгновение тигр бросился на него, сбил с ног, схватил как кошка мышь и потащил прочь.
Зверь выбежал прямо на нас, видимо, не заметив нашего присутствия. Мы приказали Бегуме стоять смирно и, взяв тигра на мушку, ждали подходящего момента. Между нами было сто ярдов, когда зверь сбил с ног свою жертву, и не больше пятидесяти, когда он нас увидел. От неожиданности тигр на мгновенье замешкался. Чарли прошептал: «Из обоих стволов», — и, когда зверь развернулся, чтобы броситься в джунгли, открыв бок для выстрела, мы послали в него четыре пули. Тигр упал замертво.
Мы подъехали к нему и велели Бегуме ударить зверя ногой, желая убедиться, что он мертв, а затем спешились, чтобы осмотреть несчастного факира. Тигр изодрал ему плечо и сломал кость. Факир при этом оставался в полном сознании.
Мы немедленно дали три выстрела — то был наш обычный сигнал, что тигр убит, и через некоторое время нас обступили деревенские жители, которые не знали, что делать: радоваться гибели своего врага или скорбеть о ранах факира. Мы предложили отвезти его в госпиталь в Джабалпуре, но он и слышать об этом не желал. Наконец мы уговорили факира, чтобы он позволил полковому хирургу наложить шину и обработать раны, после чего он мог бы отправиться в одну из деревень и перевязать руку по своему разумению. Из подручного материала соорудили носилки, и мы выступили в Джабалпур, куда добрались к восьми вечера.
Факир наотрез отказался входить в госпиталь, поэтому мы разыскали козлы, поставили на них носилки, и при свете факела хирург обработал его руку и перевязал раны. Затем факира подняли на дули,Дули – крытые носилки, крепившиеся сверху к бамбуковому шесту, который носильщики клали на плечи. В Британской Индии служили для эвакуации раненых с поля боя. Используются и поныне, но больше для произведения впечатления на туристов. и носильщики приготовились отправиться обратно в деревню.
До сих пор факир произнес лишь несколько слов, а теперь коротко, но сердечно поблагодарил нас с Симмондсом. В ответ мы пообещали навестить его и пожелали скорейшего выздоровления. Через минуту он скрылся из виду.
Так получилось, что трое или четверо наших сослуживцев были в увольнении или в отлучке по служебным делам, еще несколько слегли с лихорадкой, так что у остальных прибавилось обязанностей. Прошло больше месяца, прежде чем у нас появилось время проведать факира.
До нас доходили слухи, что он поправляется, но мы сильно удивились, когда по приезде в деревню узнали, что он уже возвратился в свое прежнее жилище посреди джунглей. Мы все-таки решили к нему наведаться, а между собой условились, что попробуем уговорить его что-нибудь нам предсказать. Мы направили лошадей в джунгли. Факир сидел на камне перед храмом, ровно на том месте, где его схватил тигр. Когда мы подъехали, он встал.
— Я знал, что вы придете сегодня, сахибы, и радовался, что увижу своих спасителей.
— Мы рады, что вы восстановили свои силы, хотя ваша рука все еще на перевязи, — отвечал я, так как Симмонс плохо говорил на хиндустани.Диалект хинди, сформировавшийся под персидским влиянием. На хиндустани говорили индуисты Северной Индии и все индийские мусульмане – около ста миллионов человек. При британцах считался государственным языком. Слово «хиндустани» сменилось на «хинди» и «урду». В последнее время этот «хиндустани» называют язык болливудских фильмов.
— Как вы узнали, что мы приедем? — поинтересовался я, когда мы привязали лошадей.
— Своему слуге Шива позволяет знать многое, — ответил он спокойно.
— Вы знали, что на вас нападет тигр?
— Я знал, что мне угрожает страшная опасность и что Шива не даст мне умереть до того, как придет мой срок.
— А в наше будущее вы можете заглянуть? — спросил я.
Факир помедлил с ответом и испытующе посмотрел на меня, желая убедиться, что я не смеюсь над ним. Затем он сказал:
— Сахибы не верят в могущество Шивы и его слуг… Они называют его прорицателей обманщиками и поднимают их на смех, когда те говорят о грядущем.
