© Горький Медиа, 2025
Gorky Media
28 апреля 2017

Приключения по выходным: «Скрещенные перчатки»

Переводы авантюрных рассказов XIX века по субботам

Наше субботнее приложение, заново знакомящее читателя с бестселлерами XIX века — приключенческими рассказами, которые некогда будоражили воображение публики. Сегодня многие авторы той поры почти забыты, но безрассудные авантюры и придворные заговоры не потеряли своей прелести. Переводы и комментарии выполнены участниками мастерской Александры Борисенко и Виктора Сонькина, одной из литературных

мастерских Creative Writing School. Внешний редактор — Алина Винокурова.

Рассказ «Скрещенные перчатки» был впервые опубликован летом 1900 года а английском иллюстрированном еженедельнике The Sphere, начавшем выходить на полгода раньше. Благодаря упоминаемым в рассказе историческим событиям можно довольно точно установить время его действия: главный герой, Деннис Шир, «два года назад» стал офицером испанской кавалерии и участвовал в Испано-американской войне на Кубе, которая началась весной, а закончилась в августе 1898 года. Таким образом, действие рассказа происходит скорее всего летом 1900 года, то есть в отличие от большинства рассказов в сборнике «Прапорщик Найтли» (1901), куда он также вошел, в «Скрещенных перчатках» Мейсон описывает события, происходящие прямо «сейчас». «Сейчас», но не «здесь»: основная история разворачивается на юге Испании, в гористой Андалусии, в окрестностях города Ронда. Насколько нам известно, к тому времени автор не бывал в Испании – однако он неплохо подготовился: как географические, так и исторические сведения отличаются высокой степенью точности. Ронда и ее окрестности притягивали к себе романтических писателей и художников середины 19 века – Вашингтона Ирвинга, Проспера Мериме и Гюстава Доре: во время вторжения наполеоновских войск именно здесь зародилось партизанское движение, а когда война закончилась, партизаны стали промышлять на больших дорогах, превратившись в знаменитых тогда bandoleros. Сюжет рассказа (вероятно, полностью вымышленный) основан на историческом противостоянии между испанским троном и движением карлистов, начавшемся как спор о престолонаследии, но ставшем по сути конфликтом между двумя политическими движениями, который вылился в три карлистских войны, послужил одной из причин Гражданской войны в 1930-е годы и закончился по большому счету только с падением режима Франко. В рассказе в полной мере проявляется стиль раннего Мейсона с крутыми поворотами сюжета и «театральными» описаниями сцен.

СКРЕЩЕННЫЕ ПЕРЧАТКИ

— Хотя вы и не появлялись в окрестностях РондыРонда (Ronda) – город в Андалусии на юге Испании, в горах недалеко от побережья и города Малага. Во время действия рассказа была в основном сельскохозяйственным центром местного значения. После вторжения наполеоновских войск в 1808 году город был базой испанских повстанцев, которые впоследствии стали промышлять разбоем и контрабандой. Это создало в XIX в. романтический образ Ронды, которым вдохновлялись Ирвинг, Мериме и Доре. последние пять лет, — строго обратился испанский комендант к Деннису Ширу, — здешние места не изменились. Вы определенно лучше других офицеров способны справиться с этим заданием, поскольку, как мне сообщили, хорошо знаете местность. Поэтому сегодня вы отправитесь в ОльверуОльвера (Olvera) – небольшой город в Андалусии, сейчас относится к провинции Кадис, приблизительно в 35 км от Ронды. В 1877 году король Альфонсо XII даровал Ольвере статус города в благодарность за помощь в одной из карлистских войн. и доставите этот запечатанный конверт командиру временного гарнизона. Он должен получить письмо не позже одиннадцати вечера, так что у вас есть час или два до отъезда, чтобы повидать старых знакомых, — я очень хорошо понимаю, что вам не терпится это сделать.

Недовольство Денниса Шира теперь сменилось желанием поскорее отправиться в путь. Дорога на Ольверу проходила мимо ворот и белых стен поместья, где он собирался провести первый же вечер после своего прибытия в Ронду. Выехав от полковника, он намеренно избегал тех площадей и улиц, где с большой вероятностью мог бы встретить знакомых, предвидя их вопросы о том, с каких пор он стал испанским подданным и носит форму капитана испанской кавалерии; в семь часов он уже пересекал Пласа-де-Торос,Старейшая в Испании арена для боя быков, построенная в конце XVIII века. Находится на западной окраине Ронды. направляясь в сторону Ольверы. Но тут его окликнул знакомый голос; повернувшись в седле, Шир увидел старого священника, который когда-то получил в университете Барселоны небольшой приз за успехи в логике и с тех пор оправдывал свое назойливое любопытство необходимостью упражняться в дедукции. Ширу пришлось остановиться. Он, впрочем, тут же пресек неизбежные вопросы об испанском мундире, заявив, что должен быть в Ольвере к одиннадцати.

