Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Джалал Але-Ахмад. Гарбзадеги. М.: Ад Маргинем Пресс, 2024. Перевод с фарси Александра Андрюшкина. Содержание
Член нашего правительства в лице пораженного Западом человека похож на пылинку в воздухе или соломинку на волне. Под его ногами нет опоры. Он отрезан от глубин общества, культуры и традиции. У него нет связи ни с древностью, ни с современностью, он не может даже служить разделительной линией между старым и новым. Прошлого он не знает, будущего не представляет. Он даже не точка на прямой, а скорее точка на плоскости или в пространстве. Частица без опоры. Тут вы, наверное, спросите: каким же образом он попал в руководство страны? Отвечаю: под давлением импорта машин и благодаря той политике, которая не оставляет иного выбора, кроме следования в фарватере более масштабных процессов.
В этой части света, особенно в богатых нефтью районах, закон таков, что на поверхность воды поднимается самое легкое. Волны над нефтяными запасами носят лишь солому и сор, им не хватает сил коснуться дна и выбросить на берег жемчужину. И мы, обсуждая гарбзадеги и вытекающие из этой проблемы беды, имеем дело именно с этими плывущими по волнам событий легковесами. На человеке с улицы нет вины, его слов не слышат, и обвинений ему здесь не предъявляют. Он сворачивает на любой путь, на который ему указывают. Принимает любую форму, которой его обучат. Мы все оказались в сложном положении как раз потому, что человек с улицы не властен над собственной судьбой, или, говоря иначе, определяя его судьбу, мы не спрашиваем его мнения, советуемся не с ним, а с западным консультантом. В итоге мы зависим от наших пораженных Западом руководителей; некоторые из них еще и учились в Европе или Америке.
И если бы дело было только в лидерах, получивших западное образование... К власти, как правило, приходят люмпены. Иными словами, безвольные неудачники и бездельники. Самые ненадежные из базарных торговцев становятся во главе торговой палаты, самые бескультурные управляют культурой и образованием, наименее удачливые менялы возглавляют банки. Депутатами меджлиса становятся тряпки или бандиты. Самые заблудшие указывают путь народу (я уже предложил вам самим отвести обвинения от тех, кого вы считаете исключением). В наших краях стало правилом отдавать власть тем, у кого нет ни корней, ни индивидуальности; если не сказать — мошенникам и подлецам. Тем, кто придерживается закона и говорит правду, видит правильно, идет в верном направлении, в аппарате нет места. По закону следования в фарватере, власть в стране должны получать люди легко управляемые; не представляющие ни родовитых семей, ни большинства. Те, у кого нет корней и кто не стоит твердо этой земле.
Наш пораженный Западом лидер качается на волнах, под ногой его нет тверди, статус его неясен. Он не может занять определенную позицию ни по одному вопросу. У него кружится голова, и его мотает из стороны в сторону. Собственная воля отсутствует: он подчинен волне событий. Он ни с чем не борется. Минует самую опасную скалу благодаря лести и угодливости. Соответственно, ни один кризис или чрезвычайная ситуация не представляют для него угрозы. Правительство уйдет — будет новое, в этой комиссии не вышло — тогда на том семинаре, в этой газете не прошло — тогда на телевидении, в этом департаменте не получилось — тогда в том министерстве, если не посол — то министр. Словом, как бы ни менялась ситуация и как бы ни тасовались правительства, вы снова увидите того же самого пораженного Западом руководителя, неподвижного, как гора Ухуд.
Этот пораженный Западом лидер весьма коварен. Он в любой ситуации понимает, где его место в мире. Он знает, что не смеет вздохнуть. Ветер дует всегда с новой стороны, но он знает — хотя у него нет компаса, — куда направлено притяжение власти. Потому он везде: в партии и в обществе, в газете и в правительстве, в образовательной комиссии и в меджлисе; в объединении подрядчиков. А поскольку он везде, он должен общаться со всеми: уметь распоряжаться и слушаться. Он не проявляет упрямства. Он умеет опускать голову и держать строй, быть невозмутимым и даже писать статьи против «агрессивного поведения». Он обязан иметь представление о философии и уметь говорить о свободе; иногда сердце подсказывает ему, что он должен проявить характер и что-то сделать. Но, поскольку его несет волна событий, то он решается на поступок слишком поздно и терпит поражение, но получает очередной урок: нельзя проявлять ни малейшей инициативы.