— Вовсе нет! — возразил я. — Ни я, ни мой друг и не думали насмехаться. Мы наслышаны о том, что многие ваши предсказания сбываются, поэтому нам не терпится узнать что-то о своем будущем.
Факир кивнул, зашел в храм и через несколько минут вернулся с жаровней с тлеющими углями и двумя миниатюрными трубками, которые туземцы использовали для курения опиума. Трубки были уже набиты. Он сделал нам знак сесть, а сам расположился напротив. Затем он начал петь тихим голосом, раскачиваясь взад-вперед и размахивая посохом. Постепенно его голос становился громче, движения — более резкими. Насколько я мог разобрать, он молил Шиву помочь сахибам, спасшим жизнь его слуги, и явить им будущее, которое было бы им полезно. Наконец он подался вперед, протянул каждому по трубке, пальцами достал из жаровни два раскаленных докрасна уголька, словно не замечая их жара, и положил их в трубки. Затем он продолжил петь и жестикулировать.
Я взглянул на Чарли, чтобы понять, готов ли он, так же как я, идти до конца, и поднес трубку к губам. Я сразу почувствовал вкус опиума, который мне доводилось пробовать и прежде, но к нему было что-то примешано. Я предположил, что это гашиш, приготовляемый из конопли. Пара затяжек, и я почувствовал, как по телу растекается дурман. Я видел, будто в тумане, факира, раскачивающегося взад-вперед, взмахи его рук и искаженное гримасой лицо. Мгновение спустя трубка выскользнула из моих пальцев, и я без чувств опрокинулся на спину.
Портрет индусского факира, 1856 год
Фото: © Robert Schlagintweit / blog.burnedshoes.com
Не знаю, сколько так пролежал. Очнулся я со странным, довольно приятным ощущением и понял, что факир легко массирует мне голову и виски. Увидев, что я открыл глаза, он отошел от меня и стал проделывать то же самое с Чарли. Спустя несколько минут факир распрямился, махнул рукой в знак прощания и медленно пошел в храм.
Когда он ушел, мы с Чарли приподнялись.
Мы молча смотрели друг на друга, потом Чарли заговорил:
— Вот так история, дружище, ничего не скажешь.
— Да уж, Чарли. Пожалуй, выставили мы себя дураками. Поехали лучше отсюда.
Слегка пошатываясь — мы оба чувствовали себя как пьяные, — мы добрались до лошадей, вылили себе на головы целый бурдюк воды, отхлебнули бренди из фляжек и, немного придя в себя, поехали домой.
— Ну, Харли, если будущее, которое мне явилось, правдиво, могу сказать только, что оно весьма неприятно.
— Мое тоже, Чарли.
— В моем сне, или как это еще назвать, взбунтовались сипаи.
— Надо же, Чарли, в моем тоже. Чудовищно странно, если не сказать больше. Впрочем, расскажи свою историю, а потом я расскажу свою.
— Она очень короткая, — сказал Чарли. — Мы были в столовой — хотя и не в нашей нынешней — и ужинали с офицерами из какого-то другого полка. Вдруг ни с того ни с сего в окна полезли сипаи и стали палить направо и налево. Половину наших застрелили на месте, остальные успели схватиться за сабли, когда в комнату ворвались черномазые.В оригинале niggers – в те времена не существовало “политкорректности”. Завязалась отчаянная схватка. Помню, что субадарВоинское звание в Индии, самый высокий чин, до которого мог дослужиться неевропеец. Пиран — к слову, один из лучших туземных офицеров в нашем полку — бросился на меня, и я прострелил ему голову из револьвера. Но тут я сам получил пулю и упал. На меня свалился мертвый сипай, отчасти скрыв меня из виду. Бой продолжался еще пару минут. Кажется, кому-то из наших удалось уйти, поскольку я слышал выстрелы снаружи. Потом все стихло. Я услышал потрескивание и понял, что эти дьяволы подожгли столовую. Один из наших, лежавший рядом со мной, встал и подкрался к окну, но его пристрелили, едва он выглянул. Я мог либо последовать его примеру, либо остаться лежать и задохнуться, но вдруг я сбросил тело мертвого сипая, задыхаясь от дыма, пробрался в прихожую, с трудом поднял крышку люка и по ступенькам сполз в подвал под столовой, служившей кладовой и винным погребом. Откуда я знал про это место, не понимаю. Люк захлопнулся у меня над головой. Вот и все, что я помню.