— Пятнадцать миль, — сказал священник. — Разве для того, чтобы преодолеть пятнадцать миль, нужны четыре часа и свежая лошадь?

— Мне нужно заехать по пути к друзьям, — и, чтобы придать убедительности этому объяснению, к которому собеседник явно отнесся с недоверием, Шир добавил: — Не доезжая Сетениля.Сетениль (полное название Setenil de las Bodegas) – городок на полпути между Рондой и Ольверой.

Священник и этим не удовлетворился.

— Не доезжая Сетениля есть только один дом, а Эстебана Сильвелу я своими глазами видел сегодня в Ронде.

— Он вполне уже мог вернуться, к тому же встретиться я хочу не с Эстебаном.

— Не с Эстебаном! — воскликнул священник. — Тогда это, должно быть…

— Его сестра, сеньора Кристина, — закончил Шир, потешаясь над настойчивостью собеседника. — Поскольку брат и сестра живут вдвоем, и речь не о брате, это должна быть сестра. Ваша дедукция по-прежнему на высоте, падре.

Священник немного отступил назад и внимательно посмотрел на Шира. Затем, с интонацией одновременно лукавой и торжественной, явно кого-то цитируя, он произнес:

— Все женщины — прирожденные обманщицы.

— Это довольно гнусное утверждение, — сдержанно ответил Шир.

— И тем не менее его нередко можно было услышать из ваших уст, когда вы выращивали виноград в долине Ронды.

— В таком случае очень многие должны считать меня дураком. Молодой человек может совершить ошибку, падре, и придать чрезмерное значение своему разочарованию. Кроме того, с этой сеньорой я еще не был знаком. Я знал Эстебана, но она тогда была еще ребенком, и мне было известно только ее имя.

Смягчившись при виде явного удовольствия на лице старого друга, он продолжил:

— Я вам сейчас все расскажу.

Они медленно двинулись дальше; Деннис, уже решившись поведать все без утайки, увлекся воспоминаниями. Склонившись в седле, он пустился в долгий рассказ: как он унаследовал небольшое состояние, провел три года в скитаниях по разным городам и наконец приехал в Париж. Там он оказался на собрании карлистов,Карлисты – политическое движение, а впоследствии политическая партия в Испании. Возникло в 1830 году, когда вопреки традиции на престол взошла дочь короля Фердинанда VII, а не его брат дон Карлос Старший. В поддержку дона Карлоса выступили в основном консервативные круги и духовенство, а также баски. В XIX веке это противостояние вылилось в три гражданских войны (т.н. карлистские войны): в 1833–1839, 1846–1849 и 1872–1876. Дона Карлоса Старшего после смерти сменяли его потомки, также претендовавшие на испанский трон. Карлисты воевали на стороне националистов во время Гражданской войны (1936–1939) и оставались, под разными названиями, серьезной политической силой в Испании до конца режима Франко. услышал знакомое имя и увидел незнакомое лицо. Шир стал описывать Кристину: она шла с изяществом лани, ступающей по упругой лесной подстилке. Ее лицо было полно жизни, каштановые волосы блестели, очарование юности сквозило в ее гибкой фигуре и больших ясных глазах.

— Она шла мимо, — продолжал он, — и я с болью в сердце ощутил, как высокомерны были прежде мои мысли и слова. Кажется, я не сводил с нее глаз, – право, ничего не мог с собой поделать – и на моем лице, полагаю, отразилось мое смятение. И тут, когда она поравнялась со мной, из ее пальцев выскользнул веер и со стуком упал на пол.

Священник силился понять, почему этот пустяк вызвал у Шира такое смущение.

— Что ж, — сказал падре, — вы подняли веер и…

— Нет, — прервал его Шир. Он еще больше смутился и, неловко запинаясь, продолжал: — Видите ли, на мгновенье я задумался: разве может женщина отказать себе в удовольствии насладиться восхищением мужчины, особенно когда для этого достаточно небольшой уловки? И пока я об этом размышлял, она сама нагнулась, подняла веер и склонилась в шутливом реверансе, как бы указывая мне на мои дурные манеры. В тот вечер Эстебан представил нас друг другу. А потом была волшебная весна в Париже и июнь в Лондоне.

Льюис Бомер. Иллюстрация к рассказу «Скрещенные перчатки».

The Sphere, 23 июня 1900 г.

— Эстебан? — с сомнением в голосе произнес священник. — Не понимаю. Мне кое-что известно об Эстебане Сильвеле. Этот нахлебник вечно плетет интриги и вынашивает замыслы. Друг мой, знаете ли вы, что у Эстебана за душой ни гроша? Состояние и имение семьи Сильвела перешли от матери к дочери. Эстебан – управляющий сеньоры Кристины, и ее замужество, по меньшей мере, пошатнет его положение. Он не испортил вам волшебство парижской весны?
Шир рассмеялся, громко и самоуверенно.