Пораженный Западом человек циничен по отношению к религии: он ни во что не верит, но и ничего категорически не отвергает. Он неорганичен, держит нос по ветру и безразличен ко всему. Проехав мост, он не оглянется убедиться, стоит тот или рухнул. У него нет направления и убеждений; он не верит ни в Бога, ни в человечество. Его не волнуют ни изменения в обществе, ни религиозность, ни атеизм сами по себе. Он даже не атеист, он равнодушен. Иногда он заходит в мечеть, как в деловой клуб или в кино. Он везде только зритель. На футболе вы увидите его у самого поля. Однако он никогда не вкладывается ни во что: не прольет и слезинки из-за смерти друга, не проявит внимания к святыне во время паломничества к ней и не задумается, оставшись в одиночестве. Он вообще не имеет привычки к одиночеству. Бежит от уединения, поскольку страшится себя; потому он все время в обществе. Он, конечно, высказывает мнение, если оно уместно, и особенно если модно, однако только в разговоре с теми, от кого он рассчитывает получить выгоду в дальнейшем. Вы не услышите от него ни протеста, ни вопросов «зачем» и «почему». Говорит он серьезно и веско, с уверенной способностью коснуться всего и при этом проявить себя оптимистом.
Пораженный Западом — сибарит. Он живет по принципу «лови момент», но без его философской составляющей. Если с автомобилем и внешностью все в порядке, то остальное его не волнует. В далеком прошлом Саади от странствий по духовному миру удерживала «печаль по детям и по и хлебу, и по скудели бытия», но пораженный Западом уткнулся в свою кормушку, у него нет других забот. Он не создает себе проблем, а от чужих отделывается, пожимая плечами. Его работа просчитана, как и каждый шаг; он выстраивает все, подобно уравнению, не суется в чужие дела и уж точно о точно о них не беспокоится.
Пораженный Западом человек, как правило, не имеет специальности. Он мастер на все руки, хотя ни в чем не виртуоз. Но он учился, читал книги, быть может научные, и знает, как в каждом предложении использовать многосложное слово и с его помощью создать себе репутацию. Возможно, когда-то он был специалистом, но увидел, что одной специализацией не подкуешь осла Кариму, и был вынужден перейти к работе не по специальности. Он стал похож на тех пожилых родственниц, которые благодаря большому опыту знают почти обо всем, но только с одной, женской стороны; вот и он знает обо всем, но со своей, прозападной стороны. Обо всем, что актуально, а актуально то, что подходит для телевидения, многотиражных газет, для комиссий и семинаров по образованию и для выступлений в деловом клубе.
У пораженного Западом нет индивидуальности. Он нечто без свойств. Ни сам он, ни его дом, ни его слова ничем не пахнут. Скорее он — представитель всего и всех. Он не космополит или гражданин мира. Ни в коем случае. Он ниоткуда. А это не то же, что быть всюду дома. Он смесь личности без индивидуальности и без особенностей. Поскольку он не чувствует себя в безопасности, он держится закрыто, и, притом что обаятелен и умеет себя подать, он не уверен в своих словах. Подозрительность есть общее свойство эпохи, вот и он никогда не раскрывает душу. Единственная особенность, которую в нем можно ухватить, — это страх. Если на Западе человек приносит свою личность в жертву специальности, то здесь пораженный Западом ни имеет ни личности, ни специальности, а только страх. Страх перед завтрашним днем, перед увольнением, перед анонимностью. Страх, что узнают про пустоту того вместилища, которое, под названием мозга, отягощает его голову.