— Это странно, Чарли, но мне тоже привиделось чудесное спасение от опасности, и в моем сне все тоже происходило очень быстро. Первое, что я увидел — кажется, перед этим было что-то еще, но не помню, что именно, — я мчался на коне, придерживая перед собой прехорошенькую, но ужасно бледную девушку. За нами гнался верхом целый отряд сипаев, они стреляли в нас из пистолетов. Мы опережали их всего на семьдесят или восемьдесят ярдов, и они быстро нагоняли. Тут мы подъехали к большому заброшенному храму. В центре возвышалась огромная каменная фигура. Я соскочил с лошади вместе с девушкой, и она сказала: «Застрели меня, Эдвард, не дай мне попасть им в руки живой!»
Вместо ответа я бросился вместе с ней за идола, нажал на один из резных каменных листьев, и камень отодвинулся назад, открыв проход, через который мы могли протиснуться к лестнице внутри статуи. Несомненно, это было устроено для того, чтобы жрец мог входить сюда и вещать через рот идола. Я втолкнул девушку внутрь, пролез вслед за ней и задвинул камень в тот самый момент, когда наши преследователи ворвались во двор храма. Вот и все, что я помню.
— Чудовищно странно, — сказал Чарли, помедлив. — Ты понял, о чем пел старик, прежде чем дал нам трубки?
— Да, я уловил общий смысл. Он просил Шиву дать какой-нибудь намек о будущем, который мог бы нам пригодиться.
Мы закурили сигары и несколько миль скакали молча. Недалеко от дома мы придержали лошадей.
— Я чувствую себя намного лучше, — сказал Чарли, — опиум совсем выветрился из головы. Что ты обо всем этом думаешь, Харли?
— Чарли, я думаю вот что. Опиум, естественно, усыпил нас обоих, а так как мы приняли равную дозу одной и той же смеси при похожих обстоятельствах, не стоит удивляться тому, что она подействовала на одну и ту же часть мозга, что вызвало некоторое сходство наших снов. Во всех кошмарах происходит или вот-вот произойдет что-то страшное: так было и с нами. Естественно, в обоих случаях наши мысли обратились к солдатам. Если помнишь, недавно в столовой зашел разговор о том, что будет, если сипаи все разом взбунтуются, хоть это и маловероятно. Не сомневаюсь, это и послужило основой для наших видений. Вполне логично, если спокойно все обдумать. Впрочем, мне кажется, нам лучше не рассказывать об этом в полку.
— Это точно, — ответил Чарли. — Не стоит об этом распространяться, иначе будем посмешищем до конца своих дней.
Мы сохранили нашу тайну и даже посмеивались над случившимся, когда оставались вдвоем. Потом этот случай перестал нас занимать а к концу года забылся, как забывается любой сон. Через три месяца наш полк перевели в Аллахабад, и перемена места, несомненно, помогла стереть видения из нашей памяти. Прошло четыре года после отъезда из Джабалпура, когда мы оказались Бирапуре. Я помню то время очень хорошо: не прошло и недели, как ваша тетя, тогда еще мисс Гардинер, приехала из Англии к отцу, нашему полковнику. Как только я ее увидел, мне показалось, что мы близко знакомы. Я помнил ее лицо, ее фигуру и даже тембр ее голоса, но никак не мог сообразить, где мы встречались. Когда нас представили друг другу, я не удержался и сказал ей, что убежден, будто мы уже виделись раньше, и спросил, не помнит ли она этого. Нет, она не помнила, но предположила, что мы вполне могли быть знакомы, упомянув имена людей, в гостях у которых мы могли встретиться. Никого из них я не знал. Тогда она спросила, сколько времени я пробыл в Индии.
— Шесть лет, — ответил я.
— Сколько же мне, по-вашему, лет, мистер Харли? — спросила она.
Я тут же понял, что сказал глупость и, запинаясь, начал извиняться, а она продолжала:
— Мне чуть больше восемнадцати, мистер Харли, хотя я, очевидно, выгляжу значительно старше; отец может подтвердить мой возраст, так что мне было всего двенадцать, когда вы покинули Англию.