— Конечно, нет, — сказал он. — Я не знал, что Эстебан зависит от сестры, но разве ее замужество что-нибудь изменит? Эстебан — мой близкий друг. К примеру, вы спрашивали меня о мундире. Я получил право носить его по совету Эстебана и с его помощью.

— Вот оно что! — быстро сказал священник. — Как же так вышло?

— Два года назад, в июне, — кстати, именно тогда я видел сеньору в последний раз, — мы все трое ужинали в одном доме в Лондоне. Когда дамы стали выходить из-за стола, я шепотом сказал Кристине: «Мне нужно поговорить с вами сегодня». Она ответила очень просто и тоже тихо: «Я жду этого всей душой»; однако Эстебан все же услышал ее слова. Он пододвинулся ко мне. Я спросил его, каковы мои шансы и может ли он мне поспособствовать. Эстебан горячо поддержал меня, но, как патриот Испании, – я передаю это своими словами – считал, что мне необходимо занять более достойное положение в обществе; именно тогда он заговорил о мундире, который я теперь ношу. Мне нечего было возразить. Тем вечером я так и не объяснился с Кристиной. Я выправил бумаги и стал испанским подданным; с помощью Эстебана я получил офицерское звание. Это было два года назад. С тех пор я не видел Кристину и не писал ей, и сегодня еду положить к ее ногам эти два года молчания и службы в доказательство своей верности. Так что, как видите, мне есть за что благодарить Эстебана.

Добравшись до окраины города, они расстались. Шир во весь опор поскакал вниз по склону холма, а священник провожал его печальным взглядом.

Дело было не только в том, что он не доверял Эстебану, — он хорошо знал Шира: младший сын в обедневшей семье, тот приехал из Англии в маленькое поместье в долине Ронды, которое принадлежало его предкам со времен испанской кампании герцога Веллингтона.Артур Уэлсли, 1-й герцог Веллингтон (1769–1852) – британский полководец и государственный деятель. Здесь идет речь о Пиренейских войнах (1808–1814), в которых Великобритания была союзником Испании и Португалии против Наполеона и в которых Уэлсли одержал несколько блестящих побед, приведших к поражению Франции (за что и получил титул герцога Веллингтона). Испанская корона пожаловала Веллингтону обширное поместье в Андалусии (часть этой области, включая описываемые в рассказе места, серьезно пострадала во время Пиренейских войн), которое до сих пор принадлежит его потомкам. Нам не удалось найти информации о получении подобного вознаграждения соратниками Веллингтона. Священник знал, что Шир — человек темпераментный и склонный бросаться из крайности в крайность, и, размышляя о его пылких словах, о его безоговорочной вере в порядочность Эстебана, о том, как он говорил о Кристине, священник задумался: а будет ли столь внезапное и стремительное превращение страстного циника в страстного романтика долговечным? И этот поучительный эпизод с оброненным веером… Даже в момент обращения в новую веру такой пустяк чуть было не разубедил Шира.

Йосип Кузакс. «Капитан в полевой форме», 1902 год
via wikimedia commons

Сам Шир, впрочем, был совершенно спокоен — настолько спокоен, что ехал медленно, желая в полной мере насладиться ожиданием теплого приема, который ему непременно окажут, как только он появится на пороге. Он въезжал в рощи, где созревал миндаль и грецкие орехи, и снова выезжал на каменистые пустоши. Уже смеркалось, когда он увидел впереди у подножия обрывистого холма ярко-белые стены поместья, за которыми теснились невысокие строения. Когда он приблизился, в окнах домов замелькали огни, а потом на обочине дороги внезапно появился человек и дважды громко свистнул, словно подзывая собаку. Шир миновал незнакомца и через открытые ворота въехал во двор. Там обнаружились трое мужчин, которые сразу же бросились к Ширу, как будто ожидали его появления. Он оставил им лошадь и быстро взбежал по каменным ступеням к дому. В ту же минуту появился слуга и проводил его по галерее ко входной двери. В нетерпении Шир обогнал слугу, открыл дверь и, таким образом, вошел в комнату без объявления.

Это была вытянутая комната с низким потолком, обшитая темным орехом; единственная лампа на столе не столько освещала ее, сколько наполняла тенями. Он лишь успел заметить девушку и мужчину, склонившихся над столом в свете лампы, узнать с замиранием сердца игру света на темных волосах девушки, увидеть, что она что-то держит в руках и показывает собеседнику, – как Эстебан, словно в растерянности, быстро подошел к нему и бросил вопросительный взгляд на слугу. Потом он обратился к Ширу:

— Я смотрю, ты решил сам к нам заглянуть.

— Ну да, — ответил Шир, который не сводил глаз с Кристины и не вслушивался в слова Эстебана. Его неожиданное появление, несомненно, произвело эффект, хотя и не тот, на который Шир рассчитывал. В глазах Кристины действительно читалось удивление — но не радостное, а скорее тревожное. Наконец она заговорила — холодно и словно бы рассеянно.