Пораженный Западом — пижон. Он женственен. Он очень заботится о внешности, вплоть до того, что иногда выщипывает брови. Он придает большое значение обуви, гардеробу и домашней обстановке и всегда выглядит так, будто его только что доставили из французского maison (дом) и распаковали из золотой подарочной бумаги. Каждый год он обновляет автомобиль, его дом когда-то был традиционным домом с террасой под навесом, подвалом, домашним водоемом, коридором и прихожей, а теперь он ежедневно выглядит по-новому. Сегодня это приморская вилла с громадными окнами, залитая неоновым светом. Завтра это кабаре с блестящей мишурой и барными стульями. Еще через день в доме каждая стена выкрашена в свой цвет и все поверхности покрыты разноцветными треугольниками, в одном углу Hi-Fi, в другом — телевизор, в третьем — пианино для упражнений юной леди, поодаль — стереосистема. В кухне и повсюду в каждом углу — то газовая плита, то электрическая стиральная машина, то другие приспособления. Пораженный Западом — преданнейший потребитель западной техники. А если однажды утром он узнает, что парикмахер и портной, чистильщик обуви и ремонтник позакрывали свои заведения, то он впадет в отчаяние и повернется к кибле (если он, конечно, знает, в какой она стороне).
Западные приборы и связанные с ними увлечения ему нужнее, чем школы и мечети, больницы и фабрики. Именно ради него у нас существует архитектура, не имеющая корней, фальшивое градостроительство. Ради него проспекты и перекрестки городов бесстыжим неоновым сверканием напоминают салоны красоты. Ради него выпущена кулинарная книга о пути к желудку под названием «Путь к сердцу» («Рахе дель») — она полна рецептов мясных блюд со сливками и сметаной, несъедобных в нашем сухом и жарком климате. Эта книга — лишь предлог для продажи произведенных в Европе газовых плит... Ради него сносят своды базаров, ради него разрушили Текие Доулат. Ради него соорудили безобразное здание сената. Согласно его вкусам, наши военные разряжены в аляповатую форму, на которую как будто истратили запас целой галантерейной лавки, с аксельбантами на плечах и груди.
Пораженный Западом настолько привык ориентироваться на другую сторону света, что не воспринимает всерьез происходящее в нашей части Востока, в этом, как ему кажется, незначительном средневосточном мирке. Если его интересует политика, то он в курсе малейших отклонений вправо и влево британской Лейбористской партии, а об американских сенаторах знает больше, чем о министрах собственного правительства. Имена и карьеры обозревателей из Time и News Chronicle ему известны лучше, чем жизнь его племянника из далекого Хорасана. Он считает, что эти обозреватели красноречивее пророка ислама, а почему? Потому, что они больше влияют на дела страны, чем отечественные политики, обозреватели и депутаты. Если он принадлежит к сфере литературы, то интересуется только нынешними лауреатами Нобелевской, Гонкуровской и Пулитцеровской премий. Если он ученый, он палец о палец не ударит, чтобы самостоятельно исследовать проблему в стране, он лишь следит за тем, что по этому поводу сказал или написал западный востоковед. А если мы посмотрим на обычных людей — читателей иллюстрированных еженедельников, — то здесь ситуация и вовсе прискорбная.
В былые времена достаточно было одного аята из Корана или весомой цитаты на арабском, чтобы замолчали оппоненты и прекратились споры. Сегодня такой эффект производит цитирование европейца, причем в любой отрасли знания. Дело доходит до скандалов: предсказания западных гадателей или астрологов вдруг всю планету погружают в смятение и ужас. Откровение ищут сегодня не в вероучительных книгах, а в европейских карманных изданиях, читают по губам репортеров Reuters и United Press — эти корпорации делают сегодня фальшивые и не фальшивые новости.
Логично пользоваться западными книгами для знакомства с научным методом и способами производства машин, а также с основами западной философии, но пораженному Западом нет дела до европейской философии, он прибегает к западным источникам даже тогда, когда хочет узнать о Востоке. Вот отчего востоковедение (почти наверняка являющееся наростом на корне колониализма) властвует над умами и мнениями в пораженных Западом странах. По любым восточным вопросам — исламская философия, обычаи индийских йогов, суеверия индонезийцев, национальный характер арабов и т. д. — пораженный Западом ищет сведения в западной литературе и только ее критерии считает надлежащими. Даже самого себя он познает в терминах востоковедения. Он своими руками превратил себя в объект изучения востоковедом под микроскопом. На эти наблюдения, а не на то, что он видит, чувствует и испытывает сам, он опирается.