Тщетно пытался я загладить свою оплошность. Ваша тетя настаивала на том, что я решил, будто ей уже сорок, и веселье, вызванное моей ошибкой, сблизило нас, дав мне преимущество перед другими офицерами гарнизона, половина из которых немедленно в нее влюбились. Прошло несколько месяцев, и к тому времени, когда начался мятеж,Речь пойдет о восстании сипаев 1857р–1858 гг., оно же Первая война Индии за независимость. Восстание было жестоко подавлено, но после него была ликвидирована Ост-Индская компания и Индия перешла под непосредственное управление королевы Великобритании. мы уже были обручены. Мы с Симмондсом окончательно забыли свои опиумные видения. Доказательством тому служит тот факт, что мы не вспомнили о них, даже когда пошли слухи о всеобщем недовольстве среди сипаев; даже когда новости о настоящем мятеже дошли до нас, мы, как и все остальные, не сомневались в верности нашего собственного полка. Старая история: глупая самоуверенность и подлое предательство. Как и во многих других гарнизонах, мятеж начался, когда мы были в столовой. Наш полк ужинал с 34-м Бенгальским.Тут автор путается в фактах: в 34-м Бенгальском восстание как раз началось, и вряд ли герои рассказа могли ужинать с этим полком после того, как узнали новости про восстание. Мы только закончили, как вдруг распахнулось окно и началась бешеная стрельба. Четыре или пять человек сразу же были убиты, несчастному полковнику, который сидел рядом со мной, прострелили голову. Все бросились за саблями и вытащили пистолеты — нам было приказано носить их как часть офицерской формы. Я сидел рядом с Чарли Симмондсом, когда сипаи обоих полков во главе с субадаром Пираном полезли через окна.
— Это она, — сказал Чарли, — сцена, которую я видел во сне.
Он выстрелил из револьвера в субадара, и тот упал замертво.
Другой сипай прицелился и выстрелил. Чарли упал, и стрелявший бросился вперед, чтобы добить его штыком. Тогда я пустил пулю сипаю в голову, и он упал на Чарли. Ожесточенная схватка длилась пару минут, потом я и еще несколько человек прорвались сквозь толпу мятежников и через открытое окно выскочили на плац. Из офицерских бунгало раздавались крики и выстрелы, в некоторых местах уже разгорался пожар. Что стало с другими, не знаю; я со всех ног побежал к бунгало полковника. На моем пути оказался конный сипай, который наблюдал за пожаром. Прежде, чем он заметил меня, я кинулся на него и заколол. Вскочив на его лошадь, я поскакал к дому Гардинера. В бунгало и вокруг него было много сипаев, занятых грабежом. Я бросился к дому.
— Мэй! – крикнул я. — Где ты, Мэй?
Едва я успел это произнести, как она с радостным криком бросилась мне навстречу из темноты.
Через мгновение она уже сидела на лошади передо мной, я застрелил двух сипаев, которые попытались схватить коня под уздцы и пришпорил его. Нам вслед раздалось несколько выстрелов. К счастью, сипаи были заняты мародерством, большинство из них побросали свои мушкеты, и никто не стал нас преследовать. Мы миновали плац, проскочили между оградами двух бунгало, еще мгновение, и мы оказались на открытой местности.
Нам повезло, что кавалеристы мятежников были увлечены грабежом, иначе бы нас тут же догнали. К счастью, Мэй лишилась чувств, когда я поднял ее на лошадь: страшные крики, доносившиеся из соседних бунгало, и меня-то почти свели с ума, а ее и вовсе могли убить, ведь несчастные дамы были ее близкими подругами.
Я скакал несколько часов, пока не уверился, что погони можно не опасаться. Тогда мы сделали привал, укрывшись в небольшой роще.