— Как ваши дела? Мы так долго вас не видели. Два года, наверное? Даже больше.

— Многое изменилось с тех пор, — сказал Эстебан. — Была война,Имеется в виду Испано-американская война 1898 года, в ходе которой США захватили принадлежавшие Испании с XVI века Кубу, Пуэрто-Рико и Филиппины. и были, увы, поражения.

— Да, я был на Кубе, — ответил Шир, и какое-то время они продолжали скучную беседу на отвлеченные темы. Эстебан говорил с наигранной сердечностью, а Кристина по большей части молчала или отвечала односложно и безучастно. Шир обратил внимание, что она лишь недавно пришла — на ней была шляпа, а на столе под светом лампы крест-накрест лежали перчатки; она беспокойно расхаживала по комнате, то и дело останавливаясь и прислушиваясь, не доносятся ли какие-нибудь звуки со двора, и посматривала на дверь в ожидании. Шир догадался, что она ждет кого-то другого, а он ей мешает. Итак, два года, проведенные в предвкушении встречи, не привели ни к чему, кроме этого неловкого вторжения; крайне раздосадованный, он поднялся со стула. Однако Эстебан подал Ширу знак остаться и, извинившись, с дружелюбной улыбкой вышел из комнаты.

Кристина теперь ходила взад-вперед по узкой половице, с такой осторожностью, как будто шла по канату. Спустя несколько минут Шир приблизился к столу и стал рассеянно теребить оставленные на нем перчатки, так что вскоре они лежали уже по-другому, не скрещиваясь.

— Помните тот вечер в Лондоне? — сказал он.

Кристина на секунду остановилась, чтобы ответить — просто и без тени обиды в голосе:

— Вам следовало объясниться со мной тогда.

Она возобновила свое упражнение.

— Да, — сказал Шир. — Но я всегда понимал, что не могу предложить вам того, чего вы заслуживаете, и в тот вечер я довольно внезапно нашел, как мне казалось, способ сделать свое не слишком достойное положение в обществе менее недостойным.

— Менее недостойным? При помощи золотистой полоски на плече? — с чувством воскликнула Кристина. Она подошла и остановилась перед ним. — Что же, эта полоска все меняет. Она затыкает мне уши, а вам должна заткнуть рот. Где мы познакомились?

— В Париже.

— Продолжайте.

— На карлистском… — Шир запнулся и шагнул к Кристине. — Ох, это не приходило мне в голову. Я думал, вы пришли туда посмеяться, как и я.

— Возможно ли смеяться над тем, во что веришь? — страстно воскликнула она, и Шир, беспомощно всплеснув руками, сел на стул. Эстебан одурачил его, – из разговора со священником стало ясно, зачем он это сделал, – и одурачил непоправимо. Чтобы убедиться в этом, Ширу даже не нужно было лишний раз искать взгляд Кристины – она и так стояла перед ним, не отводя глаз. Он заметил, что в глазах ее не было гнева – наоборот, он увидел искреннее расположение и сожаление. Но в этот момент он по-настоящему понял ее. Ее взгляд мог быть мягким – но решимость никуда не делась. Кристина была карлисткой всем своим сердцем. Карлизм был ее верой, и даже больше, чем верой, – ее страстью. Поэтому он спросил – не для того, чтобы убедить ее, а чтобы показать свое понимание:

— Разве не возможно изменить свои убеждения?

— Нет, — ответила она и добавила, хотя и с сомнением в голосе, — но возможно отказаться от мундира.

Шир встал.

— Это тоже невозможно, — просто сказал он. — Я действительно решил стать офицером ради вас. Я так же охотно стал бы карлистом, если бы знал. У меня не было желания становиться ни тем, ни другим – лишь большие надежды и желание быть с вами. Но я совершил ошибку и не могу ее исправить. Золотистая полоска обязывает меня хранить верность. Этот мундир, как вы понимаете, уже доставил мне неудобства. Он отправил меня на Кубу и заставил с оружием в руках пойти против людей почти одной со мной крови. Я не мог ничего с этим поделать тогда – не могу и теперь.

Кристина подошла к нему ближе. Сдержанность Шира и то, что он не предъявлял ей никаких претензий, смягчили ее тон.

— Да, — согласилась она. — Я ждала от вас такого ответа. И в глубине души не думаю, что была бы довольна, получив любой другой.

— Благодарю вас, — сказал Шир. Он достал часы. — Мне еще предстоит неблизкий путь. Я должен добраться до Ольверы к одиннадцати.

Он почувствовал, как Кристина, стоявшая рядом с ним, вдруг замерла, как будто даже не дыша. Он был благодарен ей за вздох, последовавший за его внезапным сообщением о расставании, но ему пришлось отвести от нее взгляд, чтобы огорчение Кристины не заставило его задержаться на пути к цели.

— Вы едете в Ольверу? — спросила она после паузы странным приглушенным голосом.