Считать себя ничем, не думать самостоятельно, отказаться от всякой опоры, собственных глаз и ушей, отдать право распоряжаться своими чувствами последнему западному шарлатану, написавшему и сказавшему хоть слово в качестве востоковеда, — это и есть отвратительнейшее проявление гарбзадеги! Я понятия не имею, с каких пор востоковедение стало «наукой»! Западный ученый — специалист по восточным языкам и диалектам, по музыке звучит приемлемо, как и специалист в этнографии, социологии, пусть спорно, однако тоже приемлемо. Но что значит быть востоковедом в широком смысле? Разбираться во всех тайнах Востока? А мы что, живем в эпоху Аристотеля? Поэтому я назвал востоковедение наростом на корне колониализма. Забавно: у востоковедов есть связанная с ЮНЕСКО организация, они проводят конгрессы каждые два или четыре года, участвуют в других организациях и где только не участвуют. Беда в том, что наши выдающиеся деятели, особенно политики и литераторы (а пораженные Западом страны характеризует то, что многие литераторы, причем знаменитые, приходят в политику, а крупные политики обязаны писать книги), в большинстве своем позволили востоковедам заговорить им зубы. Эти востоковеды, не имевшие призвания в своей собственной стране, совершенно несведущие и бесталанные в технике, науке, взялись изучать восточные языки и поступили на тайную или открытую службу в свое министерство иностранных дел, после чего их экспортируют в нашу часть мира вместе с машиной и техническими специалистами или даже в качестве передовых отрядов, обеспечивающих экспорт. В свободное от продаж западных товаров время востоковед мычит какие-то стишки, чтобы верный покупатель мог воскликнуть: «Вы видели? Слышали? Как хорошо он говорит по-персидски!» Так появляются у нас востоковеды с их книгами и теориями, с раскопками и изучением поэзии и музыки... Рынок для продажи машин успешно освоен, и в этой обстановке что делает европейский пришелец? Пишет исследование о Мулле Садре, или рассуждает о вере и неверии в Имама Времени, или исследует чудесные дела шейха Заплаткат-дина Нищеброда. Затем на его мнение ссылаются, и не только пораженные Западом... Я сам не раз слышал упоминания Карлейля, Гюстава Лебона, Гобино и Эдварда Брауна как бесспорных авторитетов в анализе личностей, событий или верований на проповедях в мечетях (якобы последних бастионах борьбы с гарбзадеги).
Здесь уместно отметить следующее. Допустим, западный специалист, опирающийся на университеты и другие исследовательские возможности, на хорошо укомплектованные библиотеки, действительно, в сравнении с восточным коллегой, лучше владеет научным методом, у него шире мировоззрение и свободнее подход — даже в изучении восточных языков, религий и обычаев. Его мнение в связи с этим неизбежно обладает большим весом, чем мнение представителей Востока, не имеющих доступа к ресурсам. Не секрет, что музеи, библиотеки и университеты на той стороне света хранят горы награбленных древностей и рукописей, что опять же дает западному исследователю возможность распоряжаться бóльшим количеством материалов и, как следствие, иметь бóльший авторитет. Восточному интеллектуалу не до научных побед, он озабочен тем, как добыть пропитание и другие необходимые вещи. Существуют и тысячи других допущений. Это неизбежность. Но что, если восточный и западный специалисты применили один и тот же метод, но заняли разные позиции? Я раз за разом убеждаюсь, что в такой ситуации пораженный Западом человек обязательно признает правоту востоковеда или европейского исследователя, но не восточного специалиста.
И последнее. Пораженный Западом в нашей стране полностью игнорирует нефтяной вопрос. Он помалкивает, его благосостояние и успех не подталкивают его озвучивать эту проблему; даже если именно в этой сфере он зарабатывает, запах нефти не заставит его выразить обеспокоенность и заговорить. Вы не услышите ни намека, ни какого-нибудь «однако»! В нефтяном вопросе он покладист, услужлив, а при случае выступает полезным посредником. Иногда он даже издаст для западных коллег журнал по этому вопросу (смотрите «Кавеш» [«Изыскания»]) и снимет фильм (например, «Моудж ва марджан ва хара» [«Волна, коралл и гранит»]). Но все происходит так, будто вопроса или проблемы не существует. Пораженный Западом человек не мечтатель и не идеалист, он имеет дело с конкретикой. А конкретика состоит в том, что нефть обеспечивает легкий и бесперебойный доход в этой стране.