К этому времени я уже выслушал историю Мэй. До того, как все началось, ей было не по себе в одиночестве, но она только посмеивалась над собой, пока один из слуг вдруг не начал ей дерзить, что ее поразило. Она сразу почувствовала опасность, и, когда тот ушел, завернулась в большой темный дорожный плед поверх своего платья, чтобы скрыть его, и прокралась на веранду. Ночь была темной; и едва она вышла из дома, послышалась стрельба в офицерской столовой. Она бросилась к кустам и затаилась там, услышав, как в комнату, из которой она только что вышла, ворвались люди. Она слышала, что ищут ее, но сипаи высматривали белое платье, и темный плед ее спас. Только ей известно, что она пережила за пять минут от первых выстрелов до моего появления. Мэй говорила мало. Думаю, она догадалась, что ее отец погиб, хотя на вопросы о нем я отвечал уклончиво; чувство ужасной потери и кошмарное ожидание в саду слишком ее потрясли. Мы выждали в роще до полудня и снова отправились в путь.
Проехав совсем немного, мы увидели, что за нами гонится отряд конных мятежников. Несомненно, они прочесывали окрестности и на нас наткнулись случайно. Мы опережали их, но это не могло долго продлиться, ведь наша лошадь везла двоих. В полумиле от нас я увидел развалины и повернул к ним. Я не думал, что нам удастся там укрыться, и только хотел прикрыть спину и продать свою жизнь как можно дороже, оставив последние две пули для нас двоих. Разумеется, я даже не вспомнил о своем видении и в пылу схватки не придал значения словам Чарли Симмондса. Когда до развалин оставалась всего сотня ярдов, Мэй сказала:
— Застрели меня, Эдвард, не дай мне попасть им в руки живой!
Меня пронзило воспоминание: погоня, ее бледное лицо, ее слова, храм — все это уже было в моем видении.
— Мы спасены! — закричал я, к изумлению Мэй, когда мы въехали во двор, в центре которого возвышалась огромная статуя. Я спрыгнул с лошади, схватил с седла бурдюк с водой и потащил Мэй за спину идола. Между ним и скалой как раз хватало места, чтобы пройти.
Я нисколько не сомневался, что нужно отыскать потайную пружину, как в моем сне. Там действительно оказалось резное украшение, которое я вспомнил так отчетливо, словно оно приснилось мне только вчера. Я без промедления положил руку на резной лист, камень отодвинулся, я втолкнул внутрь свою потрясенную спутницу и пролез сам. Затем я отыскал массивный засов и задвинул его. По-видимому, он был сделан, чтобы дверь нельзя было открыть, намеренно или случайно, пока кто-нибудь находился внутри.
Вначале нам показалось, что внутри темно, но сверху струился слабый свет; мы поднялись по лестнице и обнаружили, что он проникает через небольшие отверстия в верхней части головы идола и через совсем крошечные отверстия пониже — такие узкие, что через них прошла бы разве что вязальная спица. Как выяснилось потом, эти отверстия были сделаны в украшении на шее идола. Они расширялись вовнутрь статуи и позволяли нам видеть, что происходит снаружи.
Наше исчезновение привело мятежников в ярость, они искали нас несколько часов. После чего, решив, что мы наверняка спрятались где-то здесь, они пригрозили, что будут ждать, пока мы не выйдем, и разбили лагерь прямо во дворе храма.
Фотография Кашмирских Ворот, которые имели большое военное значение во время осады Дели британскими войсками. Ворота были практически уничтожены британской артиллерией, что привело к захвату Дели
Фото: www.merepix.com
Мы провели там четыре ужасных дня, а на пятый день утром появился дозорный и сообщил мятежникам, что колонна британских войск, идущих на Дели, пройдет мимо храма. Они поспешно собрались и ускакали.
Три четверти часа спустя мы были в безопасности среди своих. Через две недели мы с вашей тетей поженились. В то время было не до церемоний, не было возможности отправить Мэй домой, и негде было ждать, пока закончится ее траур по отцу. Так что нас тихо поженил военный капеллан, и, как пишут в сказках, с тех пор мы живем долго и счастливо.
— А что стало с мистером Симмондсом, дядя? Он тоже спасся?
— Да, он вспомнил свой сон так же ясно, как и я. Он дополз туда, где, как он знал, был люк, и залез в погреб. К счастью для него, там было полно припасов, и он скрывался две недели. Потом он выбрался наружу и узнал, что мятежники ушли в Дели. Он немало натерпелся, но в конце концов присоединился к нам незадолго до осады.Восставшие сипаи сначала взяли Дели, но потом англичане после трехмесячной осады отбили его обратно. Мы часто обсуждали наши сны и не сомневались, что они спасли нам жизнь. Но даже тогда мы мало говорили о них с другими: начались бы разговоры, вопросы и пересуды, а этого никто не любит. Поэтому мы молчали. Через год под Лакхнау молчание бедняги Чарли стало вечным: он погиб во время наступления лорда Клайда.