— Да. Поэтому нам пора прощаться, — на этот раз он повернулся, чтобы взглянуть на нее, но не успел этого сделать: Кристина отвернулась и направилась к двери.

— Вам нужно попрощаться и с Эстебаном, — сказала она, словно пытаясь выиграть время. Взявшись за ручку, она остановилась. — Скажите, это ведь Эстебан посоветовал вам пойти в армию и получить чин? Нет смысла отрицать, это был он!

Она помолчала, обдумывая свою догадку, и добавила:

— Вы видели Эстебана сегодня в Ронде?

— Нет, но слышал, что он там был. Мне нужно идти.

Он взял шляпу и, снова повернувшись к выходу, увидел, что Кристина стоит в дверях, прислонившись к ним спиной и вытянув руки в стороны – словно преграждая ему путь.

— Вам нечего бояться, — сказал он, чтобы успокоить ее. — Я не буду ссориться с Эстебаном. Он ваш брат, и что сделано, то сделано. Кроме того, оглядываясь назад на те годы, когда я не носил эту форму, я не уверен, что сделано только плохое. В те времена меня занимали исключительно личные разочарования, мелочные чувства и желания. Я смог обрести покой, забыв о них и став маленькой, но нужной деталью огромной машины, пусть это и не лучшая машина такого рода, пусть она и работает со скрипом. В этом я тоже нахожу определенное достоинство.

В нем снова говорил человек, склонный к крайностям, – и говорил вполне искренне. Кристина, однако, ничего не ответила и как будто даже не слышала Шира. Ее странно напряженный взгляд был устремлен на него; дыхание было неровным, словно после погони, и в наступившей тишине казалось неестественно громким.

— Вы должны доставить в Ольверу распоряжение? — наконец спросила она. Шир достал из кармана конверт.

— Да. И мне пора отправляться, чтобы не нарушить приказ, — сказал он.

— Отдайте мне письмо, — потребовала Кристина.

Шир уставился на нее в изумлении. Изумление сменилось подозрением. Его лицо, казалось, сузилось и заострилось, приобретя какое-то лисье, недоброе выражение.

— Нет, — сказал он и медленно убрал письмо на место. — Тот человек на дороге, — задумчиво продолжал Шир, — он свистнул, когда я проезжал мимо, – это, несомненно, был сигнал. Вы карлисты. Это ловушка.

— Ловушка, но она была предназначена не вам, — ответила Кристина. — Уверяю вас! Пока вы не упомянули Ольверу, я ничего не знала.

— Это вы так думаете, а Эстебан считает иначе. Вы удивились моему появлению, а Эстебан – только тому, как именно я появился. Я помню – он спросил, сам ли я решил к вам заглянуть. Он был в Ронде сегодня днем. Вполне вероятно, что именно он сообщил полковнику о том, что я хорошо знаю местность. Он хотел, чтобы вы увидели во мне не просто врага, а врага, который вредит вам, – вот что ему было нужно. Да, это я понимаю. Но, — он вновь заговорил резко и холодно, — даже вам известно, что ловушка предназначалась тому, кто повезет письмо. Вы тоже замешаны в обмане.

Он повторил последнее слово и резко рассмеялся, смакуя его и словно вспоминая что-то давно забытое.

— И этот обман мог привести к убийству! Интересно, что произошло бы, если бы я не решил к вам завернуть? Сколько бы я еще смог проехать в сторону Ольверы? И каким деликатным способом меня должны были остановить?

— Всего лишь взявшись рукой за уздечку вашей лошади – ничего более опасного. Вам сказали бы, что я прошу о небольшой услуге в Ольвере.

— То есть при помощи лжи. Ну разумеется... — с горечью сказал Шир. — И все-таки вы преграждаете мне путь, хотя знаете, что письма вам не получить. Так ли безобиден ваш обман? Не притаился ли кто-то – Эстебан, например, – в темном коридоре за дверью или на темной дороге за воротами?

— Я докажу вам, что вы заблуждаетесь.

Кристина опустила руки, отошла от двери и позвонила в колокольчик.

— Сейчас Эстебан будет здесь, он выведет вас за ворота и проводит до дороги на Ольверу, ради вашей безопасности.

Теперь она говорила совершенно спокойно. В ее чертах, манере держаться, в ее речи не осталось никаких следов испуга и волнения. Но сама внезапность этой перемены наполнила Шира еще большими подозрениями. Только мгновенье назад Кристина стояла перед ним, и ее бледное лицо и расширенные от ужаса глаза выдавали сильнейшее напряжение. А теперь, приняв непринужденную позу, она небрежно перебирала пальцами перчатки у освещенного лампой стола, и голос ее был безмятежен. Шир силился понять причины столь резкой перемены.

Фотография окрестностей Ольверы. Дата неизвестна

Фото: olvera.es

На звонок явился слуга, и хозяйка отправила его за Эстебаном. Шир не заметил ни многозначительных взглядов, ни жестов, которые могли бы служить сигналом.

— Мы не собирались никому причинять зла, — сказала Кристина, когда дверь затворилась. — Это было мое условие, на котором, впрочем, можно было и не настаивать, – ведь я обещала забрать письмо у гонца тотчас же, как он войдет в комнату.

— И каким же образом? — спросил Шир с явным презрением в голосе. — Обманом?

Кристина быстро подняла на него глаза, гнев на мгновенье исказил ее черты; но она не произнесла ни слова и вновь опустила голову.

— Как бы там ни было, — тихо сказала она, — я пока ни разу не попыталась вас обмануть.

И тут Шир заметил, как Кристина с деланным равнодушием сложила перчатки крестом под лампой; и отчего-то он сразу понял, что этот странный жест противоречит ее словам. Сначала это было только смутное ощущение, потом он начал рассуждать. Когда он вошел в комнату, перчатки лежали так же. Кристина что-то объясняла Эстебану, и они оба стояли, склонившись над столом. Условились ли они о таком расположении перчаток? Возможно, она так легко смирилась с его отказом отдать письмо, потому что знала, как подать брату знак? Может быть, это условный сигнал, который укажет, удалось ли ей заполучить письмо? И Шир понял, как он это выяснит. Лишь полчаса назад он безгранично доверял ей, а теперь его терзали бесконечные подозрения; когда Кристина вновь заговорила пылким умоляющим голосом, он почти не слышал ее оправданий.

Принц Хайме де Бурбон, герцог Сеговии и Анжуйский
Фото: wikimedia commons

— Слишком много поставлено на карту, — сказала она. — Совершенно невозможно допустить, чтобы к вечеру в Ольверу прибыли неожиданные распоряжения, – нам нужно это письмо! Сейчас в Ольвере находится человек – я вынуждена довериться вам, хотя вы и наш заклятый враг, – человек, от которого многое зависит; мы любим его и надеемся, что он возродит нашу Испанию. Нет, речь не о нашем короле, а о его сыне, молодом и доблестном.Речь идет о Хайме де Бурбоне, герцоге Мадридском и Анжуйском (1870-1931), единственном сыне дона Карлоса Младшего, карлистского претендента на престол. После Третьей карлистской войны Хайме был вынужден уехать из страны, окончил Австрийскую военную академию и в 1896 году поступил на военную службу в Российской империи. В 1900 г. участвовал добровольцем в «китайском походе» с целью подавления Боксерского восстания. После смерти отца в 1909 г. стал карлистским претендентом на престол. Хайме действительно посещал Испанию инкогнито, хотя, как считается, значительно позже 1900 года. Завтра он уедет, но сегодня он все еще в Ольвере. Как только Эстебан узнал, что вечером коменданту Ольверы должны доставить распоряжение, мы поняли, что выбора у нас нет. Совершенно ясно, что распоряжение не должно застать этого человека в Ольвере, поэтому мне остается только одно – прибегнуть к женским хитростям и завладеть письмом; тогда никто не пострадает, в противном случае беды не избежать, хочу я того или нет.

— А гонец? — спросил Шир и подошел к столику. — Что произошло бы с ним? Что же, ему просто пришлось бы убраться назад в Ронду? Честь его уже запятнана – осталось только сочинить историю получше. Насколько тут вообще можно придумать что-то правдоподобное. Или вы и в этом собирались ему помочь?

Кристина отшатнулась от стола, словно ее ударили.

— Вам безразлична его судьба, — продолжал Шир. — Он выехал из Ронды честным солдатом, а кем бы вернулся? Солдатом ему теперь не быть, как этой перчатке не быть вашей рукою.

Тут он взял одну перчатку, задержал на мгновенье в руке и бросил поодаль от второй. А когда Кристина заговорила, намеренно отвернулся от стола.

— Так уж вышло, что гонец – наш заклятый враг, а значит, или он перехитрит нас, или мы – его. Но с тех пор, как вы здесь, мы не предприняли ни одной попытки вас обмануть. Это, во всяком случае, вы должны признать. Письмо при вас, в целости и сохранности, честь ваша не пострадала; для нас же последствия могут оказаться трагическими, и тогда позор падет на нашу голову – ведь это мы не остановили вас. Признайте это! Быть может, мы больше не увидимся. Так признайте же, что я ни в чем вас не обманула!

И эта мольба в ответ на оскорбительные обвинения из уст женщины, от природы по-настоящему гордой, неожиданно растрогала Шира. Он повернулся к ней, повинуясь внутреннему порыву, чтобы признать ее правоту, но вдруг передумал.

— Вы так уверены в этом? — спросил он медленно, потому что заметил, что Кристина снова сложила перчатки крестом, когда он отвернулся. Теперь сомнений не оставалось. Разумеется, скрещенные перчатки были условным знаком для Эстебана, и этот знак говорил о том, что письмо забрать не удалось. — Не пытались меня обмануть? — повторил он ее слова. — Вы уверены?