— А теперь, мальчики и девочки, вам пора в постель. Еще пять минут, и наступит Рождество. Так что, Фрэнк, хоть я и не верю в привидения, я все же столкнулся с явлением, которое не могу объяснить.
— Все равно это было ужасно интересно, дядя, и в сто раз лучше любого рассказа про привидения.
— Конечно, лучше! — сказала одна из девочек. — Можно идти спать и не бояться, что приснятся кошмары.
— Ну все, хватит разговоров. Спать, всем спать! — сказал полковник Харли. – Не то на меня рассердятся ваши родители, которые и так очень строго на меня поглядывают последние три четверти часа.
ОБ АВТОРЕ
Джордж Альфред Генти
(1832–1902)
Джордж Альфред Генти — известный английский писатель и военный корреспондент. Его перу принадлежит более 100 романов историко-приключенческого жанра, не считая множества небольших рассказов и зарисовок. Почти все книги Генти основаны на реальных исторических событиях, а главный герой в них — смелый и честный юноша, который отважно справляется с трудностями, встречающимися у него на пути.
Джордж Генти, старший сын брокера Джеймса Генти и дочери врача Мэри Бовилл, родился в деревушке Трампингтон недалеко от Кембриджа. Он был болезненным ребенком и большую часть своего детства провел в постели, занимая себя чтением. Читал он много, «проглатывая» книги одну за другой. Большое влияние на жизнь Генти оказала Вестминстерская школа, в которой он учился, ведь именно там состоялось его взросление. Поначалу одноклассники насмехались над слабым и романтичным мальчиком, поэтому он стал заниматься греблей и боксом и вскоре мог постоять за себя. Продолжил он свое обучение в колледже Гонвилл-энд-Киз при Кембриджском университете, но вскоре разразилась Крымская война и Генти, пылая желанием попасть на фронт, покинул колледж и был зачислен вместе с братом Фредериком в медико-санитарную службу британской армии. Фредерик во время войны умер от холеры, а Джордж был комиссован по состоянию здоровья. Письма, которые Генти посылал домой во время войны, были опубликованы в английской газете «Morning Advertising». Он так ярко и динамично описывал военные события, что газета получила множество восторженных читательских отзывов. Узнав о молодом талантливом авторе, известная в то время газета «The Standard» предложила Генти должность штатного корреспондента.
Генти был прирожденным рассказчиком, и, когда у него появились дети, он частенько занимал их долгими вечерами, рассказывая увлекательные истории. Дети слушали его завороженно, а после пересказывали эти истории своим друзьям. Тогда у Генти зародилась мысль писать книги для юных читателей, повествуя в них о значимых исторических событиях понятным для детей языком. По словам Генти, он хотел «донести до потомков историю так, чтобы им это было интересно». Сюжетов для книг у него было предостаточно, ведь став корреспондентом, он много путешествовал по свету. Своими глазами он видел все значимые военные события периода 1858–1868 гг.: битву при Лиссе, бомбардировку Александрии, военную экспедицию лорда Напьера в Абиссинию, Хивинский поход, сражения британской армии в Афганистане, русско-турецкую войну, Парижскую коммуну и многое другое. Генти сопровождал принца Уэльского в его путешествии в Индию в 1875 году, а присутствовал на открытии Суэцкого канала. О других исторических событиях он писал в приключенческом ключе, опираясь на свидетельства очевидцев.
Книги Генти имели колоссальный успех и печатались огромными тиражами в Англии, Северной Америке и Европе. Хотя он писал и романы для взрослых, особым успехом пользовались его книги, написанные для юношей. В них он неизменно восхвалял Британию и британцев, в которых видел воплощение чести, мужества и достоинства.
Переводчики Александра Разоренова и Константин Рыбаков.
Перевод выполнен по изданию: Henty G. A. In Tales of Daring and Danger. London: Blackie&Son, 1890.