Повернулась дверная ручка – Кристина быстрым шагом пересекла комнату. Шир проследовал за ней, но по пути на миг задержался у стола и точным движением переложил одну перчатку параллельно другой. Когда дверь отворилась, он стоял так, что Кристина не могла их видеть.

Впрочем, Кристина и не смотрела на стол, в отличие от вошедшего Эстебана, который сразу же бросил на него взгляд. Кристина не сводила глаз с брата, и, когда он наконец обернулся, Шир заметил, как они коротко обменялись понимающими взглядами. Шир был уверен, что расстроил их коварный план с перчатками, поэтому вежливо попрощался с Кристиной и вышел из комнаты, с трудом скрывая торжествующую улыбку.

Кристина стояла не шелохнувшись, только слегка подалась вперед, прислушиваясь к удаляющимся шагам своего возлюбленного. Когда они смолкли, девушка быстро подбежала к окну, распахнула ставни и выглянула: снизу донесся стук копыт его лошади по мощеному двору. Вот Эстебан что-то дружелюбно сказал Ширу, и тот ответил с сердечностью. Гулкое цоканье стихло, когда лошадь выехала на дорогу, и теперь шаги ее звучали приглушенно; голоса стали едва различимы, и уже нельзя было понять, кому они принадлежат. Наконец, раздалось громкое и отчетливое «доброй ночи!», а потом лошадь пустилась рысью и ускакала. Кристина медленно закрыла окно и окинула взглядом комнату. Она увидела стол, освещенный лампой, и под ней – лежащие параллельно перчатки.

Шир был прав: перчатки действительно служили условным знаком; но смысл сигнала он истолковал неверно. Как и предполагал падре, страстный романтик снова стал страстным циником. Он видел лишь обман и вовсе не доверял девушке, которая была в нем замешана; его не трогали ни слова ее, ни взгляды, ни искренний голос; он не сомневался, что трюк с перчатками был обращен против него, – на деле же он призван был его защитить. Шир не сомневался: скрещенные перчатки означают, что письмо все еще у него, и поэтому изменил их положение. На самом же деле этот знак говорил о том, что письмо у Кристины и гонец может беспрепятственно продолжать свой путь.

Кристина не издала ни звука. Она просто не могла поверить своим глазам. Ей пришлось дотронуться до этих перчаток, чтобы убедиться, что это правда, но в следующий миг она уже сомневалась, не она ли сама только что поменяла их положение. В конце концов она поняла: неважно, как и зачем их переложили, важно, что теперь они лежали по-другому. Она выскочила из комнаты в коридор, сбежала вниз по ступеням и оказалась во дворе. Никто не встретился на ее пути. Тишина была такая, что дом казался заброшенным. Она пересекла внутренний двор – впереди замелькали белые стены – и через ворота выбежала на дорогу. Ночь была ясная; далеко впереди ярко светил красным светом фонарь. Она снова бросилась бежать и, когда была совсем близко, четко, как на картине, увидела лица людей, склонившихся над чем-то. Никто не замечал девушку, пока она не подошла вплотную и не успела разглядеть, что поодаль один человек держал под уздцы лошадь без всадника, а другой сматывал толстую веревку. А потом Эстебан – это у него в руках был фонарь – жестом попытался ее остановить.

— Несчастный случай, — сказал он. — Он упал, и упал неудачно, вместе с лошадью.

— Несчастный случай, — повторила Кристина и указала на моток веревки. Теперь уже не имело смысла напоминать, что они обещали ей не прибегать к насилию. Конечно же, как она и говорила Ширу, в любом случае требовать этого было бессмысленно. Мужчины расступились, и Кристина прошла туда, где на земле лежал Деннис Шир; его бледное лицо, покрытое испариной, исказилось от боли. Она опустилась на землю, взяла его голову в ладони, как будто собиралась приподнять и положить к себе на колени, но кто-то остановил ее словами: «Он повредил спину, сеньора». Шир открыл глаза и увидел, кто склонился над ним, и Кристина содрогнулась от его красноречивого взгляда. Как могли человеческие глаза источать столько ненависти! Его губы зашевелились, и она склонилась еще ниже, чтобы не упустить ни слова. Но он лишь повторял:

— Обман! Обман!

Разубеждать его или оправдываться времени не было. У Кристины оставался лишь один аргумент. Она поцеловала его в губы.

— Это не обман! — воскликнула она.

Эстебан опустил руку ей на плечо и сказал:

— Он не слышит и едва ли ответит на поцелуй.

Эстебан был прав. Шир больше не мог ее слышать, и Кристина поняла, что все кончено.

— Письмо все еще у него, — сказал Эстебан. Кристина оттолкнула брата и припала к мертвому телу, словно защищая его.

Немного погодя она сказала:

— Да, письмо у него.

Она расстегнула пуговицы мундира и осторожно извлекла конверт. Не вставая с колен, молча взглянула на адрес. Эстебан открыл дверцу фонаря и поднес его ближе.

— Нет, оно должно быть доставлено в Ольверу, — сказала Кристина.

Она отправилась в Ольверу той же ночью. Мужчины отпустили ее, сбитые с толку ее хладнокровием: все решили, что она собирается отвезти письмо «человеку, от которого многое зависит».

Но хладнокровие Кристины было не чем иным, как оцепенением ума и сердца. Она была убеждена только в одном: Шир должен исполнить свой долг, раз уж на карту поставлена его честь. И потому в Ольвере она направилась прямо на квартиру коменданта, рассказала о несчастном случае, приключившемся с гонцом, и вручила письмо. Комендант прочел письмо и вежливо выразил беспокойство в связи с тем, что Кристине пришлось проделать такой нелегкий путь. В письме сообщалось о том, что завтра утром его гарнизон отзывается в Ронду. И только тогда Кристина начала понимать, что произошло на самом деле.

ОБ АВТОРЕ

Альфред Эдвард Вудли Мейсон
(1865–1948)

За свою долгую жизнь Альфред Мейсон успел побывать и профессиональным актером, и членом парламента от партии либералов, а в годы Первой мировой войны — майором Королевского полка морской пехоты и агентом секретной службы Великобритании в Испании и Мексике. Он был страстным путешественником, яхтсменом и альпинистом, совершившим свое последнее восхождение в 81 год; современники писателя отмечали его прекрасное чувство юмора, широкий кругозор и память на мельчайшие детали.

Сын присяжного бухгалтера, в 1884 году он окончил Тринити-колледж в Оксфорде, где подружился с Энтони Хоупом, впоследствии известным писателем, автором романа «Узник Зенды». В университете Мейсон уделял много времени занятиям в любительском театре, а после получения диплома дебютировал и на профессиональной сцене — в частности, исполнил роль герцога Орсино в «Двенадцатой ночи» Шекспира и участвовал в постановках ранних пьес Бернарда Шоу и Уильяма Йейтса. Начало его писательской карьеры также связано с театром: в 1894 году была опубликована пьеса «Бланш де Малетруа», представляющая собой инсценировку рассказа Роберта Луиса Стивенсона «Дверь сира де Малетруа». Театральный опыт, безусловно, отразился на творчестве Мейсона-писателя: он мастер диалога, неожиданных «сценических» эффектов, а создавая образы своих героев, большое внимание уделяет жесту.

Впоследствии Мейсон написал еще несколько пьес, из которых самая известная — «Свидетель обвинения» 1911 года — называется так же, как один из шедевров Агаты Кристи, хотя сюжетного сходства нет. Однако популярность ему обеспечили прежде всего многочисленные приключенческие романы («Четыре пера» и «Пламя над Англией» издавались на русском языке), а также детективная серия из пяти романов об инспекторе Ано. Первый роман этой серии, «Вилла Роза», был опубликован в 1910 году, на 10 лет раньше «Таинственного происшествия в Стайлз», и, несомненно, послужил для Агаты Кристи одним из источников вдохновения при создании образа Эркюля Пуаро.

В 20-е и 30-е годы Мейсон находится на пике славы, которую во многом подогревают многочисленные экранизации его произведений: только фильмов по самому популярному роману Мейсона, «Четыре пера», не меньше семи. Последнюю экранизацию 2002 года с участием Хита Леджера удачной не назовешь, а вот версия Золтана Корды 1939 года остается классикой британского кинематографа, как и фильм «Пламя над Англией» 1937 года о противостоянии Англии и Испании в царствование Елизаветы I. Именно на съемках этого фильма начался роман Лоуренса Оливье и Вивьен Ли. Безусловного внимания заслуживает и еще один фильм Корды по сценарию Мейсона, «Барабан» (1938), где снимался очаровательный индийский мальчик Сабу.

Альфреда Мейсона, как и, например, Редьярда Киплинга, сейчас часто осуждают за прославление английской колониальной политики — действие многих его романов происходит в английских колониях (Индия, Африка). В его защиту можно привести один интересный эпизод: в 1907 году, через год после того как уже известный писатель был избран членом Парламента, он опубликовал роман «Разбитая дорога» (The Broken Road), где выразил недоумение тем, что индусы, служащие в британской армии, не могут быть представлены к Кресту Виктории, высшей воинской награде Великобритании. Вскоре это несправедливое правило отменили.

В последние годы жизни Альфред Мейсон, продолжая публиковать новые романы, также обратился к жанру биографии — в частности, написал о сэре Фрэнсисе Дрейке (1941) и умер, не закончив книгу об адмирале XVII века Роберте Блейке, которого называли отцом Королевского флота.

Материалы нашего сайта не предназначены для лиц моложе 18 лет

Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие

Подтверждаю, мне есть 18 лет

© Горький Медиа, 2025 Все права защищены. Частичная перепечатка материалов сайта разрешена при наличии активной ссылки на оригинальную публикацию, полная — только с письменного разрешения редакции.